ал вперед: сторожить, не покажется ли кто со стороны бугра. Остальные разошлись по местам и затаились. До самих землянок было достаточно далеко, чтобы оттуда не услышали говор, но Руденец уверял, что подходить ближе не нужно: если люди побегут оттуда в лес, то только сюда, по знакомой тропе.
Полочане едва успели отдохнуть от перехода, как издалека раздался звук рога: это Ждивой повел своих родичей на приступ. Хортеслав взмахнул рукой и надел шлем; из-под шлема его сосредоточенное лицо стало казаться старше. С мечом наготове, с щитом у ноги, с волчьей шкурой на плечах, он замер в ельнике, окруженный своими людьми, дожидаясь знака со стороны тропы и не сводя глаз с заснеженных елей впереди.
Сначала ничего больше не происходило – казалось, очень долго. Среди тишины леса издалека донеслись крики, стук, грохот и треск. Потом между елями что-то мелькнуло, и все вздрогнули, хотя ждали именно этого. Из-за мелких елей выскочил мужик без шапки, в такой же, как у Хорта, волчьей шкурой на плечах; в руке у него был топор, а за плечами болтался, тяжело ударяя по спине, довольно объемистый кожаный мешок. За ним показалось еще несколько темных, косматых фигур: все бойники носили накидки из звериных шкур мехом наверх, в основном волчьи и медвежьи.
Не дожидаясь новых приказов, лучники пустили стрелы; трое бежавших первыми запнулись, мужик с мешком рухнул на колени со стрелой в груди, потом упал лицо в снег, мешок сорвался и прокатился немного вперед. Еще двое осели, будучи ранены; один завыл, зажимая пробитое бедро. И тут же остальные бойники разом рванули вперед, стремясь поскорее укрыться в ельнике. Но там их уже ждали. Хортеслав стоял на тропе, полностью загородив узкий поход между сугробами: верхний край щита лежит на плече, нижний – уперт в подогнутое колено, кончик меча хищно поблескивает из-за кромки. По сторонам тропы встали еще двое, Огней и Братила, прикрывая княжича с боков.
Однако, увидев впереди крашеные щиты, бойники даже не сбились с шага. Бежавший первым с ходу рубанул топором на длинном древке, вложив всю силу и надеясь ошеломить; Хорт шагнул под удар, сваливая вбок широкое лезвие, хлестнул мечем по бедру и, крутнув клинок, начисто снес голову разбойнику, который уже начал заваливаться вперед. Отступая, достал другого, что сцепился с Огнеем, стоявшим справа – хватило лишь резануть концом клинка по шее, над самым воротом кожуха. Но едва Хортеслав успел обрадоваться удачному удару, как тут же навалился новый разбойник: невысокий, но крепкий, в косматой волчьей накидке на плечах – прыгнул, оттолкнувшись от тела упавшего на тропу собрата, будто от бревна. Он был чуть ли не единственным, кто прихватил из логова щит: остальные свои побросали, чтобы иметь возможность тащить мешки с самым ценным из добычи. Прикрывшись щитом, низкорослый «волк» попытался столкнуть Хорта с тропы, придержать хоть на пару мгновений, чтобы кто-то из ватаги успел проскочить. Но Братила, стоявший слева, не глядя рубанул его по загривку, при этом ловко отбив брошенную в лицо сулицу.
Оставив на истоптанном, окровавленном снегу четыре неподвижных тела, разбойники отхлынули, но вожак, что-то крича хриплым голосом, снова погнал их вперед. Разбойники выкатились прочь из ельника и ударили на лучников. Заметив это, Хортеслав спрыгнул с тропы – он понимал, что тонкую цепь ватага мгновенно прорвет, и тогда перед ними окажется только лес.
Лучники били из-за деревьев, из-за упавших стволов; кто-то из разбойников падал или садился в сугроб, но основная толпа упрямо лезла вперед, проваливаясь в снег по колено. Их оказалось слишком много, немногочисленные лучники никак не успевали остановить всех. И Чадомиловичи побежали, спеша убраться с пути; кто-то замешкался, потянул из-за опояски топор и упал с разрубленным черепом.
Хортеслав рвался вперед, не обращая внимания на сугробы; походя зарубил ковыляющего с простреленной ногой бойника и побежал дальше, туда, где между деревьев мелькали упрямо пробивающиеся вперед темные фигуры. Заплечные мешки и короба делали их горбатыми, увеличивая сходство с лесными духами.
Он уже приметил вожака – это был мужик огромного роста, мало что не с ель высотой. На нем была темная медвежья шкура, лицо закрывала личина из сушеной медвежьей морды, и все вместе производило жуткое впечатление, напоминая шествия ряженых на Коляду, когда в долгой тьме торжествующей зимы на землю сходят духи мертвых. В голове билась единственная мысль: только бы не упустить! На бегу споткнувшись о мешок, Хортеслав сильно ушиб ногу; боли он в азарте почти не почувствовал, но отметил мельком, что в мешке лежало нечто очень твердое. Уж наверное, не деревянные ковши-уточки бойники спасают с опасностью для жизни! А вражеский вожак словно почуял угрозу: коротко оглянулся через плечо и бросился в сторону, прочь от остальной ватаги, проломившей заслон и теперь уходившей в чащу. Хортеслав, не раздумывая, устремился за ним.
Над поляной стоял сплошной вой: бойники привычным образом старались напугать противника. От воя закладывало уши, звенело в голове. Оскалясь, Хортеслав гнался за бойником, но, когда он все же нанес удар, тот провалился в пустоту: противника не оказалось там, где он был вот только что. Княжич с трудом выдирал ноги из снега, едва сохраняя равновесие.
