– Константин Вильгельмович, – поморщился Нестеров, – помилуйте, батюшка вы мой. Здесь все-таки дамы-с.
– Пардон, – хохотнул пристав. – Виноват-с.
– Ради Бога! – княжна нетерпеливо дернула плечиком, точно сгоняя комара. – Что за нелепые предрассудки! Прошу вас, господин Вебер, продолжайте.
Бывший адъюнкт-профессор бросил на Вадима Сергеевича укоризненный взгляд, дескать, что вы, в самом деле, мешаете рассказу! Тот немедленно капитулировал, вскинув ладони на уровне груди и расплываясь в шутливо-виноватой улыбке. Жест вышел нарочито театральным, однако доктор произвел его так неловко, что задел тростью колено Алексея Алексеевича. Самым набалдашником, но весьма ощутимо. Толстяк тоненько охнул и ретировался за спину Холонева.
– Месье Вадимуа, разумеется, прав, – сказал полицейский чиновник, входя в раж. – Опустим физиологические описания по причине их излишней натуралистичности и перейдем к сухому изложению последующих событий. Итак, господа, ситуация патовая. Никто не знает, что делать! И тут в игру вступает ваш покорный слуга.
Внезапный порыв ветра разволновал на вишнях листву. По саду заметались тени, придавая рассказу штабс-капитана ореол таинственности и драматизма. Как в дешевом водевиле, мимоходом подумалось Фальку.
– Делать нечего, иду в самую гущу толпы. Проталкиваюсь в центр. При виде солидного мундира православные заметно робеют и замолкают. Я к полицейским, где, мол, околоточный! Это что здесь еще за комедь? Почему допустили дебош в непосредственной близости от духовной власти? Немедленно прекратить! Так и так, отвечают, извозчик напился пьян. В кабаке всех потоптал, сослуживцев своих чуть до смерти не уходил, а угомониться не желает. Заарестовать себя тоже не дает. Околоточный был, говорят, поглядел-поглядел, плюнул и отправился в часть за штуцером. Тут-де только пулей теперь возьмешь.
– Неужели убили? – ахнула Софья. – Как можно в живого человека стрелять!
Довольный эффектом полицейский поднял указательный палец.
– На крайние меры, разумеется, идти не хотелось. Убийство человека, даже если он является преступником, должна предварять и обуславливать веская причина. Но бывают порой случаи, когда иначе невозможно. Разве не стреляем мы, например, в сбесившегося пса? Однако следовало, конечно, попытаться спасти заблудшую душу. Потому обратился я к его сердечным товарищам. Давно вы с ним, спрашиваю, бражничаете? По какому случаю? Представляете, дамы и господа, мое удивление, когда извозчики поведали мне, что пьянствует Стёпка один, с самого утра и, что самое любопытное, гуляет на средства какого-то доброго барина! Тут как раз околоточный поспел. Прикажите открыть огонь, спрашивает? Жестом велел ему обождать, а сам подался к горемыке с уговорами. А он, негодяй, как щелкнет своей плеткой у меня над головой, как свистнет подле правого уха. До сих пор в голове звон стоит. На кого, спрашивается, руку поднял? На должностное лицо при исполнении!
– И как вы поступили? – заинтересовался Дмитрий Афанасьевич? – Велели стрелять?
– Какое там, ваше сиятельство! Кинулся к подчиненному, дай, кричу, ружье. Прибью, скотину! Натурально рассвирепел. Уже изготовился к выстрелу, вдруг слышу за спиной взволнованный голос нашего с вами доктора Нестерова: «Под колено берите, под колено! Не то насмерть прибьете. На бедре артерия, а выше того хуже. Во сто крат опаснее».
Все обернулись на Вадима Сергеевича, кто-то одобрительно кивнул. Медик скромно наклонил голову, дескать, весьма польщен, господа.
– И что же? – в голосе князя угадывались нетерпение и азарт. – Нажали вы на спусковую скобу или нет? Не молчите, черт бы вас побрал!
– Нажал, – улыбнулся Константин Вильгельмович. – Да так, что результат, господа, превзошел все мои ожидания. Смутьян рухнул, точно пшеничный сноп под лезвием серпа. Проклятый кнут завертелся на земле, вторя движениям своего незадачливого владельца.
– Внушительный был выстрел, – прокомментировал доктор на правах очевидца, – пуля угодила прямиком в переднюю большеберцовую мышцу.
– В ногу, примерно вот здесь, – пояснил Фальк своей спутнице, гуттаперчевым движением прикоснувшись к пышной юбке чуть ниже колена.
Девушка немедленно зарделась, но замечания не сделала. Напротив, желая отвлечь внимание брата от этого не вполне приличного жеста, она задала штабс-капитану короткий, но вполне уместный вопрос:
– А что было дальше?
– А дальше, дорогая Софья Афанасьевна, события не отличались чем-то особенно примечательным. Вадим Сергеевич немедленно кинулся на помощь страждущему. Мастерски остановил кровотечение, бойко распорядился моим денщиком и коляской на предмет доставки раненого в уездную больницу. Я, разумеется, ничего-с, позволил. Доктор, конечно, умчался следом, а ваш покорнейший слуга принужден был отправиться в святой храм. Принести положенные приличному христианину извинения протоиерею за случившийся инцидент. Пока пили с батюшкой кофей, вернулся наш добрый самаритянин. Ну, больше что рассказывать – отправились в путь и угодили в грозу. Вот, господа, на том, пожалуй, и весь анекдот-с. Потешил я вас, сударыня?
