— Что? Нет. — Я кладу ладошку на ее морщинистую щеку, а другой рукой опираюсь на стену на случай, если у меня подкосятся ноги. — Диего тебя убьет.
— Ты поедешь, не спорь. Я не позволю мерзкому сукиному сыну заполучить тебя.
— Нана…
— Когда приедешь в Чикаго, ты можешь остановиться у своих американских друзей с учебы. Диего не посмеет пересечь границу, чтобы прийти за тобой.
— У меня нет ни документов, ни паспорта. Что я буду делать, когда приеду туда? — Я не стала говорить, что и там у меня не так много друзей. — Да и водитель меня узнает.
— Скорее всего, не узнает, ты выглядишь ужасно. Но мы все предусмотрим, на всякий случай.
Она лезет в ящик, достает ножницы и принимается разрезать мои шорты и футболку в нескольких местах. В итоге на мне почти не остается ткани, чтобы прикрыть грудь и попу. Как раз так, как нравится Диего.
— Теперь волосы.
Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к ней спиной. Я сдерживаю слезы, пока Нана распускает мои волосы длиной до пояса и обрезает неровными прядями, едва достигающими плеч.
— Как только доберешься до Чикаго, свяжись с Лиамом О'Нилом, — говорит она. — Он поможет тебе получить документы и новый паспорт.
— Не думаю, что это разумно, учитывая ситуацию. Что, если О'Нил скажет Диего, где я? — Папа в течение нескольких лет вел дела с ирландцами, но никогда не был поклонником их лидера. Он называл Лиама О'Нила «хитрым ублюдком».
— Ты должна рискнуть. Никто другой не сможет достать тебе поддельные документы.
Я смотрю под ноги, где на полу вокруг лежат черные пряди волос. Они отрастут… если я доживу до этого времени.
Нана легонько похлопывает меня по плечу.
— Повернись.
Я поворачиваюсь, она берет со стола цветочный горшок со своим любимым растением агавой, берет горсть земли и начинает размазывать грязь по моим рукам и ногам. Делает шаг назад, смотрит на меня, затем наносит немного грязи и на мой лоб.
— Отлично. — Она кивает.
Я осматриваю себя. Живот впал, и у меня выпирают кости таза. Я всегда была худенькой, но сейчас выгляжу так, будто кто-то высосал из меня всю плоть, оставив только кожу и кости. Я определенно похожа на девочек, которых Диего запер в подвале. Когда поднимаю глаза, Нана смотрит на меня со слезами на глазах.
— Вот возьми. — Она хватает сумку со стула и сует ее мне в руки. — Немного еды и воды. Я не рискнула положить деньги, вдруг водитель решит проверить.
Я обнимаю няню и вдыхаю запах стирального порошка и печенья. Запах напоминает мне о детстве, о солнечном лете и о любви.
— Я не могу оставить тебя, бабушка
— Не говори глупости. — Она фыркает. — Пошли. Опусти голову и молчи.
Выйдя на улицу, она держит меня за руку и ведет к грузовику, припаркованному перед зданием.
— Давно пора, Гваделупе, — рявкает водитель и бросает сигарету на землю. — Загоняй ее в кузов. Мы опаздываем.
— Держись от нее подальше. — Нана обходит водителя и подталкивает меня. — Сучку вырвало всю. От нее воняет.
Я опускаю голову и стараюсь не споткнуться, когда запрыгиваю в кузов грузовика. Ноги дрожат от напряжения при попытке удержаться в вертикальном положении. Я прячусь за одним из ящиков и поворачиваюсь, чтобы в последний раз взглянуть на Нану Гваделупе, но большая скользящая дверь опускается с грохотом, прежде чем успеваю ее разглядеть. Полная темнота, и через минуту двигатель с ревом оживает.
Телефон в заднем кармане звонит. Я бросаю нож, который держал в правой руке, а затем достаю телефон и отвечаю на звонок.
— Да?
— Груз итальянцев только что покинул Мексику, — говорит Роман Петров, пахан братвы. — Ты поедешь с Михаилом и завтра вечером его перехватишь.
— О как? Значит мне снова разрешено участвовать в боевых операциях?
Присоединившись к русской братве четыре года назад, я начал с самого низа как солдат и за эти последние годы поднялся по лестнице до ближнего круга пахана. Я справлялся с возложенными на меня боевыми задачами до тех пор, пока год назад Роман не запретил мне их выполнять.
— Нет. Сделка разовая. Антон все еще в больнице, и у нас не хватает людей, иначе я бы никогда тебя не послал.
— Тебе стоит серьезно поработать над своими мотивационными речами. — Я подбрасываю в воздух следующий нож.
— Сергей, когда ты мотивирован, количество трупов стремительно растет.
Я закатываю глаза.
— Что мне нужно сделать?
— Заминировать их грузовик и его взорвать. Сделай это, когда водитель ляжет спать, потому что, по нашим данным, в грузовике с наркотиками находится девушка. Нужно сначала ее вытащить. Михаил позвонит тебе позже с подробностями.
— Хорошо.
— И убедись, что на этот раз взорвешь только грузовик, — рявкает он и обрывает звонок.
Я бросаю последний нож, включаю лампу и подхожу к небольшой деревянной доске, закрепленной на противоположной стене, чтобы проверить свои попадания. Два ножа попали чуть ниже цели. Я начинаю стареть. Вытаскиваю ножи и иду обратно через комнату. Устремив взгляд на белую линию, нарисованную горизонтально вдоль деревянной доски, я снова выключаю свет.
