очередь именно его элитарные, аристократические и даже антидемократические стороны, в частности, настояние философа на том, что управление государством должно принадлежать не «совершенно невежественным» представителям демоса, а «знающим», «лучшим» людям. Нет надобности говорить, что к этим «лучшим» Алкивиад в первую очередь причислял себя.
Но Алкивиад, во всяком случае, на словах был сторонником демократии. А были среди сократовских учеников и собеседников и более откровенные олигархи. Выше говорилось о Критии, упоминалось о Ферамене — эти люди в той или иной мере прошл и выучку у Сократа. Они еще заявят о себе, попытаются воплотить свои идеи в жизнь. И на судьбе «босоногого мудреца» эти события скажутся самым непосредственным образом. Мы уже близки к новому этапу его биографии. Наступало грозное время…
В ТРУДНУЮ ПОРУ
Почти до пятидесятилетнего рубежа жизнь Сократа, столь насыщенная интеллектуально и духовно, с внешней стороны, в общем-то, не являла собой ничего особо достопримечательного. Постоянные беседы с согражданами и гостями Афин — на улицах, в лавках, да и где угодно, — задорные стычки с софистами, напряженный поиск истины в кругу преданных друзей. Никаких громких событий…
Это. в общем-то, естественно и даже типично для человека, который был не полководцем, не политиком, а мыслителем. Согласно распространенному представлению, философ вообще должен быть затворником-домоседом, и надо сказать, что в подавляющем большинстве случаев подобное представление вполне соответствует действительности. Был ли так уж богат событиями жизненный путь Декарта или Канта, Гегеля или даже Ницше? Да нет, конечно. Биография философа — это прежде всего история не его жизни, а его мысли.
Сказанное относится и к мыслителям Античности, хотя, может быть, в несколько меньшей степени и с определенными оговорками — учитывая, что общая мобильность людей, особенно представителей интеллектуальной элиты, была в древнегреческом полисном мире более высока, чем в последующие эпохи{189}.
Так, Платон и Аристотель по своему характеру, бесспорно, являлись затворниками, хотя, что интересно, при этом не были домоседами. Платон неоднократно совершал дальние, трудные и даже опасные поездки на Сицилию. Аристотель родился в Стагирах, учился в Афинах, подвизался несколько лет в городке Асе (в Малой Азии), в македонской столице Пелле был наставником будущего Александра Великого, потом опять возвратился в Афины, а скончался в Халкиде на острове Эвбея. Однако идеалом для обоих была все-таки мирная, спокойно текущая жизнь исследователя и преподавателя в стенах своей философской школы (роль которой для Платона играла Академия, для Аристотеля — Ликей). И, когда позволяли условия, они именно такой жизни и предавались.
У Сократа же парадоксальным образом все было в известном смысле наоборот. Затворником никак нельзя назвать человека, который почти никогда не появлялся дома — разве что ночевать приходил, да и то не всякий раз. Но, с другой стороны, он был домоседом — в том смысле, что терпеть не мог покидать родной город. Как мы видели выше, он крайне редко выходил из Афин даже в ближайшие окрестности. Что уж тут говорить о более далеких «вояжах»…
В данном отношении «босоногий мудрец» действительно резко контрастирует с большинством своих современников. Античные эллины — народ путешественников, а что можно сказать о путешествиях Сократа? Практически ничего. Окружающий мир, похоже, совсем не интересовал его; ему не хотелось знакомиться с новыми местами, осматривать достопримечательности и т. п. — настолько глубоко он был погружен в изучение внутреннего мира человека.
Впрочем, в юные годы, в пору ученичества Сократ, судя по всему, был еще более или менее легок на подъем. Позднеантичный биограф, ссылаясь на весьма авторитетных авторов, пишет о нем: «В молодости он с Архелаем ездил на Самос (так пишет Ион Хиосский), был и в Дельфах (так пишет Аристотель). а также на Истме (так пишет Фаворин в I книге «Записок»)» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. II. 23).
Как обычно, требуются некоторые пояснения. Визит Сократа в Дельфы, как видим, засвидетельствован самим Аристотелем, который, конечно, не стал бы придумывать факты из головы. Да мы и априорно должны были бы предположить, что Сократ — при его-то искренней религиозности — просто не мог хоть раз не побывать в главном сакральном центре Греции, в священном городе Аполлона и (подчеркнем) Диониса. Да. хотя об этом далеко не все знают, в Дельфах на самом деле почитались два божества. На протяжении большей части года, девяти месяцев — Аполлон. А вот в течение трех зимних месяцев, когда, как считалось, Феб покидал свой храм и отправлялся на далекий север, в край гипербореев, Дельфы становились центром поклонения Дионису.
