большинстве своем женщины не владели даже искусством грамотности.
Так вот, возвращаясь к Фенарете: уже в силу того, что она была повивальной бабкой, ей, понятное дело, не приходилось вести такую же затворническую жизнь, как подавляющему большинству других гражданок. За ней приходили, звали принимать роды, осматривать беременных и т. п. Не забудем и о том, что, по вышеприведенному свидетельству Платона, повитухи одновременно были и свахами.
Иными словами, мать Сократа должна была регулярно входить в чужие дома, общаться с различными семьями, подчас ей незнакомыми. Все это, разумеется, приводило к тому, что ее информированность, да и общий кругозор были несравненно более широкими, чем у средней афинской женщины. И она. похоже, имела чем поделиться с сыном. Уж не в нее ли он вырос таким общительным, живым, разговорчивым, неунывающим?
Во всяком случае, влияние Фенареты на Сократа никак невозможно отрицать. И это влияние должно было быть особенно интенсивным в первую пору жизни будущего философа. Ведь до семи лет, когда наступало время идти учиться, дети жили в гинекее с матерью. А отец с ними практически не общался. Мужчина-афинянин, в отличие от женщины, вел образ существования в высшей степени общественный. Встав утром и позавтракав, он покидал жилище, а возвращался лишь вечером, к обеду. Весь же день проводил на городских улицах и площадях: там занимался своими делами, участвовал в работе органов власти, узнавал последние новости, общался с друзьями, делал покупки на рынке…
Одним оловом, именно в те годы, когда душа ребенка наиболее активно впитывает все новые впечатления и информацию, когда происходит первичное формирование личности, — ребенок общался в первую очередь с матерью, а. по сути, больше и ни с кем, разве что с домашними слугами, если они были. И тут, конечно, многое зависело от личности матери. А Фенарета, как ясно из вышесказанного, была матерью необычной.
«Сократ по своему происхождению принадлежал к низшим слоям народа: Сократ был чернью». Автор этих слов — Фридрих Ницше{35}; о его отношении к Сократу; весьма сложном и противоречивом, но в целом негативном, еще будет говориться в последней главе этой книги.
Но сейчас речь не об этом, а о том, что в приведенной фразе Ницше всего лишь в крайне резкой форме высказал ту точку зрения, которая является общепринятой: Сократ являлся представителем «низов», простонародья, с которым из какого-то аристократического каприза общались члены знатных и прославленных родов (а таких было немало в его окружении, и с некоторыми из них нам в дальнейшем предстоит ниже познакомиться).
Однако в самое последнее время некоторыми учеными{36}, в том числе и автором этих строк, была высказана принципиально иная точка зрения, согласно которой Сократ — выходец из обедневшей знати, сохранивший связь со своей исконной средой. Поскольку такой взгляд выглядит парадоксальным, то необходимо рассмотреть приводимые в его пользу аргументы и проверить, насколько они весомы.
В одном из диалогов Платона Сократ, беседуя с молодым Алкивиадом, блистательным аристократом, заводит разговор о знатности. Алкивиад упоминает о том, что его род восходит к самому Зевсу, Сократ же отвечает: «Да и мой род, благородный Алкивиад, восходит к Дедалу, Дедал же происходит от Гефеста, сына Зевса» (Платон. Алкивиад I. 121 а). И в другом месте (Платон. Евтифрон. 11с) философ также замечает, что его предок — Дедал.
Имя этого легендарного скульптора, художника и изобретателя, конечно, известно каждому, кто хоть что-нибудь знает о греческой мифологии. Но мало кто слышал о том, что Дедал, согласно мифам, имел знатнейшее происхождение — был внуком или правнуком афинского царя Эрехтея. Сократ же именует себя его потомком и тем самым вроде бы претендует на принадлежность к древней аристократии.
В схолиях (позднеантичных комментариях) к Платону в соответствующем месте приводится следующее генеалогическое древо, разъясняющее происхождение Сократа:
Зевс — Гера
Гефест — Гея
Эректей — Прокрида
Метион — Некая женщина
Евпалам — Алкиппа
Дедал
В промежутке — многие мужчины и женщины
Софрониск — Фенарета
Сократ
Хорошо известно, впрочем, что схолии — крайне ненадежный источник{37}: в них очень много путаницы и произвольных домыслов. Безоговорочно ручаться за приведенные схолиастами сведения почти никогда нельзя.
Если верить приведенным выше свидетельствам, то можно было бы констатировать, что Сократ происходил из аристократического рода Дедалидов. Некоторые исследователи признают существование в Афинах такого рода — «младшей ветви древнейшей аттической династии Эрсхтеидов»{38}. Заметим, однако, что крупнейший специалист по афинской генеалогии Й. Тепфер отрицал существование этого рода{39}. В Аттике, правда, был маленький дем под названием Дедалиды, но это еще ни о чем не говорит.
