Хэ не говорил. Он уже откровенно орал. Но капитан не слышал его – боль окутала все его существо, темнота заволокла взор, в ушах выстрелами вспыхивали обрывки слов, которые он не понимал.
– Так что уж извини, – неожиданно четко прозвучали слова полковника, – довольствоваться тебе придется подсознанием. У него принципов нет, изгадить больше ничего не сможешь.
Прямо перед глазами возникло лицо Хэ. Остроносое с маленькими раскосыми глазками. Какое-то бесстрастное и нечеловеческое лицо.
– Прощай, капитан, – произнесли губы полковника, и мир вокруг Шэня исчез.
Остался лишь поток льющейся из особой государственной «балалайки» информации, заполняющей опустевшую теперь кору мозга.
37. Две недели назад. Эль-Кувейт
Существо, подвешенное на ржавом железном крюке, истошно кричало. Как же оно орало! Разумеется, трудно оставаться сдержанным, когда здоровенный кусок железа щекочет тебе позвоночник. Не так, чтоб игриво, катаясь по спине холодным металлом – крюк внутри, глубоко под кожей, и, когда существо дергается, слышно, как позвонки скрежещут по ржавчине.
Он пытался не смотреть, но звук никуда не денешь. Для ушей, к сожалению, природа не предусмотрела возможности закрываться, отсекая излишние звуковые колебания окружающего воздуха.
Сидящий на стуле всего в каких-то трех метрах от занятого в данный момент крюка изо всех сил старался думать о том, кто извивался в агонии рядом, как о существе. Человеком это уже быть не могло. Как ни старался он, но помогал этот трюк мало – слишком уж напоминало человека кровавое месиво, с которого тощий хлюпик с перекошенным от старания лицом медленно сдирал кожу. Медленно и очень аккуратно, стараясь нигде не надорвать. Портфель он из нее собирается сделать, что ли?
От последней мысли сидящего вырвало. Он открыл глаза – на крюке ничего не изменилось, только лоскут, что тащил палач-извращенец, стал больше, и алая лужа на полу растекалась, подбираясь к самым ногам.
Он с силой зажмурился, так, что задрожал подбородок, потом снова открыл глаза. Его мутило, но сознание упорно не желало отключаться. Наверное, виной всему была инъекция, которую ему сделали перед тем, как привязать к стулу.
Его не били. Вообще – пальцем не тронули. Его даже не заставляли смотреть на то, что происходило по соседству. Создавалось впечатление, что его здесь просто забыли. Или он ждет своей очереди? В животе что-то с силой сжалось, поднялось вверх, сдавило тисками горло и не давало вздохнуть, по спине скатились крупные капли холодного пота. Нет! Он не хочет, чтобы с него заживо содрали кожу, он не хочет становиться таким… существом! За что, он же ничего не сделал?!
– Именно поэтому, – раздался голос за спиной.
Кто это? С ним говорят или это галлюцинации? Здесь ведь ничего нет, кроме этого истошного крика. Почему оно так долго кричит? Что-то глубоко-глубоко в голове подсказывало ответ – оттого, что этот хлюпик, пускающий от удовольствия слюни, знает свое дело.
– Именно поэтому, – повторил голос, и сидящий на стуле понял – он говорил вслух. Орал, перекрикивая вопли приговоренного. Они все слышали, они знали его мысли и ответили на вопрос: он заслужил кары из-за того, что ничего не сделал.
– Но что я могу? – Он не узнавал собственный голос. Визгливый, срывающийся на хрипоту, больше походивший на тявканье собаки с горлом, передавленным тяжелым сапогом.
– Мы вам расскажем, любезный, – ответили из-за спины. – Вы готовы нас слушать?
Он хотел ответить, что, мол, да, но горло подвело, изо рта вырвался только беззвучный сип. Тогда сидящий на стуле изо всех сил закивал, так, что в шее что-то хрустнуло.
– Вот и хорошо, – согласился голос. – Но шоу вам все-таки придется досмотреть. А то вдруг вы решите, что это была всего лишь хорошо поставленная актерская игра. Сейчас, знаете, ли масса возможностей…
– Нет! – вырвалось у него, но было ясно, что его мнения никто здесь не спрашивал.
Сколько еще времени несчастный, превращенный в кусок кровоточащего мяса, бился на соседнем крюке, он сказать не мог. Ему показалось, что минула вечность.
Потом его отвели в какое-то помещение. Просторное и неплохо обставленное. Больше всего этому месту подходило название кабинет. Кабинет здесь? Казалось, что в этой мясницкой не может быть ничего, кроме голых бетонных стен и заляпанного кровью холодного и влажного пола, вода, надо думать, собиралась от постоянного мытья, которым пытались замести следы предыдущей казни. Или это была не казнь? Да и нужно ли хозяевам скрывать то, что здесь происходило?
В общем, кабинет совершенно не вязался с этим местом. Но вид нормальной человеческой мебели успокаивал и вселял надежду. Если и не на лучшее, то хотя бы на отсрочку неминуемой гибели.
– Вам понравилось наше представление? – улыбаясь, спросил высокий, хорошо одетый мужчина, который сидел на дорогом, обитом кожей, кресле. Приятная улыбка, правильные черты лица, опрятность и лоск – все это располагало к общению с хозяином кабинета.
