Сокровенные мысли. Русский дневник кобзаря — страница 38 из 65

12 [апреля]. Снег, слякоть, мерзость. Невзирая на все это, отправились мы, т. е. я, Семен [Артемовский] и М. Лазаревский, в Академию смотреть выставку. Во избежание простуды завернули к Смурову, [492] выпили по рюмке джину и проглотили по десятку устриц. С выставки пошли мы на званый обед к графине Н. И. [Толстой], данный ею своим близким многочисленным приятелям по случаю моего возвращения. [493] За обедом граф Ф. П. сказал коротенькое слово в честь милостивого царя. А в честь моего невольного долготерпения сказал почти либеральное слово Николай Дмитриевич Старов, [494] потом Щербина и, в заключение, сама графиня Н. И. Мне было и приятно и вместе неловко. Я не чаял себе такой великой чести. Для меня это было совершенно ново. Семен заметил, что за столом все были бледны, тощи и зелены, кроме несчастного изгнанника, т. е. меня. Забавный контраст. После обеда повез меня Сошальский к землячке М. С. Кржисевич, а часу в первом к Борелю, [495] а от Бореля к Адольфине, [496] где я его и оставил.

13 [апреля]. От Н. А. Старова поехали мы с Семеном [Артемовским] к М. В. Остроградскому. [497] Великий математик принял меня с распростертыми объятиями как земляка и как надолго отлучившегося куда-то своего семьянина. Спасскому. Остроградский с семейством едет на лето в Малороссию, пригласил бы, говорит, и Семена с собою, но боится, что в Полтавской губернии сала не хватит на его продовольствие.

Обедал у Семена [Артемовского]. Вечер провел у графини Н. И. [Толстой]. Слушал стихотворение Юлии Жадовской. Жалкая, бедная девушка. [498]

14 [апреля]. Семен познакомил меня с весьма приличным юношею — с В. П. Энгельгардтом. Многое и многое пошевелилось в душе моей при встрече с сыном моего бывшего помещика. Забвение прошедшему! Мир и любовь настоящему. [499]

Вечером Грицько Галаган познакомил меня с черниговскими землячками, с Карташевскими. Нежеманные, милые настоящие землячки. [500]

15 [апреля] По желанию графини Н. И. [Толстой] представлялся Шефу Жандармов К[нязю] Долгорукову. [501] Выслушал приличное случаю, не вежливое, наставление, и тем кончилась аудиенция.

Вечер провел у земляка Трохима Тупищ, [502] где встретился с Громекою, автором статьи «О полиции» и «О взятках», [503] и познакомился с стариком Персидским С декабристом. [504]

16 [апреля]. Грицько Галаган пришел просить записать ему мой Весенний вечер. Я охотно исполнил его желание, а он, чтобы не остаться у меня в долгу, записал прекрасное стихотворение Хомякова. [505]

И. Н. Дзюбина познакомил я с Семеном [Артемовским], а он, чтобы тоже не остаться в долгу, вздумал попотчевать меня каким-то молодым генералом Крыловым, земляком из Харькова. Несмотря на молодость и любезность, генерал оказался далеко несимпатичным. А обед его, почти царский, тоже показался каким-то приторным. [506]

Вечером Мей [507] прислал мне тот самый “Весенний вечер”, который я поутру записал для Галагана в русском переводе собственного изделия. Спасибо ему. [508]

Тебя призвал на брань святую, [509]

Тебя господь наш полюбил,

Тебе дал силу роковую,

Да сокрушишь ты волю злую

Слепых, безумных диких сил.

Вставай, страна моя родная!

За братьев! бог тебя зовет

Чрез волны гневного Дуная,—

Туда, где, землю огибая,

Шумят струи Эгейских вод.

Но помни: быть орудьем бога

Земным созданьям тяжело;

Своих рабов он судит строго,—

А на тебя, увы! как много

Грехов ужасных налегло!

В судах черна неправдой черной

И игом рабства клеймена,

Безбожной лести, лжи тлетворной,

И лени мертвой и позорной,

И всякой мерзости полна.

О, недостойная избранья,

Ты избрана! Скорей омой

Себя водою покаянья,

Да гром двойного наказанья

Не грянет над твоей главой!

С душой, коленопреклоненной,

С главой, лежащею в пыли,

Молись молитвою смиренной,

И раны совести растленной

Елеем плача исцели!

И встань потом, верна призванью,

И бросься в пыл кровавых сеч!

Борись за братьев крепкой бранью,

Держи стяг божий крепкой дланью,

17 [апреля]. Н. Д. Старов прислал М. Лазаревскому написанное слово, сказанное им в честь мою на обеде графини Н. И. Толстой. Как вещь дорогую для меня, заношу его в мой журнал.

«Несчастие Шевченка кончилось. А с тем вместе уничтожилась одна из вопиющих несправедливостей Мы не нарушим скромности тех, чье участие способствовало этому добру и приобрело благодарность всех сочувствующих достоинству блага… Мы скажем, что нам отрадно видеть Шевченка, который среди ужасных, убийственных обстоятельств, в мрачных стенах казармы смердячоі, не ослабел духом, не отдался отчаянию, но сохранил любовь к своей тяжкой доле, потому что она благородна. Здесь великий пример всем современным нашим художникам и поэтам, и уже это достойно обессмертить его!..

