Зато оказался жив Саласар.
Заряд картечи сильно его поранил, но частично пришелся по металлической фляжке, сделав из нее решето, но одновременно ослабив убойную силу выстрела. Помощь, тем не менее, ему нужно было оказать как можно скорее – он истекал кровью и был без сознания.
– Подождите немного, – все же попросил Линарес.
Он вернулся в дом и пробыл там минут десять.
– Поехали, – сказал он Энтони, севшему за руль микроавтобуса. – Я все объясню по пути.
Едва они выехали на дорогу, ведущую к Санта-Монике, изъеденный термитами дом Ортеги, внутри которого остались тела его хозяина и его любовницы, вспыхнул огнем. Взорвавшиеся затем кислородные баллоны уничтожили дом до основания.
Глава 5. Вторая свадьба Анны Моредо
Он посватался к ней в первый раз спустя месяц после того, как умер ее отец. В тот день она сидела у дороги, на своем уже обычном месте, все еще одетая в траур.
Накрапывал мелкий дождик, над ее головой вдруг раскрылся зонт, она услышала, как по натянутой ткани забарабанили капли.
– Здравствуй, Анна, это я.
– Рикардо! – лицо Анны посветлело. – Здравствуй! Очень рада, что ты зашел. Тебя не было больше недели. Как твои дела?
– Прекрасно, Анна, все так же. Помогаю отцу. С этой аптекой так много мороки. Ни за что не буду заниматься этим всю жизнь, вот только не представляю, как сказать это домашним.
– Что-нибудь придумаешь, – улыбнулась Анна. – Ты молодец.
Прямо сказать о цели своего визита у Рикардо не хватило духу. Он начал издалека:
– Как ты поживаешь, Анна? Может, нужна какая-то помощь?
– Нет, спасибо большое. Ты же знаешь. Мне помогает весь город. Да и отец оставил достаточно, продав пекарню обратно Веласкезам. Я ни в чем не нуждаюсь.
– Но тебе не скучно одной? Я имею в виду, кхм… не одиноко?
– А я не одна, – с удивлением ответила Анна. – Ты что? Не было и половины дня, чтобы кто-нибудь не заскочил меня проведать. Я люблю поболтать, ты знаешь. У нас добрые люди в Санта-Монике. И ты один из них.
– Да. Но все же, я имел в виду другое… – если бы Анна могла видеть, она бы заметила, что сын аптекаря пылает как вытащенный из бульона лангустин.
– Что, Рикардо?
– