«Люди распустились, – снова подумал Кулфу. – Раньше такого не было». До катастрофы маза, прежде чем обратиться к колдуну, обязаны были принести дары и на коленях приблизиться к навесу, под которым он восседал. Раньше все было иначе. Если бы кто-то год назад сказал ему, что какой-то маза станет указывать ему, колдуну племени, что и где искать, он убил бы его, провозгласив жертвой духов. Так было всегда, так было заведено у Хаммар с начала времен. И духи всегда выказывали благосклонность своему народу. А сейчас?
Впрочем, какие духи?! Кулфу был прагматиком, он верил в духов и богов только в целях поддержания власти и порядка в племени. Он заботился об этих молодых ублюдках, которые теперь позволяли себе спорить с ним. Кулфу бывал в городах, в мире белых людей, в племя иногда возвращались их братья, ушедшие на поиски лучшей жизни, но не нашедшие ее. Он знал, что мир намного больше саванны, в которой жили Хаммар, что Омо – не единственная река в мире. Что многие люди живут совсем иначе. Но он не желал жить той жизнью – сытой, удобной и комфортной, но опасной, вызывающей у людей зависть друг к другу. Он выбрал этот путь, путь его предков. И он будет отстаивать свой мир до конца.
Колдун взглянул на того маза, который говорил о городе белых. Идет по самому краю обрыва. Он легко может оступиться. Но…
Нет, такой способ решения проблемы не подойдет – Хаммар и так осталось слишком мало. Люди устали, они раздражены. Они возлагали надежды на своего вождя, на Кулфу, а он не смог их обеспечить ничем. Даже местом, где Хаммар могли бы жить, не боясь, что завтра их убьют более сильные местные племена.
В городке оказалось пусто. Обломки временных построек были разворочены, большая часть начала гнить. От свалки, в которую превратилось поселение, исходил отчетливый сладковатый аромат. У Кулфу не было особых сомнений в его источнике – под завалами, похоже, до сих пор оставались трупы тех, кто здесь жил. Даже падальщики саванны не смогли вытащить всех.
Здесь кто-то побывал до них. И наверняка не один раз. Все, что было ценного, отсюда забрали. Везде одно и то же – нет места для Хаммар в этом мире.
Взгляд Кулфу остановился на небольшой пластиковой коробочке. На крышке был нарисован сильно поцарапанный и выцветший крест. Аптечка. Это может пригодиться. Колдун открыл аптечку, порылся в лекарствах.
Почти все пришло в негодность. Несколько ампул – Кулфу не знал, что это такое, поэтому брать их не стал. Рассыпавшиеся таблетки. Он прочитал название – заковыристое слово, написанное латиницей, ни о чем не говорило Кулфу, но дальше значилось: «антибиотик». Это лекарство пригодится. Колдун достал пузырек, в котором носил специальный состав, необходимый для проведения некоторых ритуалов, выбросил содержимое – там все равно оставалось мало даже для одной церемонии – и насыпал туда порошок, образовавшийся из развалившихся таблеток.
Больше ничего стоящего в городе они не нашли.
Дальше за карьером начинался скалистый подъем на гору. Там искать было нечего, это место непригодно для жизни.
Кулфу резко ударил о камень посохом, с которым ходил постоянно, зажмурил глаза на несколько секунд и провозгласил, для убедительности подняв вверх левую руку раскрытой ладонью вверх:
– Духи сказали… – он сделал паузу, придавая фразе торжественности. Но на лицах маза он не увидел благоговения, одна лишь усталость. Плохо, очень плохо. Потерявший свою Традицию народ обречен на исчезновение. В это Кулфу верил безоговорочно и старался нести это в массы, – что нам нужно искать…
Договорить ему не дали. Кулфу смотрел на маза, он пристально следил за их лицами. Колдун ждал, когда кто-нибудь осмелится высказаться против того, что предлагает он от имени духов. Он видел, что сейчас кто-нибудь из них, скорее всего, тот, который решил взять на себя роль руководителя, отвернется и скажет, что они больше не хотят слушать Кулфу. Они выберут свой путь – путь в забвение.
Но прервали колдуна не маза. Его перебил негромкий, но настойчивый голос человека, говорившего на английском.
– Вы кто? – спросил белый мужчина мощного телосложения.
С ним были еще трое, двое белых и один азиат. Они вышли из-за огромного, нависающего над карьером булыжника, поэтому никто из Хаммар не заметил их приближения.
Маза дернулись, выставляя перед собой острые как бритвы копья, но Кулфу жестом остановил их. Против «дрели» и двух пистолетов копья были бессильны. Тем более в неумелых руках скотоводов.
– Мы племя Хаммар! – ответил Кулфу, гордо подняв голову. Белые должны понять, что Хаммар гордый народ и не собирается идти к ним в услужение.
– Дальше идти нельзя, – медленно произнес белый.
Похоже, он понимал, что облаченный в бычью шкуру с яркими, намазанными старой пересохшей охрой дредами Кулфу вряд ли бегло говорит по-английски. И он не ошибся. Для него Кулфу был дикарем. Для колдуна белый был… Нет, врагом он не был, он был чужим, пришельцем из иного мира.
– Нам нужно вернуться домой, – так же медленно, путаясь в словах, ответил Кулфу.