Затравленно озираясь, он помотал головой. Странно было бы предположить, что ему могли понравиться зверства, которые демонстрировал хлюпик с безумными глазами пятью минутами ранее.
Он огляделся – большая часть мебели в кабинете обита кожей, снятой с тех несчастных? Он понял, что к горлу опять подступает тошнота. Он опустил глаза и, заметив, где лежит его рука, резко отдернул ее: подлокотник кресла, в которое его усадили, тоже был выполнен из мягкой коричневой кожи.
Хозяин кабинета, заметив перепуганный взгляд и движение собеседника, рассмеялся.
– Успокойтесь, мы здесь не занимаемся скорняжным ремеслом. Всего лишь – вопрос безопасности государства. Вы ведь преданный сын Исламского Союза?
Он кивнул, не сводя обезумевшего взгляда с хозяина кабинета.
– Вот и хорошо, – констатировал тот. – У нас есть для вас небольшое поручение. В сущности – пустяк. Но очень важный пустяк, как вы можете догадаться.
– Что я могу?.. – Он не понимал, не мог даже представить, чем может быть интересен этим людям. Никто из них не назвал себя, но и так ясно, откуда они все: внешняя разведка Европейского Исламского Союза. Или что-то вроде того, возможно, какая-то более мелкая, но намного более секретная структура, подчиняющаяся непосредственно правительству Союза. Какое это могло иметь значение?
– Ну, – усмехнулся мужчина, – не стоит так уж себя недооценивать. Не стану вас обманывать – вы не самый ценный член нашего общества, но послужить своему народу вполне могли бы. И служба ваша, если вы намерены добросовестно выполнить свой долг перед родиной, обязательно будет по достоинству оценена высшим руководством.
Зачем хозяин кабинета все это говорит? Неужели есть хотя бы микроскопический шанс отказаться, не встревать в странные и очень опасные игры политиков? Он в это не верил. Он был готов выполнить все, что угодно, лишь бы… Страшная картина извивающегося на крюке куска мяса, с которого палач снимал последние лоскуты кожи, отчетливо всплыла в памяти.
– Я все сделаю так, как вы прикажете! – поспешил он заверить разведчика.
– Я на вас надеюсь, – мужчина осклабился. – Нужно всего ничего: небольшая операция – вы даже о ней не вспомните, и продолжайте работать.
– Как? – не понял его пленник.
– Обычно. Со рвением и усердно. Как вы это делали всегда.
– А что мне нужно сделать?
– Вам нужно будет использовать три вещи. Просто включить их в нужное время.
Мужчина показал ладонью на предметы, лежавшие перед ним на столе: небольшой антрацитово-черный цилиндр, маленький носитель информации и раллер. Компьютер тоже был непроницаемо-черного цвета.
– Вы ведь ходите через этот новый архипелаг, через Африканское море? Ведь так? – спросил хозяин кабинета.
И это ему известно. Откуда? Эту информацию все члены экипажа держали в строжайшем секрете: тайна, которая казалась не столь уж важной, вполне могла стоить им жизни в следующем плавании. Хотя понятно – разведка.
– Не удивляйтесь, мы многое о вас знаем, – увидев изумление в глазах собеседника, сказал мужчина.
– Да, дважды мы ходили там.
– И пойдете в третий раз?
– Наверняка.
– Это замечательно! – Разведчик смотрел на человека взглядом, каким скульптор мог бы смотреть на изваяние, получившееся лучше, чем он представлял перед началом работы. – Тогда все это, – он обвел рукой лежащие на столе цифровые приборы, – ваше. Забирайте. Необходимые инструкции вам предоставят несколько позже.
– Да, и не забывайте, – добавил он после короткой паузы, – что не выполнить задание вы не вправе.
С этими словами хозяин кабинета согнул палец в форме крюка и, зацепив сзади воротник своей сорочки, изобразил действо, которое было продемонстрировано гостю несколько минут назад.
38. Городок Стоунвиль. К югу от горы Кения
Когда он проснулся, уже давно было утро. Яркий свет врывался во все щели и окна, заливая оттенками желтого остатки помещения с покосившимся потолком. Внутри еще оставалась ночная прохлада, но из окна, разверстого словно пасть сказочного дракона дул теплый ветер. Саванна нагревалась, и скоро начнется жара.
Хоакин осторожно перевернулся. Нога болела, но терпимо. И в общем, самочувствие заметно улучшилось. Вроде бы он даже выспался – так поздно за последние два года он не вставал ни разу.
Рядом работал аварийный передатчик – индикатор заряда батареи приближался к нулю, но еще трепыхался из последних сил. Услышал ли его кто-нибудь?
Хоакин сделал себе инъекцию найденного вчера антибиотика, отпил из канистры, сколько смог вместить желудок, и выбрался наружу.
Тишина. Ни звука не было слышно на улицах Стоунвиля. Только легкий теплый ветерок гнал по растрескавшемуся асфальту пыль, принесенную из саванны. Даже животные избегали этого места – видимо, память о присутствии здесь человека, двуногого монстра, несущего смерть саванне, еще не исчезла из жалких мозгов зверья.
Вокруг Хоакин видел лишь руины. Ни одного здания не уцелело в городке. Неужели так везде в мире?! Не может того быть, просто Африке, как всегда, досталось больше всех.