Наконец, он взял себя в руки, быстро поднялся, и, ковыляя, выскочил из комнаты. Вернулся он тут же, держа в руках охотничье ружье с двумя обрезанными стволами.
– Где мне найти его, Анна? – спросил он, на ходу одеваясь. – И где Руис? Где был он, когда это произошло?
Анна не ответила. Она сидела, забравшись с ногами на стул, спрятав лицо в сложенных на коленях руках. Отец накинул ей на плечи свой пиджак.
– Клянусь, он ответил за все! Только скажи мне, где он, дочка? Где?
– Я не знаю, – прошептала Анна тихим, охрипшим от недавних криков голосом. – Он что-то говорил про океан.
– Америка! – вскричал Антонио. – Это точно Америка! Он постоянно о ней твердил. Вот куда этот сукин сын собрался!..
Бормоча, Антонио распихивал по карманам деньги и патроны:
– Значит, по западной или южной дороге… Разберусь. Если что, подскажут те, кого он встретит по пути.
Взял он также с собой и длинный охотничий кинжал, осторожно засунув его за пазуху.
Закончив со сборами, Антонио крепко обнял дочь.
– Я люблю тебя, дочка, больше всего на свете. Я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить мне то, что случилось, но я молю тебя об этом и буду молить до конца своих дней.
Антонио поцеловал Анну, схватил ружье и, громко хлопнув на прощание дверью, выбежал наружу.
Анна недолго пробыла одна – на шум вышел разбуженный Андреас.
Увидев сестру и то, в каком она состоянии, он быстро все понял.
– Кто это сделал? – спросил он, быстро одеваясь. – Руис?
Анна покачала головой.
– Рауль Пако. Сослуживец отца.
– Он покойник! Где папа?
– Он поехал догонять его.
– Не нужно было отпускать его одного. Но ничего. Он же только вышел? Я его нагоню.
Клещами Андреас вытащил из Анны, куда именно поехал отец. Он прижал на прощание Анну к себе:
– Сиди дома, сестричка. Все будет хорошо. Вот только разберемся с этим подонком. И все-таки… Где в это время был твой чертов Руис?
– Они были вместе, – ответила, наконец, Анна, снова спрятав лицо в согнутых руках. – Пако заплатил ему.
Андриан застыл на месте, как пораженный громом, не в силах поверить в то, что только что услышал.
– Дай мне выпить, – попросила Анна, не поднимая головы.
Но в ответ услышала, как снова хлопнула входная дверь. Ее старший брат покинул дом, помчавшись догонять отца.
На бегу Андреас крикнул соседке, уже поднявшейся для работы по хозяйству, чтобы она зашла к Анне и помогла ей, не задавая лишних вопросов.
Но когда через несколько минут соседка зашла в дом Моредо, она никого там не обнаружила.
После того, как отец с братом, отправились в погоню, Анна поднялась со стула, взяла из буфета бутылку граппы и налила себе полный стакан. Выпив его залпом, она прошла в свою комнату, взяла первый попавшийся платок побольше, закуталась в него с головы до ног и вышла наружу с другой стороны дома.
По улице, на которую выходила задняя дверь, она прошла два квартала. Там, на перекрестке, в угловом доме находилась аптека семьи Нуньез, в это раннее время, разумеется, еще закрытая.
Не раздумывая, Анна швырнула в стеклянную дверь стакан из-под граппы, который так и не выпустила из рук с самого дома.
Стекло разлетелось вдребезги.
Просунув руку в проем и отодвинув дверную задвижку, Анна вошла внутрь.
Она сразу увидела то, что искала. Стоящие отдельно, на самой верхней полке, во избежание неприятных случайностей, пузырьки с черепом и костями на этикетках. Не останавливаясь ни на мгновение, Анна принялась открывать ядовитые емкости одну за другой, сразу же выливая их содержимое себе в рот.
Семья аптекаря жила тут же, в своем магазине, на втором этаже. Первым на шум прибежал Рикардо. И пришел в ужас от того, что увидел:
– Ты сошла с ума, Анна! Что ты делаешь!
Но Анна не обратила на его крик ни малейшего внимания. Схватив в горсть сразу несколько открытых пузырьков, она опрокинула их внутрь, после чего лишилась чувств.
Держа на коленях ее голову, у которой уже посинели губы и пошла изо рта пена, Рикардо что есть мочи звал на помощь остальных домочадцев, в бессилии наблюдая, как любовь всей его жизни умирает у него на руках.
Антонио Моредо вернулся в Санта-Монику через шесть дней. Один. Без охотничьего ружья, с перевязанной сильно разбитой головой. Через плечо он нес небольшой, но тяжелый мешок – с чем-то угловатым, выпирающим через ткань своими гранями, внутри.
Первый же встреченный им горожанин завел с ним беседу по поводу случившегося:
– Антонио! Где же ты был?! Мы искали тебя всем городом!
– Мне надо было уехать. Извини, я спешу домой.
– Домой?… Похоже, ты еще не знаешь. Мне жаль тебе это сообщать, но с Анной случилось несчастье…
– Я знаю, – ответил Моредо, думая, что речь идет о надругательстве Пако.
– Но почему ты тогда идешь не к ней?
– Она не дома? – хромающий Антонио остановился.
– Она в больнице, – пояснил прохожий. – Врачи еле вытащили ее с того света. Бедняжка! Это что же такое приключилось, что несчастная девочка наложила на себя руки на следующий день после свадьбы…
Антонио закричал как раненый зверь.
