Женщина в черном взвыла:
– Будьте вы прокляты! Будьте вы прокляты! Твари! Жестокие и бесчеловечные твари!
Пако передернул затвор и с нескрываемым злорадством приказал:
– Назад! Отойти от окна. Всем сесть на диван!
– Ублюдки, которым всегда всего мало. Убийцы! Вы никогда не напьетесь чужой крови, никогда не утолите эту мерзкую жажду. Будьте вы прокляты! Будьте вы прокляты!..
Держа винтовку одной рукой, с указательным пальцем на курке, второй Пако схватил женщину за предплечье и грубо швырнул на диван к старухе.
– Я сказал сесть! – рявкнул он и приказал девочке. – За ней, быстро!
Ребенок повиновался. Женщина рыдала в истерике, плакала и девочка, старуха причитала про себя что-то маловразумительное. Обнявшись, они сидели на диване под дулом винтовки Рауля Пако. Которого, судя по всему, в очередной раз взбесили слова непомерно, по его мнению, гордой хозяйки квартиры. Повысив голос до крика, он набросился на нее в ответ:
– Нам всего мало? Мне? Это говоришь мне ты? Сука, которая каждый день спит на скрипящих от крахмала простынях? У которой столько денег, сколько мне не сможет присниться, проспи я хоть до Страшного суда! Сука, живущая в квартире, любая комната которой втрое больше самого просторного жилища, из тех, в которых я жил с самого детства! В нищете, голоде и грязи. Без надежды, что когда-нибудь это изменится. Ты мне будешь что-то говорить про жадность? Ты? Молчи! Если только не хочешь последовать за мужем, чьи разбросанные по земле вонючие мозги уже начали слизывать уличные собаки!
Женщины, умолкли, продолжая лишь тихонько всхлипывать. У Рауля получилось нагнать на них страха.
Стараясь успокоиться, Пако вернулся к столу и снова взглянул на рассыпанные по скатерти драгоценности. Положив на стол винтовку, он полез во внутренний карман кителя, достал из него пачку папирос, зажигалку и закурил.
Антонио, испуганный поведением напарника, молча смотрел то на него, то, на всякий случай, на плененных женщин.
Выпустив струю дыма, Пако вдруг обратился к нему до странности спокойным тоном. Твердым и каким-то тяжелым – точно каждое слово было туго набито мокрым песком.
– Антонио? Иди-ка и посмотри, что там, в дальней комнате.
– Зачем? – не понял Моредо.
– Не будь кретином, – Рауль чуть повысил голос и начал собирать драгоценности обратно в саквояж. – Я сказал, посмотри, что в дальней комнате. И остальные тоже проверь – мне кажется, я услышал шум.
Антонио, который никакого шума не слышал, был немного растерян. Кто знает, возможно, у него не только рябило в глазах от увиденных богатств, но и заложило уши от женского крика. Он послушно поплелся в коридор.
– Начни с дальней, – дал указание Пако.
Дойдя по коридору до последней комнаты, Антонио обернулся, и увидел, как закрывается дверь оставленной им гостиной. Ее прикрыл сам Рауль: махнув Антонио рукой, он кивнул – мол, не беспокойся.
Заканчивая обследовать дальнюю комнату, Моредо услышал выстрелы.
Сначала он подумал, что это патруль продолжает стрелять по кому-то на улице. Но потом понял, что для этого выстрелы звучат слишком громко.
Они раздавались в квартире.
Антонио кинулся обратно в гостиную. Но у него ничего не получилось – дверь, которую закрыл за ним Пако, была заперта на ключ.
Антонио молотил в двери прикладом и орал, что есть мочи:
– Рауль! Пако! Открой! Рауль! Рауль!
Через двери до него доносились страшные звуки: щелканье винтовочного затвора, новые выстрелы, свирепое рычанье Пако и… отчаянные женские крики. Звучавшие сначала все вместе, но потом, постепенно, один за одним, умолкнувшие.
– Не надо! Пожалуйста! Не надо! – последним стих голос женщины в черном, его Антонио успел запомнить.
Моредо продолжал молотить в дверь и звать Рауля, но ему никто не отвечал. Нанеся очередной бесполезный удар, Антонио остановился, чтобы отдышаться.
В замке щелкнул ключ, и дверь распахнулась сама.
С винтовкой наизготовку Антонио медленно вошел в гостиную, с каждым шагом чувствуя, как все сильнее и сильнее шевелятся волосы на его голове и теле.
Внутри комнаты все было вверх дном. Стол лежал на боку, вокруг него валялись раскиданные как попало стулья. Вещи из выпотрошенных чемоданов были разбросаны по всей гостиной. В воздухе висел приторный запах пороховой патронной гари.
– Посмотри, что эти суки сделали со мной… – вдруг прозвучал откуда-то из угла голос Рауля, и Антонио, подскочив от неожиданности на месте, направил туда свое оружие.
Опираясь на винтовку, поставленную прикладом на пол, в дальнем углу комнаты с трудом держался на ногах Рауль Пако. Тяжело дышащий, свирепо скалящийся, еще более похожий на хищного зверя, чем обычно. Левая штанина его полицейской формы на глазах набухала от крови – очевидно, у него было прострелено бедро. В свободной руке Пако сжимал найденный в чемодане револьвер.
– Твари… – Рауль сплюнул на пол. – Чуть не одолели меня. Но я им показал.
Рауль показал глазами на что-то за спиной Антонио, туда, где стоял диван.
Моредо оглянулся и остолбенел. Оружие едва не выпало у него из рук, к горлу моментально подкатила тошнота, а на глаза навернулись слезы.