Позвольте же предложить тост признательности за Шевченка, который своими страданиями поддержал то святое верование, что истинно нравственную природу человека не в силах подавить никакие обстоятельства!.. 12 апреля 1858.

Н. Старов».

В. М. Белозерский познакомил меня с профессором Кавелиным. Привлекательно-симпатическая натура. [510]

Тот же Белозерский познакомил меня с тремя братьями Жемчужниковыми. [511] Очаровательные братья.

Вечером в цирке-театре слушал оперу “Жизнь за царя”. Гениальное произведение! Бессмертный М. И, Глинка! Петров в роли Сусанина попрежнему хорош, и Леонова [512] в роли Вани хороша, но далеко не Петрова, которую я слышал в 1845 году.

18 [апреля]. Получил милейшее письмо от милейшего Сергея Тимофеевича Аксакова, на которое буду отвечать завтра: сегодня я увлекся своею Лунатикою. [513] Если бы не помешал обязательный Сошальский, то я кончил бы “Лунатику”. Но, увы! нужно было оставить невещественное слово и приняться за вещественное дело, т. е. за увесистый обед.

Вечером, с тем же обязательным Сошальским, поехали мы к милой и талантливо-голосистой певице, мадмуазель Грубнер. [514] Там встретился я с Бенедиктовым [А. С.], Даргомыжским и с архитектором Кузьминым, старым и хорошим знакомым. [515] Музыкальное наслаждение заключилось смешным и приторным мяуканьем Даргомыжского. Точно мышенок в когтях кота. А ему аплодируют. Странные люди эти меломаны. А еще страннее такие певцы, как Даргомыжский. [516]

19 [апреля]. Вчера Сошальский пригласил меня с Михаилом [Лазаревским] на борщ с сушеными кара сями и на вареники. А сегодня графиня Н. И. [Толстая] просит запиской к себе обедать и обещает познакомить с декабристом бароном В И. Ш[т]ейелем. Мы предпочли декабриста борщу с карасями и за измену были наказаны бароном: он не пришел к обеду. Одичалый барон! [517]

За обедом познакомился я с адмиралом Голенищевым, адмирал — товарищ Ф. П. Простой и, кажется, хороший человек. [518]

Вечер провел у Галагана Он прочитал описание своего будынка, збудованного им в старом малороссийском вкусе, в Прилуцком уезде. Барская, но хорошая и достойная подражания затея. [519]

20 [апреля]. Обедал у К. Д. Кавелина и там же познакомился с [А. Д.] Галаховым, составителем русской хрестоматии.

21 [апреля]. Без всякой цели до обеда шлялся по городу. Вечером пошел в театр. [520] Спектакль вообще был хорош, а увертюра “Вильгельма Телля” очаровательна. Хваленый тенор Сетов [521] ниже всякой посредственности, просто дрянь, а ему аплодируют. Семен [Артемовский] в роли отца Линды-ди-Шамуни очень хорош.

Из театра зашел к Белозерскому и застал у него К. Д. Кавелина. С разговора о минувшей и будущей судьбе Славян мы перешли к психологии и философии и просидели до трех часов утра Школьничество. Но очаровательное школьничество!

22 [апреля]. Тоже без всякой цели, шлялся до обеда, только уже не один, а с Семеном. Вечером, с Семеном же, пошли к землячке М. Л. Мокрицкой и до второго часу с удовольствием переливали из пустого в порожнее.

23 [апреля]. Вчера условились мы с Семеном, чтобы сегодня, часу в первом, ехать посмотреть дачи. Ровно до двенадцати часов была погода хорошая, потом пошел дождь, затяжной, как его называют. Мы просидели весь день дома, читали Гумбольдта “Космос” и, глядя в окно, повторяли поговорку: “вот те, бабушка, и Юрьев день!”

24 [апреля]. Предположения мне никогда не удаются, а не могу отказать себе в удовольствии сочинять предположения. Сегодня, например, выходя из дому, я располагал провести время до обеда так. Сначала зайти в Академию посмотреть выставку; потом зайти к Ф. И. Иордану, своему будущему профессору; потом к барону Клодту [522] и, в заключение, к графине Н. И. [Толстой] и у нее остаться обедать. Таков был проект, а случилось вот как. В первой зале в Академии встретилися мне Зимбулатов и Бориспольи, мои старые и искренние друзья. [523] Наскоро обошли мы выставку, отправились к Зимбулатову и время до обеда провели в воспоминаниях. Я совершенно доволен неудачею.

Вечером собрались мы с Михайлом [Лазаревским] к брату его, Василю, да зашли к Семену и там провели вечер. Тоже неудача.

25 [апреля]. В 10 часов утра пошел проститься с А. Н. Мокрицким, отъезжающим в Москву. По дороге зашел к М. И. Сухомлинову, [524] да по дороге же зашел к барону Клодту, полюбовался монументом неудобозабываемого [525] и прошел в Академию на выставку. В первой зале встретился с [Л. М.] Жемчужниковым, а в последней с Семеном. Из Академии поехал с Семеном на Петербургскую сторону искать дачу. Дачи нашли, оставили задаток и в 6 часов вечера приехали домой. Вечером с Семеном же были у Н. И. Петрова, [526] слушали бесконечные и бесплодные толки о эмансипации.

26 [апреля]. На обеде у Сошальского лично познакомился с поэтом Курочкиным и с братом его Николаем, достойным молодым человеком. Поэт Курочкин много обещает в будущем. Дай бог, чтобы сбылись мои надежды [527]