Он был уже у ворот собственного дома. Швырнув во двор, к входным дверям, мешок, Моредо, как сумасшедший, размахивая руками, подпрыгивая на своей единственной ноге, выкрикивая во весь голос молитвы и проклятья, помчался в сторону центра города. Туда, где располагалась единственная на Санта-Монику и все ее окрестности больница.
Анна пришла в себя через неделю после своего визита в аптеку семьи Нуньез. Она очнулась от того, что почувствовала, как кто-то нежно гладит ее по голове.
– Папа, – проговорила она, узнав руку.
– Да, мое солнце. Это я. Мы дома.
– Сейчас ночь?
– Нет, миленькая. Не ночь. Но…
– Я умерла? Я хотела умереть, – вспомнила Анна.
– Нет, к счастью нет. Ты жива, мое солнце. И значит, все будет хорошо. Тебя спасли. Но ночь… Ночь теперь будет всегда.
Рикардо и прибежавший на крики о помощи его отец спасли Анне жизнь. Пока ехала машина «скорой», они успели сделать ей промывание желудка, без которого бы Анна, несомненно, умерла. Но зрительные нервы обоих глаз, увы, пострадали необратимо.
– Ничего. Мне все равно.
Антонио взял в руки ладонь дочери и прижал ее к своей мокрой, небритой щеке.
– Ты не видишь меня сейчас, но по моему лицу текут слезы счастья. Потому что ты со мной. Это самое главное. И ты должна знать. Он за все заплатил. Они оба.
Анна едва заметно кивнула.
– А где Андреас? – спросила она. – Я соскучилась по нему, так же как и по тебе, папа.
– Твой брат… Я не знаю, что с ним. Но, возможно, мы его больше не увидим. Даже если он жив, сюда он не сможет вернуться никогда.
Пекарь Антонио Моредо умер спустя четыре года.
Вернувшись с его похорон, Анна попросила соседку помочь ей вынести стул и поставить его возле дороги. Повернувшись в сторону, в которую несколько лет назад ушли ее брат с отцом, она просидела на нем до заката. На следующий день она вышла из дома и села возле дороги с самого утра. И в следующий за ним день тоже. И в следующий. И во многие следующие за ними дни потом.
Глава 6. Схватка с волком
Несмотря на то, что режиму Франко стукнуло уже пару десятков лет, желающих сбежать от него куда-нибудь, где дышится хоть не намного, но свободнее, по-прежнему было предостаточно. А раз существовал спрос, было и предложение.
Со времен войны, когда этим маршрутом пользовались десятки тысяч беженцев, мало что изменилось. Добраться до Штатов из Испанского королевства было проще всего через северную Африку. Для начала надо было оказаться в Кадисе, Малаге или любом другом крупном порту западной части страны, затем через Гибралтарский пролив переправиться в Танжер или Касабланку. А там уже обладая нужными знакомствами и необходимой суммой, перебраться через океан не представлялось сложным.
Пользуясь еще довоенными связями, Рауль легко договорился о путешествии «двух пассажиров с новенькими паспортами». На те же имена, но со всеми визами и разрешениями, необходимыми для того, чтобы покинуть страну. За отдельную сумму решился и вопрос с досмотром: предупрежденные таможенники не должны были вникать в то, что перевозят эти двое туристов (и без того достаточно щедрые).
Дело должно было завершиться к завтрашнему утру.
– Всего одна ночь в этой проклятой стране, – с ненавистью Пако глядел в окно второго этажа деревенской гостиницы, в которой они с Раймоном Руисом остановились. – Я покидаю ее богатым, как герцог Альба, но что толку. Все равно сдохну через пару лет.
На мрачной душе дьявола, тем не менее, было легко. Он уплатил долги – а кроме них его уже мало что по-настоящему волновало.
Пако даже улыбнулся и позволил себе пошутить:
– Веселей, Руис! Ты-то не только богат, но еще и молод, и здоров. У тебя впереди отличная жизнь!
Несмотря на стоящий на столе, набитый баснословными драгоценностями ящик из-под патронов, половина которых теперь принадлежала ему, Раймон Руис восторга не разделил. С каждым днем чувство вины грызло его все сильнее. Алкоголь перестал помогать еще накануне, а Пако, тем более, еще и запретил напиваться. И спорить с ним, не важно по какому поводу, после всего, что случилось, было страшно.
Но все же Руис позволил себе заметить:
– Но какой ценой? Клянусь, если бы можно было все вернуть назад…
– Ты еще заплачь, щенок, – осек его Рауль. – Я эту цену просто назвал. Согласился ее заплатить – ты сам. Вернуть ничего не получится. Не надейся.
Рауль похлопал Раймона своей жесткой, пахнущей табаком ладонью по щеке:
– Ты победил! Прими это и живи. Наслаждайся всем, в чем мне эта жизнь отказала!
Раймон, шмыгнув носом, вздохнул. Пако покачал головой и тихонько выругался – ничего, кроме презрения, нынешний напарник у него не вызывал. В союзники внушающему первобытный ужас волку достался жалкий домашний шакал.
– Ладно, я пока схожу на почту и проверю, не пришло ли, наконец, письмо, – сказал он, чтобы закончить беседу. – Смотри, не напейся, пока меня не будет. Я не шучу!