Мы уже знаем, что образы обоих этих богов занимают весьма важное место в сюжетике, связанной с Сократом. С дионисийским началом, с колоритной «свитой» Вакха — всеми этими силенами и сатирами — он постоянно ассоциировался, чти подмечали уже современники. С Аполлоном он тоже был тесно связан. Напомним, что, согласно античной традиции, он даже родился в день праздника Аполлона. А потом было знакомство мыслителя с типично «аполлоновским», дельфийским изречением «Познай самого себя», которое он сделал одним из главных своих лозунгов. А потом — знаменитый запрос Херефонта к оракулу Аполлона и не менее знаменитый ответ от имени бога: Сократ-де всех мудрее. Некие незримые нити между Аполлоном и Сократом, порой оставляющие впечатление чего-то мистического, существовали вплоть до самой кончины «босоногого мудреца».
Далее, Истм, упомянутый в цитате из Диогена Лаэртского, — это соединявший Среднюю и Южную Грецию узкий перешеек, тот самый, на котором находился богатый Коринф. А поблизости, в местечке Истмии, было крупное святилище Посейдона и, как и в Дельфах, регулярно проводилось общегреческое религиозное празднество со спортивными играми. Эти Истмийские игры, наряду с дельфийскими Пифийскими играми, по статусу и известности уступали только Олимпийским. Возможно, Сократ побывал на Истме как раз в связи с одним из таких торжеств, всегда привлекавших большое количество зрителей? Благо от Афин до этих мест совсем недалеко. Во всяком случае, факт посещения «босоногим мудрецом» Истма следует считать безусловно достоверным. О нем пишет не только Фаворин, философствующий ритор I! века н. э. (от Сократа этого автора отделял целый ряд столетий, и за истинность его сведений ручаться было бы трудно), но также и Платон (Критон. 52 b) — а уж ему-то не доверять нельзя.
А вот встречающееся иногда в научной литературе утверждение, согласно которому «босоногий мудрец» бывал также и в Олимпии, на тамошних знаменитейших в Элладе играх{190}, очевидно, следует считать недоразумением. Оно исходит из той посылки, что действие платоновского диалога «Гиппий меньший» (беседа Сократа с софистом Гиппием) происходит именно в Олимпии. А сама эта посылка ложна и ни на чем не основывается.
Наконец, о плавании Сократа на Самос говорит писатель, являвшийся его современником и, судя по всему, знакомым, — Ион Хиосский, поэт V века до н. э., а также один из первых в мировой истории мемуаристов. Видимо, именно в своих воспоминаниях (темой которых был и его встречи со знаменитыми людьми) Ион и заводит речь о Сократе{191}. Причем, обратим внимание, приводит ряд подробностей, которые производят впечатление вполне достоверных и тем самым увеличивают возможность того, что свидетельство соответствует действительности: Сократ ездил на Самос в молодости, в компании своего учителя Архелая.
Это путешествие, если оно имело место, можно назвать уже довольно дальним. Плыть из Афин пришлось через все Эгейское море, к побережью Малой Азии, близ которого лежал крупный, богатый остров Самос, прославленный в истории и обладавший давними культурными традициями. Какова была цель поездки? Архелай и Сократ явно отправились в путь не как досужие туристы. Но и предположить какой-то практический интерес тоже вряд ли можно: не торговцы же они. Философы… Стало быть, всего вероятнее — допустить, что они хотели встретиться с кем-нибудь из коллег.
Вывод напрашивается сам собой. Как раз в это время на Самосе жил Мелисс — последний крупный представитель элейской философской школы, ученик Парменида (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. IX. 24). Мы уже упоминали, сколь большую роль сыграл сам Парменид в формировании мировоззрения Сократа. Так удивительно ли, что будущий «босоногий мудрец» пожелал, — очевидно, после знакомства с Парменидом, пообщаться и с его выдающимся последователем?
Мелисс был не только мыслителем, но и влиятельным политическим деятелем; одно время он даже, судя по всему, возглавлял самосский полис, был в нем высшим должностным лицом — стратегом (Плутарх. Перикл. 26–27). Подобный статус «правителя-философа» скорее соответствовал традициям западной части эллинского мира, греческих, полисов Южной Италии. Но Мелисс, элейский выученик, и был ведь наследником именно этих традиций.
Позже, в 440 году до н. э., Самос, входивший в состав Афинской морской державы и являвшийся в ней вторым по могуществу и значению членом после самих Афин, объявил о своем выходе из этого объединения, что в «городе Паллады» было воспринято как наглый бунт и мятеж. К острову отправилась афинская эскадра во главе с самим Периклом! Уже из этого видно, насколько большое значение придавали афиняне подавлению недовольных самосцев.
Мелисс, командовавший их вооруженными силами, правильно организовал оборону. Но Афины были банально сильнее. На первых порах Перикл терпел поражения, но после девятимесячной осады сумел покорить Самос и подвергнуть его суровой каре. Дальнейшая судьба Мелисса неизвестна. Скорее всего — казнь…