ыдал ваш собственный профессионализм.
Нестеров провел пятерней по седеющей бородке и задумчиво подытожил:
– Таким образом, получается следующее. Злоумышленник, имея долгоиграющий замысел, основанный на интригах и знании психологии, понимает, что из-за ранения Ефимова поединка с князем не будет, во всяком случае, такого, как нужно ему, и меняет планы. Провоцирует дуэль намеченной жертвы с заезжим фехтмейстером. Передает его сиятельству записку, компрометирующую Софью Афанасьевну посредством игры в записки. Подставляет и убивает Вебера, обеспечивая возможность дуэли. В результате Фальк становится новым козлом отпущения. И впрямь ловко!
– Самое поразительное в этой истории, – сказала Ольга Каземировна, насупив точеные бровки, – что оба убийства были совершены способом, выставляющим виновником другого человека. Притом, со всей очевидностью! Сначала мы единодушно поверили, будто бедного Константина Вильгельмовича зарезал бежавший Ефимов, затем все также безоговорочно назначили в душегубы Ивана Карловича. Это просто уму непостижимо!
– Вы, безусловно, правы, сударыня! – пророкотал пристав и потряс над головой похожей на окорок ручищей. – Сие признак наивысшего профессионализма! Однако кое в чем вы все-таки ошибаетесь.
– В чем же?
– Ефимов никуда не бежал. Ни он, ни Татьяна.
– Как?!
– Черт побери, а где же они тогда?
Ответ полицейского прозвучал буднично, словно речь шла о чем-то совершенно обыденном. О ценах на дрова или достоинствах охотничьей собаки.
– Убиты-с!..
Раздался испуганный девичий вскрик. Софья Афанасьевна зажала рот ладошками.
Явно наслаждаясь эффектом, Антон Никодимович постукивал пальцами по фарфоровой чашке.
– А что же вы думали, лиходей такого уровня оставит свидетелей в живых? Прихлопнет Вебера прямо у них на глазах, а после поможет бежать? Да еще и помашет на прощанье белым платочком-с? Нет, дорогие мои. Дудки! Если я правильно понимаю логику этого страшного человека, Тимофей и Татьяна совсем ненадолго пережили Константина Вильгельмовича.
Княжна попыталась взять себя в руки и с всхлипыванием спросила:
– А где… где же тогда…
– Трупы? – весело подсказал Поликарпов сложное слово. – Времени у профессора было в обрез. А посему бьюсь об заклад, что наши Ромео и Джульетта обрели покой на дне заросшего пруда, что в десяти шагах от бани. Всего только и нужно, привязать к еще теплой руке или ноге какой-нибудь подходящий груз, приволочь тело к кромке воды и скинуть туда, где поглыбже-с. Думаю, поискать в парилочке, аккурат не досчитаемся кочерги или железного тазика.
Тик-так, тик-так!
***
Владимир Матвеевич Холонев поднялся из-за стола, подошел к идеально чистому окну и отворил створку. Парчовая штора немедленно заколыхалась на ветру и комната, словно по мановению волшебной палочки, наполнилась запахами близкого сада. Ночная прохлада вступила в неравную схватку с искусственным теплом изрядно натопленного помещения.
Несмотря на духоту, Софья Афанасьевна настойчиво куталась в плед. Достаточно было мельком взглянуть на нее, что бы различить раскрасневшиеся щеки и влажный блеск нежной кожи. Девушке явно было жарко, однако расстроенные нервы, как видно, временно лишили ее способности объективно оценивать обстоятельства. Впрочем, следующий же заданный княжной вопрос, вполне логичный и своевременный, свидетельствовал совершенно об обратном.
– Что произошло потом? Каковы были дальнейшие действия убийцы?
Антон Никодимович важно наклонил голову, точно ожидал услышать именно это.
– Для завершения задуманного ему необходимо было сделать всего один шаг. Последний. Смазать шпаги заботливо припасенным ядом. Оставалось только выждать удобный момент.
– Ну… – протянул Холонев и махнул рукой, – таких моментов у нашего профессора было превеликое множество!
Поликарпов ехидно сверкнул глазами.
– Мне, Владимир Матвеевич, больше нравилось, когда вы нянчили свое оскорбленное самолюбие. Ей-богу, сударь, вы хотя бы молчали и не встревали со своими в корне неверными замечаниями.
– Но…
– Боюсь, что на "но" нет времени!
– Но, ведь…
– И на "но, ведь" тоже! Давайте я лучше сам быстренько поведаю присутствующим окончание этой запутанной истории, и мы все дружно отправимся на боковую. Глядите, уж ночь на дворе. Мы изрядно устали!
Никто из сидящих за столом не выглядел ни усталым, ни сонным. Все слушали, затаив дыхание, точно дети долгожданную рождественскую сказку.
– Итак-с, господа присяжные заседатели, – произнес пристав, по-прежнему воображавший себя обвинителем в суде, – имея некоторое количество более или менее достоверной информации, мы смело можем утверждать, что секрет опаснейшей в мире древолазной лягушки был нанесен на клинки после первой дуэли Дмитрия Афанасьевича с Иваном Карловичем. Что состоялась вчера утром, у ротонды. Согласно выводам следствия, господин Фальк не виновен, а следовательно, не причастен к отравлению оружия и, будь оно смазано смертоносным зельем, обязательно бы заметил неладное. Зато вечером, в темноте да при свете факелов, возможность обнаружить на лезвии яд представляется весьма маловероятной. По возвращению господ фехтовальщиков с лесной прогулки, которая в тот раз по чистой случайности не окончилась кровопролитием, шпаги перекочевали во временное владение усадебного приказчика Холонева и находились под его пристальным надзором вплоть до окончания драмы. А стало быть, единственным временным отрезком, на протяжении которого клинки могли быть отравлены, являются те полчаса, когда все обитатели усадьбы собрались в старой бане и разглядывали мертвое тело станового пристава Вебера.