* * *
Двадцать минут спустя выхожу из своей комнаты и спускаюсь вниз, чтобы поискать Феликса.
— Альберт! — кричу я.
Он терпеть не может, когда я его так называю, поэтому стараюсь всегда так делать. Сам виноват, раз решил играть роль моего дворецкого, вместо того чтобы провести свою пенсию на даче у моря, как он должен был сделать, когда мы уволились со службы. Он никогда не рассказывал, как именно ему удалось добиться нашего освобождения от контрактов.
— Альберт! Куда ты дел наш тайник с С-4?
— В кладовке! — кричит он откуда-то из кухни. — Под ящиком с картошкой.
Я фыркаю. А еще говорят, что я сумасшедший. Огибаю лестницу и открываю дверь кладовки.
— Где?
— На одиннадцать часов. Не ударься головой!
Я поворачиваю голову налево и ударяюсь о сумку для гольфа, висящую под потолком.
— Господи! Я же говорил тебе держать свое барахло в гараже!
— Там мало места, — говорит Феликс сзади меня. — Зачем тебе нужен C-4?
— Роману нужно, чтобы я завтра кое-что взорвал.
— Еще один итальянский склад?
— На этот раз грузовик с их наркотиками. — Я убираю ящик с картошкой и достаю нужный ящик. — Черт побери, нельзя хранить взрывчатку вместе с едой. Я отнесу его в подвал.
— На послезавтра мне нужен выходной, — говорит он мне вслед. — Я веду Марлин в кино.
Я останавливаюсь и смотрю ему в глаза.
— Ты на меня не работаешь. Ты надоедливый таракан, от которого я пытаюсь избавиться уже много лет — тот, кто не хочет уходить. Я все никак не дождусь того дня, когда ты наконец переедешь к Марлин и отвяжешься от меня.
— Ой, я пока не собираюсь переезжать к ней. Еще слишком рано.
— Тебе семьдесят один! Если прождешь еще немного, единственное место, куда ты переедешь, будет чертово кладбище!
— Неа. — Он отмахивается рукой, словно это пустяк. — Моя семья известна долголетием.
Я закрываю глаза и вздыхаю.
— Со мной все в порядке. Тебе не нужно нянчиться со мной. Марлин — хорошая женщина. Живи своей жизнью.
Беззаботная маска исчезает с лица Феликса, он стискивает зубы и буравит меня взглядом.
— Ты далеко не в порядке, и мы оба это знаем.
— Даже если так, я больше не твоя ответственность. Уходи. Позволь мне разбираться со своим бардаком в одиночку.
— Если поспишь ночь, всю ночь, три дня подряд, я уйду. Пока этого не произойдет, я остаюсь тут. — Он поворачивается и идет на кухню, по пути бросая через плечо: — Мими опрокинула лампу в гостиной. Везде стекло.
— Ты не убрал?
— Я не работаю на тебя, не забыл? Если я тебе понадоблюсь, буду на кухне. У нас на обед рыба.
Глава 2
Я лежу под грузовиком, устанавливаю вторую упаковку взрывчатки, когда Михаил сыплет проклятиями.
— Сергей! Ты закончил?
— Еще один, — говорю я.
— Ты положил достаточно этого дерьма, чтобы взорвать всю эту чертову улицу. Оставь и иди сюда, дверь заклинило.
Я выкатываюсь из-под грузовика и иду к Михаилу, который держит грузовую дверь открытой с помощью лома.
— Просто придержи, а я заберу девушку, — отвечаю я и включаю фонарик на телефоне, затем запрыгиваю в грузовик.
Я хожу вокруг ящиков, передвигая их по проходу, но девушки не вижу.
— Она там? — спрашивает Михаил.
— Я не могу ее найти. Ты уверен, что она…
В углу я что-то вижу, но не могу разглядеть, что именно. Я огибаю груду ящиков и направляю свет вниз.
— О, черт!
Я сдвигаю ящики, чтобы подойти ближе, и приседаю перед скрюченным телом. Лицо девушки скрыто под рукой. Ее невероятно худой рукой. Внезапно меня накрывает воспоминание о ночи восьмилетней давности, и я закрываю глаза, пытаясь подавить образ другой девушки, ее худое тело, покрытое грязью. Воспоминание проходит.
Я протягиваю руку, чтобы проверить пульс девушки, будучи уверенным, что не найду его, когда она шевелится и убирает руку. И смотрит на меня невероятно темными глазами, такими темными, что в свете от моего телефона они кажутся черными.
— Все в порядке, — шепчу я. — Ты в безопасности.
Девушка моргает, затем кашляет, и великолепные глаза закатываются и закрываются. Она потеряла сознание. Я кладу телефон на коробку рядом с собой, чтобы на нее падал свет, и просовываю руки под ее хрупкое тело. В горле образовался комок, когда я ее поднимаю.
Боже, она весит не больше сорока килограммов.
— Сергей? — зовет Михаил от двери.
— Я нашел ее! Черт, она в плохом состоянии. — Я беру телефон и, освещая им путь через лабиринт коробок, выношу ее наружу. — Я держу тебя, — говорю ей на ухо, затем смотрю на Михаила. — Держи дверь.
Я спрыгиваю с грузовика и направляюсь к машине Михаила.
— Я позвоню Варе и скажу, чтобы она позвала доктора. — Михаил опускает дверь грузовика. — Мы можем встретиться с ними на конспиративной квартире.