о причине признавался неудовлетворительным (например, если выяснялось, что магистрат без необходимости израсходовал денежные суммы или превысил свои полномочия), «проштрафившийся» политик отдавался под суд. Впрочем, любое должностное лицо могло быть смещено и привлечено к судебной ответственности даже и до истечения срока своего пребывания у власти.
Откровенно говоря, здесь и нам есть чему поучиться у античных демократий, особенно вот этому сочетанию принципов свободы и ответственности. Афиняне, например, ни за что не допустили бы, чтобы политический лидер, нанесший своей деятельностью государству огромный ущерб, после этого избежал наказания и спокойно доживал свой век «на пенсии», огражденный неким юридическим иммунитетом. Кара за проступки была неизбежна.
Демократия во многих древнегреческих полисах классической эпохи, и особенно в Афинах, оказалась чрезвычайно эффективной формой государственного устройства. Она лучше всего соответствовала структуре гражданской общины и поэтому позволяла в полной мере учитывать интересы различных слоев граждан, динамично реагировать на различные вызовы — как внешнего, так и внутреннего характера.
Эту эффективность афинской демократии признавали даже многие ее противники. В 420-х голах до н. э. по рукам читающей публики в Афинах ходил небольшой анонимный памфлет «Афинская полития». Его не следует путать с более известной «Афинской политией» Аристотеля. Произведение, о котором сейчас идет речь, в науке условно называют «Афинской политией» Псевдо-Ксенофонта, потому что позже оно по ошибке попало в сборник трудов писателя и историка Ксенофонта.
Автор этого памфлета, пожелавший остаться неизвестным. принадлежал, видимо, к кругу аристократии, причем придерживался олигархических политических воззрений. Ему была отнюдь не по душе власть «корабельной черни». Он прямо писал об этом: «Что касается государственного устройства афинян, то. если они выбрали свой теперешний строй, я не одобряю этого нотой причине, что избрав себе его, они тем самым избрали такой порядок, чтобы простому народу жилось лучше, чем благородным» (Псевдо-Ксенофонт. Афинская полития. 1.1).
Однако чуть дальше олигарх — можно сказать, вопреки самому себе — продолжал: «Но, раз уж они решили иметь демократическое правление, мне кажется, что они удачно сохраняют демократию» (Псевдо-Ксенофонт. Афинская полития. 3. I). Иными словами, автор памфлета поневоле вынужден был согласиться: как бы ни было нелюбезно ему народовластие, лучшей альтернативы для Афин не существовало — демократия периода расцвета справлялась со всеми своими задачами прекрасно.
Разумеется, классическую афинскую демократию ни в коей мере не следует идеализировать. Этой политической системе был присущ ряд органических, неискоренимых пороков. Впрочем, бывает ли в реальной жизни (а не в утопических трактатах) государственное устройство вообще без недостатков?
Так, отмечается — и во многом совершенно справедливо, — что афинская демократия, да и любая античная демократия, была, в сущности, демократией для меньшинства. Она распространялась далеко не на все население, живущее на территории государства. Никаких политических прав не имели метэки (метеки) — лица, перебравшиеся на жительство в Афины из других полисов. О рабах и говорить нечего: они просто не воспринимались как личности. Женщины, хотя и считались гражданками, участия в управлении полисом тоже не принимали.
Фактически из жителей Аттики — а их количество в классическую эпоху составляло 250–350 тысяч человек (цифра колебалась в зависимости от разных факторов — военных потерь, эпидемий, экономического состояния и т. д.) — всей полнотой гражданских и политических прав пользовались лишь взрослые свободные мужчины, принадлежавшие к урожденным афинянам. Иными словами, те, кто входил в состав коллектива граждан, из кого комплектовалось народное собрание. А их было 35–45 тысяч, иными словами, не более одной восьмой населения. Бесспорно, это была демократия для меньшинства!
Однако во всем нужно следовать принципу историзма. Недопустимо подходить к античным политическим системам с нашими современными мерками, предъявлять им завышенные требования, которым они соответствовать заведомо не могут. Можно сколько угодно упрекать афинян за то, что они не предоставили гражданских прав женщинам и рабам. Но иная ситуация в те времена была просто немыслимой! Ведь еще не прозвучала проповедь христианства, не раздались знаменитые слова апостола Павла (Послание к галатам. 3. 28): «Нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского; ибо все вы одно во Христе Иисусе».