Полицейский выдержал короткую паузу, перевести дух, и не без удовольствия отметил, что ему удалось всецело завладеть общим вниманием. Нетерпеливо поерзав на стуле, он заговорил вновь, постаравшись придать своей речи чуть больше пафоса:
– Показания конюха позволяют судить о местонахождении злосчастных рапир в обозначенный временной отрезок. Слуга клянется, что по прибытию бар от ротонды оружие было на Дульсинее…
– На ком, простите?
– Приторочено к седлу Дульсинеи, – нарочито вежливо повторил Антон Никодимович. – Любимой княжеской коняжки, оставленной вместе с другими скакунами у ветхого предбанника, близ пруда. А теперь, дамы и господа, позвольте сделать вам вопрос, кто из присутствовавших, тогда на месте преступления, имел неосторожность отлучаться? Хотя бы на минуту-с?
Раздалось сразу несколько голосов.
– Черт бы меня побрал, если это не наш скорбный желудком педагог.
– Я думала, человеку и впрямь плохо! – покачала головой Ольга Каземировна.
Поликарпов невольно поежился под пронзительным взглядом молчавшей княжны. Ему показалось, будто что-то в облике девушки незримо переменилось. И не сказать, чтобы в лучшую сторону. События последних часов напрочь вытеснили из Софьи Афанасьевны былую мягкость и детскую непосредственность.
Ничего, подумал пожилой сыщик, время лечит. Станет барышня еще смешливей и милей, чем прежде. Перемелется – мука будет!
– А откуда, ваше благородие, вы взяли, что рапиры не могли быть намазаны отравой в период хранения в холоневском чуланчике? – спросила юная помещица, недоверчиво приподняв точеную бровку.
– Помилуй, Софи! – возмущенно пророкотал управляющий.
– Очень просто, сударыня, я исключил этот вариант, основывая свои умозаключения на твердых фактах и логике. Видите ли, внимательный осмотр дуэльного реквизита дал весьма любопытный результат. Мне удалось обнаружить, что навершие шпаги, которой сражался господин Фальк, было искуснейшим образом спилено почти наполовину. Представляете, мое удивление!
– Как спилено?! – воскликнула Ольга Каземировна.
– А вот так! – улыбнулся пристав, щелкнув пальцами.
– Ведь это жульничество, господа!
– Вне всяких сомнений, мадемуазель. Баланс клинка был изрядно смещен, отчего оружие стало почти неуправляемым-с. Уверяю вас, если бы речь шла не об учителе фехтования, оппонент князя Арсентьева был бы давно уже мертв и не сидел бы теперь среди нас.
Софья Афанасьевна сделалась еще красней, страдальчески вздохнула, но заставила себя задать честный вопрос.
– Владимир Матвеевич, мой брат об этом знал?
Холонев тоже пошел густыми малиновыми пятнами и… промолчал.
Стараясь ни на кого не глядеть, девушка тихо произнесла:
– Стало быть, знал…
– А с чего вы все-таки взяли, сударь, – заголосил вдруг Мостовой, – что эти несчастные шпажонки не могли быть отравлены пока лежали у Володи Холонева? Вот вы говорите факты, логика! Но разве не логично предположить, что все это сделал приказчик? Раз спилил с рукояти набалдашник, что бы обеспечить своему сюзерену викторию, то вполне мог и нанести на лезвие яд. До полного кумплекта, так сказать. Чтоб наверняка!
– Да, мне приходило это в голову, господин адъюнкт-профессор, – хитро улыбнулся пристав. – Но зачем, извольте вас спросить, в таком случае было смазывать оба клинка-с? Ведь почтеннейший Владимир Матвеевич доподлинно знал, каким оружием будет биться каждый из дуэлянтов. Иван Карлович шпагой со спиленной шишкой, князь – целой. Нет! Это могло сделать только третье лицо. Лицо, являющееся настоящим убийцей. То есть, вы-с!
Алексей Алексеевич застонал, точно от зубной боли и предпринял еще одну отчаянную попытку оправдаться.
– И все равно не сходится! Вы судите о моих поступках предвзято и совершенно бездоказательно. По-вашему, выходит, раз я выбегал из чертовой бани – я и есть проклятый душегубец и сволочь, каких мало. Ну, послушайте себя, ведь это же чистый бред! Да, теоретически я мог все это сделать. Подчеркиваю, те-о-ре-ти-че-ски! Но где, господин иудейский прокуратор, хоть одно маломальское доказательство? Что вы можете предъявить? Пустые умозаключения? Ха! Боюсь, что в суде, ради эффектного выступления в котором, вы битый час упражняетесь в словоблудии, вам не никто не поверит.
– Вы не того боитесь, ваше благородие, – сверкнула глазами Софья Афанасьевна, похожая в эту минуту на истинную валькирию. – Я сейчас же прикажу мужикам взять багры и хорошенько прочесать пруд. Если в нем и впрямь найдутся… если там обнаружатся… Татьяна и Тимофей… это подтвердит выводы следствия и тогда.