Разбирая этот вопрос, обязательно нужно учитывать еще и то, что Сократ — великий иронист: даже его собеседники сплошь и рядом не могли понять, когда он говорит серьезно, а когда шутит. Не имеем ли мы здесь дело с очередным проявлением сократовской иронии?
Возведение Сократом своего происхождения к Дедалу может, в частности, означать и то, что, как мы уже знаем, отец философа Софрониск был скульптором или, во всяком случае, работал в этой сфере. Все скульпторы должны были — в метафорическом смысле — считать себя потомками Дедала, точно так же как, например, все греческие медики считали себя потомками бога врачевания Асклепия (более известного нам в латинской транскрипции как Эскулап).
Есть, однако, и более убедительные аргументы в пользу аристократического происхождения Сократа. Известно, например, о наследственной дружбе между семьями Сократа и неоднократно упоминавшегося выше Аристида Справедливого. Отец Сократа Софрониск и сын Аристида Лисимах «всегда были товарищами и друзьями» (Платон. Лахег. 180 е). А сам Сократ поддерживал близкие отношения с Аристидом Младшим, сыном этого Лисимаха и внуком Аристида Справедливого (Платой. Фсаг. 130 а; Теэтег. 150 е), хоть и сетовал порою, что тот выходит из-под его контроля, поддаваясь дурным влияниям. Подчеркнем сразу, что в Афинах в V веке до н. э. знатные аристократы, к которым принадлежала семья Аристида, не стали бы ни с того ни с сего дружески общаться с простолюдинами, выходцами из низов общества. Античные греки вообще очень ответственно относились к тому, с кем заводить дружбу, а с кем нет, поскольку воззрение «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты» воспринималось как безусловная истина (например, см.: Демосфен. XIX. 245){40}.
Говоря о связях между семьями Сократа и Аристида, продолжавшихся на протяжении нескольких поколений, отметим еще один занятный факт. Все знают, что Сократ был женат на Ксантиппе, имя которой стало хрестоматийным и нарицательным для сварливой женщины. Однако существует устойчивая традиция, представленная целым радом авторов (Аристотель. фр. 93 Rose; Деметрий Фалерский. фр. F 45 Jacoby; Плутарх. Аристид. 27; Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. II. 26; Афиней. Пир мудрецов. XIII. 556 а), согласно которой у Сократа была и вторая жена, по имени Мирто, которую он взял в свой дом то ли для того, чтобы помочь ей в нужде, то ли выполняя какое-то постановление, поощрявшее граждан для улучшения ситуации с деторождением иметь двух жен сразу.
Все перечисленные источники согласны только в одном — в том, что Мирто принадлежала к семье Аристида Справедливого. В остальном же — полный разнобой. Она фигурирует то как дочь Аристида (впрочем, этот вариант представляется совершенно невозможным: достаточно сопоставить время рождения Аристида — около 530 года до н. э. и Сократа — 469 год до н. э.), то как его внучка, то даже как правнучка. И женой Сократа она была не то до Ксантиппы, не то после, не то одновременно с ней… На наш взгляд, скорее можно считать, что по своему юридическому статусу Мирто была не официальной супругой Сократа, а его наложницей{41}. Как известно, афинское право отнюдь не запрещало гражданам иметь наряду с законной женой таких наложниц, которые, более того, вполне могли быть свободными женщинами и даже гражданками.
Не стоит даже и пытаться сейчас распутать все эти хитросплетения: у нас недостаточно достоверных данных. Констатируем только факт, который, кажется, все-таки можно считать имевшим место: Сократ находился в каких-то близких отношениях с женщиной из потомства Аристида. Эго была дочь или сестра Аристида Младшего, с которым, как упоминалось выше, философ общался.
В связи с наложницами процитируем слова оратора Демосфена, которые нашим современникам могут показаться глубоко циничными и шокирующими. «Гетер мы заводим ради наслаждения, наложниц — ради ежедневных телесных потребностей, тогда как жен мы берем для того, чтобы иметь от них законных детей, а также для того, чтобы иметь в доме верного стража своего имущества» (Демосфен. LIX. 122). Но Сократ взял в свой дом Мирто скорее всего для того, чтобы спасти ее от бедности. Ведь Аристид Справедливый, будучи бессребреником, почни не оставил своим потомкам наследства, и они сильно нуждались. Кстати, можно с немалой долей уверенности утверждать, что личность Аристида, его образ жизни оказали значительное влияние на Сократа, на весь стиль его поведения, который был максимально простым и непритязательным не только (наверное, даже не столько) из-за ограниченности материальных средств, но и по принципиально демонстративным соображениям.