Чтобы вернуться, идти нужно назад. Но колдун отчего-то решил проявить неповиновение. Бессмысленное и безрассудное.
Много раз позже он будет думать, почему поступил именно так, отчего просто не ушел – ведь их отряду не нужно было идти туда, куда не пускали их белые. Но он так и не нашел ответа.
Белый, демонстративно выставив «дрель» перед собой, покачал головой. Хаммар не уходили, белые ждали решения. Собственно, решения было два: проиграть и уйти – тогда он больше не колдун племени, он может «насылать порчу духов» и убивать непокорных, но у него не останется уважения соплеменников, только страх, убивающий Традицию не хуже безразличия; и можно было дать маза команду атаковать этих белых и умереть. Физически, оставшись в памяти Хаммар, как значимый и уважаемый дух.
Но умирать не хотелось. Очень не хотелось.
Решение нашел один из белых, стоявших за спиной бугая с «дрелью». Он легонько дернул того за рукав, привлекая внимание, наклонился и что-то сказал в самое ухо. Кулфу слышал слова, но ничего не понял – человек говорил слишком быстро.
Белый с «дрелью» очень выразительно пожал плечами, поджал губы и почесал подбородок, размышляя о чем-то. Потом он упер указательный палец правой руки в штанину и поводил им из стороны в сторону, словно рисуя что-то. На какое-то время замер, закатив глаза, кивнул сам себе и, пробормотав быстро несколько слов себе под нос, обратился к Кулфу:
– У нас есть предложение: ты помогаешь нам, мы поможем тебе и твоему племени.
Кулфу не удержался, издав короткий изумленный вздох – белый говорил на языке Хаммар. Да, так он намного лучше понимал речь человека с «дрелью», но это было неправильно – его понимали и остальные Хаммар. А что-то внутри подсказывало Кулфу, что решать судьбу сделки предлагают ему одному.
– Что вы можете предложить? – тщательно выбирая слова, задал вопрос на английском колдун.
– Ты пойдешь с нами? – белый понял свою ошибку и тоже перешел на английский.
– Далеко?
– Не очень. С тобой будет говорить наш… главный, – он сделал небольшую паузу перед последним словом, видимо, выбирая понятный Кулфу термин.
– Хорошо.
Кулфу ответил сразу, не раздумывая. Племя Хаммар зашло в тупик. Он завел его туда, откуда выхода не было. И не стоило разбрасываться возможностями.
Главное – не пожалеть потом.
Маза остались на окраине разрушенного городка. Так сказали белые люди, и так приказал им колдун. Кулфу велел им возвращаться самим, если он не вернется до того, как солнце скроется за горой.
Впереди шел бугай, за ним Кулфу, следом – азиат, который все время держал оружие на изготовку и не сводил с колдуна настороженного взгляда. От него исходил отчетливый запах страха. В случае, если бы Кулфу решил сбежать от них, азиат не представлял бы никакой угрозы. Но подобных намерений Кулфу не имел.
Они спустились на дно карьера. Здесь была вода, но ни одно животное не пило ее. Понятно почему – та белая пыль, что осталась здесь со времен разработки карьера, делала воду мертвой, отравляя все живое. Очередное явление из прошлого мира, мира белых людей. Вот почему Кулфу никогда не хотел жить в нем.
Недалеко от оползня, снесшего когда-то почти половину стены, обращенной в сторону горы, в белой породе виднелось несколько черных, казавшихся бездонными, дыр. Здоровяк уверенно вошел в третью справа. Он явно ходил здесь не первый раз.
Внутри было прохладно, влажно и гулко. И сразу защипало в глазах и в носу. Кулфу чихнул несколько раз, потер нос, из которого вдруг полилась унижающая его слизь, но неприятное ощущение не прошло.
Азиат с пистолетом сказал что-то одному из своих. Кулфу не понял что. Но собеседник азиата ответил, что, мол, «хорошо» или «конечно».
В темноте тоннеля они несколько раз поворачивали, переходили в новые ответвления. Кулфу пытался запомнить путь, но вокруг было темно, да еще на глазах постоянно выступали слезы, и он быстро сбился, считая повороты и направления. Нет, самому отсюда не выбраться.
Потеряв ориентацию, Кулфу перестал обращать внимание на происходящее вокруг. Его занимали мысли о судьбе Хаммар. И о его собственной судьбе. Его власть пошатнулась, она, можно сказать, висела на волоске. Нужно что-то предпринять, нужно придумать…
Тихое жужжание вывело его из раздумий – перед ними распахнулись автоматические раздвижные двери: веха из прошлого мира. Материал, из которого сделаны двери, твердый и прохладный. Искусственный. Вероятно, очень прочный. Кулфу слышал когда-то давно название этого материала, но никак не мог вспомнить слово.
– Титапласт, – усмехнувшись, подсказал бугай.
Да, именно это название. Следом одна за другой открылись еще четыре двери. Надежная защита. Что у них там, что они здесь прячут?
За последней дверью подземелье преобразилось – здесь было светло настолько, что Кулфу, глаза которого привыкли к полумраку освещаемого фонариком тоннеля, невольно зажмурился. Слезы потекли с удвоенной силой. Да что такое творится с его глазами? И нос совсем расклеился.