Если нам необходимо оформить какие-либо документы в государственном учреждении, мы сталкиваемся с колоссальной бюрократией. Перед тобой толпа людей, за тобой – тоже толпа. Ты подходишь к окошку, где тебе говорят: «Ждите, когда назовут ваш номер», – и ты думаешь: «Так у меня уже и имени нет! Я уже не мужчина, не женщина, я теперь только номер!» Кто-то выкрикивает: «75-й!» А в ответ: «Я!»
Эта отчужденность масс и давление цифр разрушают наше чувство самосознания. Но в нас еще живет способность отзываться, живет стремление к поиску нового, лучшего мира. Большие города не смогут расти дальше; мегаполисы, которые уже сейчас сдерживают свой рост, возможно, к 2000 году остановят его полностью. Человеку необходимо вернуться к жизни в гармонии с Природой. Многие уже осознали, что ехать в отпуск или за город и при этом брать с собой переносной телевизор, радиоприемник, печатную машинку или магнитофон – это все равно что никуда не уезжать.
Человек начинает воспринимать красоту окружающего мира, купаясь в чистой воде, наблюдая за полетом птиц, за рыбами в озере. Человек сегодня испытывает потребность вернуться к Природе. Он ощущает необходимость оторваться от толпы и хотя бы немного побыть в одиночестве. Стремление к одиночеству должно быть свойственно всем, кто хочет понять новые тенденции Истории, ведущие нас к 2000 году.
Будут проведены сравнительные исследования не только великих религий современности, но и религий прошлого. Сегодня уже никто не может утверждать (правда, при наличии высшего образования и стремления к изучению и пониманию), что древние религии были продиктованы дьяволом. А между тем сто лет назад именно так и считалось.
Сегодня мы уже не приемлем таких взглядов. Ни при каких обстоятельствах мы не можем согласиться с тем, что такие великие философы Древней Греции, как Сократ или Платон, находились под воздействием какого-то животного с большими рогами, с хвостом и копытами, которое нашептывало им принципы «Государства» или объясняло законы Бытия. Невозможно представить себе Аристотеля, находящегося во власти демонов накануне написания «Диалектики».
Сегодня мы признаем, причем все – и те, кто говорит об этом, и те, кто не говорит, – что в глубокой древности были просвещенные люди, были люди мыслящие, которые могли глубоко исследовать важнейшие мировые проблемы. Сравнительное изучение жизни этих людей, их мыслей, их творений придаст нам новую силу, сообщит новый импульс, подарит новый оптимизм. Ведь если в те далекие времена в небольших группах, в различных братствах могли появляться такие люди, которые, живя среди других, обучали их, то почему бы им не появиться и сегодня? Это вполне возможно.
Большое значение и смысл приобретет также изучение средневековых рыцарских орденов. Каким до сих пор виделось Средневековье, особенно молодежи? Один господин берет длинную палку, похожую на копье, другой господин берет длинную палку, похожую на копье, и они, повстречавшись на мосту, бросаются друг на друга, пытаясь проломить друг другу голову. Что-то в этом роде люди обычно представляют себе, когда речь заходит о Средних веках. И еще дама, всегда с высокой прической, всегда в окне замка, всегда ожидающая рыцаря, который никогда не появляется.
Несомненно, все это нас уже не может удовлетворить. Средневековье несет иной импульс, обладает иной силой. Очевидно, что рыцарские ордены – это нечто большее, нежели два недоумка, колошматящие друг друга на перепутье. Мы начинаем осознавать, что многое в истории намеренно скрывали от нас под многослойной вуалью. Для того чтобы заставить нас воспринимать или, скорее, выносить настоящее, было замарано прошлое. Но современные исследования приводят к появлению нового человека, который к 2000 году осознает ценность прежних форм культуры и возможность почерпнуть из них что-нибудь для себя.
Сейчас широко изучаются боевые искусства Древнего Востока. Вы думаете, сто лет назад, в 1875 году, в каком-нибудь публичном месте, в кругу цивилизованных людей Европы кто-то мог призвать с кафедры к изучению кодексов чести японских или китайских боевых искусств? Нет! Более того, это считалось тогда совершенно неприемлемым. А сегодня мы их изучаем.
Мы уже признаем, что истоки современных боевых искусств, таких, как японское джиу-джитсу, лежат в древних школах Дальнего Востока, объединявших рыцарей-монахов. И сегодня есть тысячи и тысячи молодых людей, с большим или меньшим успехом исповедующих эти принципы. И многим они помогают, поскольку благодаря этим учениям – вопреки тому, что нам постоянно навязывают фильмы про агентов 007 и 007,5, сыплющих удары направо и налево, и про их необыкновенные подвиги, – современным юношам удается подчас в простом приветствии на татами обнаружить нечто мистическое, чего они, возможно, не смогут отыскать нигде более. Справедливо и то, что они надеются в результате своего обучения овладеть собственным телом, утвердиться в обществе, которое не дало им силы и в каком-то смысле предало их.