Собственно, потому и только потому, что две тысячи лет назад родилась христианская религия, женщины в цивилизованных странах ныне полностью равноправны с мужчинами. А в дохристианские времена даже мысль о таком равноправии никому и в голову бы не пришла. То же самое можно сказать и о рабах. Кстати, в США вплоть до середины XIX века, несмотря на вполне демократическую конституцию, в южных штатах, как известно, сохранялось плантационное рабство. И хозяева обращались с привезенными из Африки рабами куда более жестоко, чем афиняне со своими. Попробовал бы кто-нибудь предложить плантатору дать рабам хоть какой-то минимум человеческих прав — тот в ответ только рассмеялся бы. Да и женщины в рамках американской демократии долгое время не были допущены к участию в выборах. Тем более несерьезно ждать чего-то большего от древних обществ.
А что касается метэков… В этом пункте упреки по адресу афинской демократии выглядят особенно лицемерными. В сущности, в любом современном государстве имеются свои метэки. Только называют их более презрительно — мигрантами. Эго — люди, приехавшие из других стран. Естественно, на своем новом месте жительства они не располагают политическими правами. Скажем, выходец из Армении, Украины или Таджикистана, поселившийся в России, не сможет принимать участия ни в каких выборах и голосованиях. Более того, меры по отношению к ним постоянно ужесточаются. Пожалуй, в Афинах метэкам жилось лучше, свободнее. Во всяком случае, им не приходилось бояться, что их в любой момент остановит полицейский-скиф и подвергнет унизительной процедуре проверки документов (да и документов-то никаких не было).
Очень серьезным и отнюдь не голословным выглядит следующее обвинение, делаемое афинской демократии. Блеск и процветание классических Афин в золотой век Перикла во многом зиждились на беспощадной эксплуатации городов, входивших в Афинскую морскую державу. Этот мощнейший военно-политический союз, включавший десятки, а затем и сотни полисов в бассейне Эгейского моря и в других регионах. был создан еще при Аристиде и Кимоне для борьбы с персами, но после окончания Греко-персидских войн в 449 году до н. э. отнюдь не распушен; напротив, Перикл еще более расширял, укреплял его, упрочивал лидирующее положение Афин в объединении, а остальных союзников фактически низвел до статуса бесправных подданных.
Демократия — весьма дорогая политическая система, и ее реальное осуществление в любую историческую эпоху доступно далеко не всякому государству, а только богатому. Афиняне смогли воплотить в жизнь основные принципы демократического устройства не в последнюю очередь потому, что форос (подать), ежегодно присылаемый союзными полисами, представлял собой неиссякаемый источник доходов. Эти доходы можно было направлять и на оплату работы должностных лиц, и на возведение монументальных зданий, и на иные порождаемые народовластием расходы.
И опять же — все сказанное, конечно, верно. Но слишком строго судить афинян за их «империализм» — значит применять двойные стандарты, как говорится, видеть соринку в чужом глазу, не замечая бревна в собственном. И поныне сильнейшие демократические государства, во внутренних делах, для собственных граждан, руководствуясь принципами свободы и равенства, на внешнеполитической арене движимы совсем иными мотивами. Для них точно так же характерны империалистические тенденции, борьба за зоны своего влияния и интересов, а в конечном счете — за достижение гегемонии.
Перед нами — реальность. с которой ничего не поделаешь. Во все времена любое нормальное государство стремится не только к тому, чтобы быть демократическим, но и к тому, чтобы быть сильным и уважаемым. Это естественно. Почему же античные Афины должны были вести себя иначе? Конечно, средства, которыми достигается влияние на окружающий мир далеко не всегда достойны одобрения. Цинизм? Бесспорно. Но политика — вообще циничная, грязная вещь, ее не делают в белых перчатках
Подчеркнем: не следует слишком строго судить древних греков за то, что они не могли предотвратить появление этих негативных черт. Ведь демократическое устройство полисов Эллады, прежде всею классических Афин, было первым в человеческой истории образцом подобной политической системы. Пробы и ошибки к самом начале пути были неизбежны.
Одной из наиболее известных и часто порицавшихся негативных черт афинской демократии являлось нередко проявлявшееся в ее условиях засилье демагогов. Надо сказать, что слово это изначально не несло в себе ничего обидного или уничижительного. «Демагог» к переводе с древнегреческого — «вождь народа». Так могли называть любых политиков демократической ориентации. Так и называли, например, Фемистокла, Перикла. Но со временем, ближе к концу V века до н э., го есть как раз в сократовские времена, слово изменило свое значение и приобрело эмоциональную окраску.
Теперь демагогами обычно именовались деятели «низкого» происхождения (то есть не принадлежавшие к аристократии), использующие свои авторитет у демоса зачастую в личных корыстных целях. Демагоги были, как правило, ловкими и умелыми ораторами. Выступая с речами в народном собрании, в судах и других органах власти, они умели направить эмоции народа в нужное для себя русло и получить от этого политические (а порой — и вполне материальные) дивиденды. Ведомая демагогами демократия нередко принимала решения, на вид перспективные и заманчивые, но в действител