Менон налитым тяжестью взглядом обвел лицо Клеарха, а затем лица остальных. С Проксеном и Софенетом все ясно, они со спартанцем не разлей вода. Из остальных один или двое с ним втихую соглашаются, что архонт бывает заносчив, однако сейчас они все смотрели на него сплоченно, как будто он здесь лишний.
– Я военачальник с двадцатью годами на службе, – с вызовом заявил он. – Последнее, что я слышал, это что тебя отвергли эфоры твоей же Спарты. И ты нашел царевича, готового залить тебе глотку золотом. Но это не значит, что ты здесь главный, неважно, что думают все эти глупцы. А почему, кстати, они так думают – потому что так назначил Кир? Тогда, может, мы его сейчас спросим? Царевич Кир, где ты там? Отзовись! Вознеси голос, подними руку, если ты считаешь, что Клеарх должен нами повелевать! Или нет? Ты молчишь? В таком случае, спартанец, свою судьбу решу я сам. А также судьбу моих людей, которые на меня смотрят.
– Ядовитый ты аспид! – вмешался Проксен. – Клеарх, наоборот, дает тебе шанс уберечься. В случае если нас сегодня ждет измена. Неужто ты не понимаешь?
– Твой друг – большой мыслитель, – усмехнулся Менон, – как он сам о себе мнит. Интересно, что персы предложили ему на самом деле, когда пришли говорить от имени своего царя? Не могу не задаться вопросом, а не было ли это частью их уговора с архонтом Клеархом, о котором мы не ведаем? Сохраняй спокойствие, Проксен. Я и тебе не стал бы доверяться больше, чем требует нынешняя безысходность.
– Хорошо! – рявкнул внезапно Клеарх. – Идешь сегодня с нами. Возможно, хоть это избавит меня от твоего нытья. Проксен, а ты должен будешь остаться.
– Только не я, – тотчас ответил Проксен. – Я буду подле тебя.
Его тон не допускал возражений, и это снова дало Менону повод заговорить:
– Что бы вы ни затевали вместе, я это выясню. Так в чем дело? Должен ли Проксен переместить лагерь, пока нас здесь нет? Нет уж, Проксена я тоже желаю видеть около себя.
Клеарх через силу разжал правый кулак, между делом прикидывая, не сделать ли вперед два быстрых шага, оставив тело фессалийца холодеть на земле. Перспектива была заманчива, но он умерил себя так же, как когда ему было семь лет. Уроки, даваемые Спартой, были жестки, но именно они, как ничто иное, закаляли волю. А потому он через силу улыбнулся и неторопливо кивнул:
– Что ж, как скажешь. Мы вместе войдем в пещеру льва. И если он нас проглотит, то на губах у меня, Менон, будет твое имя.
– Говорить ты мастер, – пожал плечами Менон. – Но меня ты не проведешь. Это я могу тебе обещать.
Тиссаферн возвратился с наступлением вечера, когда багряное солнце пустыни спустилось вниз, к скудной поросли. Все двенадцать греческих военачальников, на вид свежие и отдохнувшие, уже ожидали. По негласным законам перемирия, с ними не было копий и щитов, но каждый оставил при себе короткий меч; что до Клеарха, то он предпочел подвешенный у поясницы копис.
Тысячи пришли их проводить и стояли сейчас в молчании. Тиссаферн насупленно покосился на это множество, где никто не выглядел поверженным или убоявшимся. Какой странный народ: проигрывая битвы, они как будто об этом не догадываются.
– Царь Царей повелел, чтобы ваши сподвижники во время вашего отсутствия оставались здесь, – шмыгнув носом, сообщил он. – Мой повелитель Артаксеркс изволил сказать, что перемирие действует, пока вы здесь, но не при движении туда или назад. Это понятно?
Клеарх какое-то время не отвечал. В полумраке глаза его казались неестественно, пронизывающе яркими.
– Понятно, – вымолвил он наконец. – Мир, если стоим на месте; война, если пошевельнемся.
Слова больше походили на угрозу, чем на согласие с требованием.
Тиссаферн, нервно отведя взгляд, дернул поводья.
Примерно через час хода – расстояние около тридцати стадиев – сгустилась темнота.
– Сколько еще, по-твоему, осталось? – спросил Проксен на греческом. – У меня уже ноги затекают.
– Откуда ж мне знать? – отозвался Клеарх. – Если затекают, то лучше всего лечиться бегом.
– А куда нам бежать? К тому же не забывайте, что я ранен, – вставил слово Софенет, указывая на свою перевязанную руку.
– Как про это забыть, если ты только об этом и талдычишь? – мрачно усмехнулся Менон, ожигая его взглядом.
– Как ни посмотри, а это всего лишь рана. От моей жены мне доставалось и похлеще, – добавил Проксен.
Неожиданно Софенет протолкнулся вперед, отчего его раненая рука нелепо дрыгнулась.
Тиссаферн в недоумении взирал, как дюжина греческих начальников припустила бегом, пихаясь локтями, как мальчишки на состязаниях. Какое-то время они неслись вперед, после чего сошли до темпа обычной пробежки. Слышались смех и шутливая перебранка.
Перс закатил глаза и, чтобы не отставать, направил коня рысью. Впереди, на отдалении, в ущелье между холмами, показались огни царского лагеря, о чем греки тотчас известили друг друга. В дальнейшем сопровождении они не нуждались. Между тем темп бега нарастал, и персы остались позади.