По мере приближения к 2000 году нам придется пересмотреть и свои взгляды на политику. Уже было опробовано множество политических форм, но ни одна из них не смогла удовлетворить полностью. Я не говорю удовлетворить всех, потому что все никогда не будут удовлетворены. Это так же, как и наша с вами лекция: одни скажут, что я говорил плохо, другие – что еще хуже, третьи спросят, почему я не говорил на другие темы. Иными словами, у всех вас не будет единого мнения. В политике то же самое. Не может удовлетворить всех один и тот же состав правительства, одна и та же политическая структура. Но все согласны, что необходимо углубленное изучение всех форм, поскольку ни одна из них не дала того, что могла бы или обещала дать.
Углубленное изучение политики приведет к тому, что она превратится в науку, и тот, кто будет ею заниматься, будет иметь ученую степень по политологии – так же как те, кто сейчас работает в области медицины, имеют ученую степень по медицине, и так же как инженеры имеют соответствующее образование и т. п. Иными словами, политика должна завершить свой примитивный донаучный этап, свой период импровизаций. И тогда о политике будут говорить лишь те, кто изучал эту дисциплину и знает то, что было создано до сегодняшнего дня, те, кто обладает достаточным уровнем знаний и подготовкой в этой области. Точно так же как предполагается, что тот, кто говорит о медицине или об инженерном деле, прошел соответствующий курс обучения по специальности «медицина» или «инженерное дело».
Может быть, тогда наши политики перестанут воевать друг с другом. Почему политики воюют? Потому что нет такой области науки. Так же воевали медики на этапе донаучной медицины. Одни говорили, что такую-то болезнь можно лечить при помощи, например, хвоста обычной ящерицы, а другие утверждали, что только при помощи хвоста игуаны. И таким образом медики выясняли отношения друг с другом.
Сегодня существуют элементарные базовые медикаменты, признанные и используемые всеми врачами. Когда политика вступит в свой научный этап, когда многие вопросы прояснятся, а мнения приобретут силу суждений, тогда закончится эта постоянная политическая возня и политика станет Искусством управления народами.
В будущем мы найдем и новые способы выражения в искусстве. Появятся такие изобразительные средства, которые станут своего рода посланием человеку. Эпоха импровизации и хаоса в области искусства по мере приближения 2000 года также постепенно будет уходить в прошлое. Пройдет период замешательства, когда нам все равно, висит картина прямо или вверх ногами. Сейчас зачастую это невозможно понять, поскольку картина представляет собой лишь бесформенное нагромождение чего-то и смысл ее не поддается расшифровке. Исчезнут проявления снобизма по отношению к обществу, которое станет более требовательным, но и более открытым и менее всего подвластным диктату чьего-либо мнения.
В новом обществе псевдохудожественные произведения не выживут. Что бывает, когда мы оказываемся на каком-нибудь мероприятии в сфере искусства, музыки, живописи? Случается, что мы смотрим на картину, повинуясь мнению публики. Естественно, мы спрашиваем про себя: «Ну и что это такое?» Но не дай бог, чтобы это отразилось у нас на лице! Или когда мы идем в кино, в киножурнале ведущий заявляет: «А вот перед нами чудесное творение художника такого-то. Обратите внимание, как оно превосходно выполнено! – А ты видишь лишь шесть линий и какое-то пятно. – Этим художник хотел отобразить (к примеру) битву при Теруэле…» И все говорят: «Как замечательно! Да-да, прекрасно, бесподобно!» Но мы видим лишь большое пятно, и нам кажется, что мы глупее всех на свете и ничего не понимаем в живописи. То же самое происходит, когда в концертном зале мы слушаем произведение авангардной музыки, которое превозносили специализированные журналы. На сцену выходит господин и несколько раз ударяет по клавишам. А пьеса называется «Вариации на тему Моцарта».
Нас удивляет, когда общество считает то или иное музыкальное произведение или произведение живописи, скульптуры образцом богатства художественных средств и своего рода художественным посланием, в то время как в действительности оно являет собой лишь смутное, бесформенное и болезненное отражение столь же болезненного и воспаленного ума. Тем не менее создается впечатление, что все едины в его оценке как произведения искусства. Именно поэтому мы порой говорим себе: может быть, мы родились такими недалекими, ограниченными или унаследовали какие-то изъяны от прадедов, потому что в такой музыке, такой живописи, такой политике не понимаем ничего?
Этот протест, зарождающийся в нас, приведет к тому, что к 2000 году мы отважимся задавать вопросы, заниматься исследованиями и требовать большего профессионализма ради того, чтобы все мы могли жить лучше. И эта требовательность, этот поиск профессионализма, это стремление к серьезности, подлинности, правде – поскольку мы устали слышать ложь, какой бы она ни была, и хотим ясности и прямоты – приведет нас к осознанию человеческого братства. Но братства реального,