– Антонио, не стой, – забеспокоился Пако. – Патруль скоро вернется, нам необходимо успеть сделать все, что требуется. Мне нужна твоя помощь. Ты слышишь?
– Что ты наделал, Рауль… – прошептал Антонио, не в силах преодолеть оцепенение.
– Потом! Нам надо спешить. Никто не знает про этот саквояж, кроме нас с тобой. Нам с тобой повезло, как везет только раз в жизни. Ты слышишь, дурачок?
– Они все мертвы… Ты убил их… И… девочку…
– Именно она меня и подстрелила! Сука! – будто некое доказательство Рауль поднял вверх руку с револьвером. – А потом накинулись остальные. Но я защищался и положил их всех… Соберись! Ты все это видел. Понял? И именно это ты расскажешь лейтенанту, когда он вернется. Подтвердишь каждое мое слово! Антонио?
Антонио молчал не в силах отвести взгляд от мертвых тел. По его щекам текли слезы. Рауль же продолжал давать инструкции.
– Ты ушел осматривать помещения. В окно они увидели, как убили их отца, бросились за спрятанным в чемодане оружием и напали на меня. У меня получилось их одолеть. Ты запомнил? А пока нам надо спрятать то, что теперь принадлежит только нам с тобой и больше никому. Позже мы вернемся за этим, поделим поровну и станем богачами. Как тебе план, а?
Антонио повернулся к Раулю Пако, сияющему, несмотря на ранение, от предвкушения близкого баснословного обогащения. Набитый под завязку, раздувшийся саквояж стоял на полу рядом с ним – он успел уложить все сокровища и деньги в него обратно.
– Зачем ты закрыл дверь, Рауль? – спросил Моредо. – Зачем ты закрыл эту чертову дверь?
Взгляд Пако снова стал тяжелеть, и за несколько мгновений налился свинцом до самых краев. Он проговорил негромко, но очень отчетливо:
– Я ее не закрывал, Антонио. И ты не упомянешь об этом при лейтенанте. Или… – он наставил пистолет на Антонио, прямо ему в лицо, – эта история может быть и такой. Перед тем, как ранить меня, тебя эти шлюхи могли и…
Антонио смотрел Раулю прямо в глаза, будто не замечая направленный на него револьвер. В конце концов, тот не выдержал и опустил руку.
– Не заставляй меня, Антонио… – играя желваками, проговорил Пако. – Я этого не хочу. Честное слово. Слушай меня внимательно, дурак. Я прошу тебя в самый последний раз…
Лейтенант с солдатами прибыл на место минут через двадцать. Выслушав спокойный и деловитый рассказ рядового Рауля Пако, он распорядился поскорее отправить его в лазарет. Вместе с рядовым Антонио Моредо. Судя по всему, ему тоже требовалась помощь – после пережитого шока он лишь кивал, поддакивая напарнику, не в силах вымолвить ни одного собственного слова.
Глава 3. Возвращение
В квартиру, искушавшую прикоснуться руками к шелку своих изумительных атласных обоев, они вернулись через три недели и четыре дня, глубокой ночью.
Моредо совсем не хотел этого делать, но противостоять Раулю было трудно.
– Не будь молокососом! Это война и это наш трофей, добытый на войне. Нам не в чем себя упрекнуть, – вбивал Пако в голову молодого напарника свои темные мысли. – Ты же сам видел, сколько там денег? В них наше будущее, Антонио! Мне очень нужна твоя помощь.
Действительно, раненая нога являлась серьезным препятствием для планов Рауля. Пуля задела кость, да и сама рана заживала плохо. Достать саквояж оттуда, куда по указке Пако его засунул Антонио – на самый верх, за потолочную балку в комнате, отведенной под курительную – ему одному было невозможно. Да даже просто нести его – на костылях, хромая – для Рауля уже было бы делом нелегким.
Так, уговорами и угрозами, он все-таки сумел убедить Моредо вернуться.
– Я не собираюсь брать себе единого ни песо из этих проклятых денег, – заявил при этом Антонио.
В ответ Рауль лишь довольно осклабился:
– Как скажешь, мой друг! Это твое право. Поверь, настаивать и переубеждать тебя я не стану.
В квартиру они проникли легко. Выбитый ими же дверной замок никто не ремонтировал, дверь была просто заколочена досками. Повозившись с полминуты, Моредо при помощи ножа, который дал ему Пако, отогнул все мешавшие им оказаться внутри гвозди, и дверь распахнулась.
Чтобы оказаться в коридоре с анфиладой комнат, среди которых была и та, в которой Антонио спрятал саквояж, следовало пройти через гостиную.
– Я не смогу, – зашептал Антонио. – Я не смогу, Рауль. Я не войду туда снова. Они там. Рауль, они там…
– Прекрати ныть и будь мужчиной! – ответил Пако тоже шепотом. – Клянусь, ты пойдешь и сделаешь все, как мы договорились! Там никого нет, ты сам видел, как уносили тела. Надо всего лишь сделать десять шагов и пройти эту чертову комнату насквозь. Если хочешь, закрой глаза, сосунок.
Простодушный Антонио последовал совету. Набрав полную грудь воздуха, он зажмурился и вошел в гостиную.
Через мгновение глаза ему все же пришлось открыть. Поваленные во время ареста и обыска стулья на место так никто и не поставил. Моредо тут же налетел на один из них. Ножка стула заскользила по доскам паркета с оглушительным, как ему показалось, трубным звуком. Такого же мнения был и Рауль.