На себе Тиссаферн ощутил взгляды своих спутников – двоих насупленных молодых людей, прежде не имевших опыта общения с эллинами. Они взглянули на старейшину за каким-нибудь объяснением, но тот лишь сердито пожал плечами.
– Они безумцы, – буркнул он под их взглядами. – Кому по силам понимать таких людей?
Трое персов нагнали и опередили греков прежде, чем те добежали до расположения лагеря. Тиссаферн с раздражением ощущал, как от вечерней теплыни его бросает в пот. Греческие начальники скалились, глядя на персидских слуг, берущих под уздцы коней. Быть может, перед появлением к царской особе следовало переодеться, хотя приказ был возвращаться без промедления. Кто знает: может, Артаксеркс так рано его не ждет.
– Следовать за мной, – обратился он на придворном персидском, сопроводя свои слова жестом. Он знал, что кое-кто из них изъясняется на этом языке, но ему нравилось демонстрировать свое превосходство, понукая их, как детей или недоумков.
Греки сейчас держались плотной группой, а их шутливость угасла при виде строя смотрящих на них персидских солдат. По обе стороны прохода к лагерю персидские ряды застыли навытяжку; получалась целая улица из царского войска. К смятению Тиссаферна, Клеарх взял вбок и приблизился к здоровенному воину, стеклянно уставившемуся в пустоту. Вельможа в замешательстве смотрел, как грек одернул на нем тунику и сказал на ухо несколько слов, от которых рот у перса перекосился в улыбке, скрывшейся в смоляной бороде.
Такое действие позабавило остальных, и они принялись сбивчиво окликать грека на своем языке. Шествие вдоль прохода превратилось в подобие смотра, где царские воины собрались для одобрения эллинов. Тиссаферн поджал губы. Для него это были варвары и гости царя на этот вечер. Ему оставалось лишь натянуто улыбаться и взмахами пытаться руководить продвижением.
– А этот толстяк, по-твоему, разумеет на греческом? – полюбопытствовал Менон.
– Не он, так кто-нибудь все равно знает, – ответил Клеарх. – Так что не говори ничего, чего не хотел бы, чтобы они подслушали.
– Ты мудр, спартанец. Во многом ты напоминаешь мою мать.
– Мне кажется, я ее однажды встречал… – начал было Клеарх, но тут его прервал тягучий призыв труб впереди. Там занавесом раздернулся полог огромного шатра, и в окружающую темень хлынул свет.
Грекам, вошедшим в царский шатер, воздвигнутый в пустыне всего за один неполный день, трудно было воздержаться от изумления. Пол здесь был не из песка или утоптанной земли с наспех брошенным ковром, а напоминал полированный камень. Купол состоял из нескольких сводов, а воздух был маслянист от благовоний и ароматных воскурений. В такт игре каких-то струнных инструментов томно двигались полуобнаженные танцовщицы и мальчики с румянами и красочными узорами на коже. Вдоль стен тянулась цепь из сотен персидских солдат, напоминающих черных и белых жуков с лицами, рдеющими от жары и от возжигающих кровь снадобий. Сам воздух густел от смеси тепла пустыни и аромата втертых в кожу масел.
Двенадцать греков входили парами: впереди Клеарх и Менон, а сразу за ними Проксен с Софенетом. Менон не хотел стоять от спартанца по правую руку, но оказался там, когда с приоткрытым ртом заморгал в свете фонаря, играющего тысячами ярких язычков. Лампы висели на бронзовых штырях, стояли в каменных нишах, или же их держали в руках рабы, чьей единственной задачей было надлежащим образом давать освещение. Посередине шатра тянулся накрытый пиршественный стол с ножами, блюдами и чашами, все рядами расположенные на кроваво-красной скатерти. Над столом медленно вращался огромный, как жернов, светильник, волоча по кругу шлейф белых свечных огоньков. Вправо и влево перед эллинами тянулся стол, из-за которого на них взирали персидские начальники. Клеарх ощутил странную смесь эмоций, когда увидел среди них Ариея. Первой мыслью было облегчение лицезреть его живым, хотя напряженная улыбка и настороженность лица перса были достаточно красноречивы. Впрочем, стоит ли удивляться, что такой заправский вояка вновь снискал себе милость царя. Главное здесь в том, что ему удалось уцелеть.
Клеарх кивнул Ариею – большего тот едва ли заслуживал, – на что перс уклончиво уткнулся взглядом в пол. Архонт перевел взор на того, кто здесь во всех смыслах господствовал: на Царя Царей Артаксеркса. Богоподобный венценосец имел некоторое сходство с Киром, так что спутать его было невозможно, даже если бы его не обихаживали рабы, а пышностью нарядов он не напоминал драгоценный ковер. Сложения он был более плотного, чем описывал Кир, – явно воин, а не книгочей. На нем были свободные долгополые одеяния из какой-то легкой ткани, так что, несмотря на духоту шатра, он не выглядел взмокшим. Борода была намаслена и завита мелкими колечками. Из-под складок ткани проглядывал египетский нагрудник из золотистой бронзы, а за кушак был заткнут кинжал. Дремливая улыбка придавала его облику оттенок если не миролюбия, то во всяком случае незлобивости.