– Потешили, господин Вебер. И весьма! Сердечно вас благодарю. А то, сказать по правде, порой в усадьбе бывает немного скучно. Что о нас подумает Иван Карлович!
– Уверяю вас, мадемуазель, анекдоты и теперь принадлежат к числу излюбленных интеллектуальных развлечений. Притом в обеих столицах, – фехтмейстер щелкнул пальцами. – Знаете, господа, я весь вечер искал повода предложить одну любопытную забаву, да все не мог завести об этом речь. Каждый раз вышло бы не ко времени. А сейчас, по-моему, очень кстати. Не сыграть ли нам завтра в новомодную игру, которую в свете именуют: "Записки"?
– Как? Записки? – переспросила Ольга Каземировна, возвращая сбившимся манжетам симметричный вид.
Молодой человек ответил вежливой улыбкой.
– Это чудесная мысль! – Софья захлопала в ладоши. – Просто изумительная!
– Вам, Фальк, как всегда удалось завладеть вниманием и расположением наших дам. Хи-хи-с! – немедленно съехидничал профессор. – Я, впрочем, тоже заранее на все согласен. Мне никогда не приходилось ранее участвовать в этой игре. Полагаю, сие будет весьма занимательным времяпрепровождением-с.
Среди присутствующих тут же сыскались скептики.
– Прежде чем согласиться с утверждением нашего ученого-просветителя, позвольте мне, милостивый государь, поинтересоваться – в чем именно состоит суть предложенной вами шарады? Что для этого понадобится?
– Наберитесь терпения, дорогой доктор. Я, конечно же, охотно все разъясню. Самым подробным образом. Каждого из игроков потребуется заблаговременно снабдить обыкновенными письменными принадлежностями. При этом очень важно, чтобы бумага и чернила были абсолютно одинаковы. Даже перья, желательно сделать насколько возможно похожими друг на друга…
– Постойте, постойте, Иван Карлович, – шутливо нахмурился герой сегодняшнего происшествия – Вебер. – Позвольте на этом самом месте капитулировать и от приглашения вашего отказаться, потому как, во-первых, подобного рода затеи мне, увы, не приличны. Не по чину. Уж простите великодушно. А во-вторых, как видите, мы стоим теперь на распутье двух троп. И та, что уводит влево, к старой бане и пруду, принуждает меня немедленно на нее встать и распрощаться с честной компанией до завтра.
– Вы снова курить? – поморщился князь Арсентьев. – Надеюсь, когда-нибудь вы избавитесь от этой пагубной и богомерзкой привычки.
Отставной штаб-ротмистр приподнял брови.
– Его сиятельство, господин фехтмейстер, не выносят запах табаку. И чувствуют его с огромного расстояния! Вот и приходится старому ищейке каждый вечер, перед сном, отправляться в самый дальний угол усадьбы и раскуривать милую сердцу трубку, любуясь видом заросшего водоема, – полицейский коротко поклонился. – Доброй ночи, господа!
Через мгновение единственным напоминанием о недавнем присутствии Константина Вильгельмовича осталась цепочка неясных следов на раскисшей от дождя земле.
Глава семнадцатая
К утру грязь подсохла. Редкие лужи и вышедший из берегов пруд служили единственным свидетельством давешнего ненастья. Пересечение двух троп в глубине сада, на котором простились вчера с Вебером, было совершенно не узнать. Мерзкая хлябь испарилась, словно по мановению волшебной палочки. Было болото, а стал сущий оазис. Эдэмовы кущи!
Здесь, согласно вчерашней договоренности, и ожидал Ивана Карловича его новый подопечный. От старой бани, служившей Тимофею временным пристанищем, до места встречи было подать рукой.
– Доброе утро, Ефимов.
– И вам поздорову, барин.
– Ну, пошли, что ли, – пробормотал фехтмейстер, указывая свободной от шпаг рукой на дорожку, что вела прямиком к доморощенной арене.
Тимофей, смотрящийся рядом со своим преподавателем истинным Голиафом, равнодушно пожал плечами и двинулся в указанном направлении. Фальк, шествуя в двух шагах позади, неотрывно глядел ему вслед, посверкивая глазами из-под сдвинутых бровей. План вступал в активную фазу, и дефицит времени принуждал к решительным действиям. Для начала объект следовало немного деморализовать.
– Скажите, Тимофей, кто догадался назвать деревянные подмостки «Колоссеей»? А, впрочем, не трудитесь. Полагаю, мне и самому прекрасно известен ответ. Подобное авторство может принадлежать только одному человеку во всей усадьбе. Право, что за склонность к мелодраматизму! А я гадал, откуда взялась вся эта нелепая затея? Гладиаторы, уроки-поединки…
Гроза влюбчивых служанок молчал. Ни ответа, ни комментария.
– Мои познания древней истории, разумеется, невозможно поставить в единый ряд с интеллектуальным багажом Алексея Алексеевича Мостового, – как ни в чем не бывало, продолжил Фальк, – однако их вполне достанет, друг мой, что бы немного рассеять густой туман минувших эпох. Известно ли вам, что такое "гладиаторские игры"? За безобидным названием скрывается одно из отвратительнейших злодеяний человечества. Сие есть широко распространившийся среди римлян зверский обычай принуждать специально обученных людей сражаться друг с другом на потеху публике. Для этого нарочно возводили арены, самой знаменитой из которых был Колизей. Конечно, Колизей даже близко не походил на то деревянное убожество, которое мы видим теперь перед собой. Это было полностью каменное сооружение, располагавшееся в самом сердце Рима.