– Это морок! – крикнул ему, подбегая, Соловей – тоже в шлеме, неотличимый от прочих кметей. – Морок, их меньше! Я же говорю, здесь колдун!
– Да где он, леший его дери! – Хортеслав нетерпеливо огляделся, пытаясь найти злодея.
Сражение рассеялось, полочане и бойники растеклись по лесу, среди стволов и кустов теряя из виду своих и чужих. Вой не прекращался, пронизывая душу холодом, вызывая желание зажмуриться. Казалось, выло каждое дерево, каждый куст, выл снег, испятнанный яркими кровавыми пятнами. Полочане выискивали врага, но бойники все казались одинаковыми, и каждый, кто оглядывался, видел перед собой троих противников, с одинаковой скоростью и одинаковыми движениями убегающих в разные стороны.
«Морок! Это морок!» – стучали в голове у Хортеслава слова Соловья. Смутно он понимал, что происходит: главарь бойников заморочил полочан, заставляя видеть троих на месте одного. Это сбивало с толку и не давало выбрать, за кем бежать, на кого нападать; полочане уже выбились из сил, гоняясь за мороком по глубокому снегу, пытаясь ударить морок и проваливаясь в снег из-за потери равновесия. Но сосредоточиться, остановиться не получалось; все носились между стволов, крича, как безумные, видя врага за стволами, нападая на кусты и темные ели.
Со стороны бугра уже выбегали вооруженные Чадославичи – они прошли вражье гнездо насквозь. Но их Хортеслав увидел лишь мельком, стараясь не упустить вожака. Тот на бегу зацепился за что-то под снегом, присел, развернулся, готовясь принять бой. Но не успел Хорт этому обрадоваться, как увидел слева от себя второго такого же огромного мужика! И это был в медвежьей шкуре с личиной, и так же держал в руке занесенный меч. Кто-то вскрикнул с другой стороны, и Хортеслав обнаружил слева третьего такого же медведя!
Засада? Он быстро огляделся, но никого из своих рядом не увидел – в азарте погони он миновал елки, ушел довольно далеко от тропы и оторвался от дружины. И вот теперь остался один против троих. Зло скрипнув зубами, Хортеслав стал отступать назад и вбок, обходя того из «медведей», что справа, чтобы тот оказался между ним и двумя другими. Необходимо было уйти от окружения, чтобы эти трое не могли напасть на него все одновременно. Разбойник вскинул огромный меч, и Хорт нырнул под удар, прикрывшись щитом и припав на колено, и ударил сам. Однако клинок рассек лишь пустоту: не было ни сопротивления, ни дождя горячих кровавых капель. Стремительно выпрямляясь, Хорт крутанул мечом вокруг себя, но никого не задел – противник оказался в трех шагах от него. Как?
Но времени думать над этим не было: с боков набегали еще двое. Подставив щит, Хорт отбил удар, оказавшийся вовсе не таким сильным, как он ожидал, подался назад, вновь пытаясь оказаться сбоку от «медведей». Наносивший удар проскочил мимо, а двое других приближались не торопясь, поигрывая мечами. Ярость застилала Хортеславу глаза. Хрипло выругавшись, он шагнул навстречу врагам, вновь попытавшись их обойти. Они кружили по поляне, будто волки, и пытались зажать его с боков, но Хортеслав отмахивался клинком, ловко уворачиваясь и уклоняясь. Воздух вдруг прорезала стрела; Хорт ясно видел, как она вошла в грудь одного из «медведей»; но не успел он обрадоваться тому, что врагов стало на одного меньше, как стрела свободно пронзила тело и полетела дальше!
Они что, бессмертные? «Это морок!» – мельком вспомнился крик Соловья. Воевать с мороками он был не обучен.
И вдруг оказалось, что пронзенного стрелой уже нет на прежнем месте. Хортеслав завертел головой, отыскивая врагов; со стороны тропы к нему на выручку мчался, взрывая снег, будто конь, сам Ждивой с кем-то из родичей, с топором и рогатиной наготове. Но драться оказалось не с кем. Из троих «медведей» поблизости не было ни одного. И вообще никого, только следы на снегу. Следы уводили за деревья, и Хортеслав пустился бежать. С трудом выдирая ноги из снега, держа меч и щит наготове, он мчался между деревьев, задыхался и сам понимал, что движется слишком медленно. Руки и ноги уже были как не свои. Он огибал стволы, стараясь не терять следа, продирался через колючие еловые лапы, бросавшие на потное лицо снежную пыль, перелез через заснеженный завал, не раз споткнулся, остановился, пытаясь отдышаться… и вдруг понял, что уже здесь был. И, похоже, не один раз. Убегающий злодей вывел петлю, будто заяц, заставив его бегать по кругу, а сам давным-давно утек.
Хортеслав упал на колени, чувствуя, что онемевшие руки больше не в силах держать меч и щит, а ноги не в состоянии сделать ни шагу. Он поднял голову, невыносимо тяжелую под шлемом, огляделся сквозь пот, заливающий глаза. Вокруг было тихо, и ничего живого.
Отдышавшись, он кое-как поднялся и побрел по своим следам назад. Вой стих, оглушающая тишина давила. Или он в самом деле оглох? Дрожащими руками Хортеслав расстегнул ремешок и снял шлем. Потряс головой, взял горсть снега, умылся. Крикнул – голос прозвучал слабо и хрипло, но он его услышал, а значит, не оглох.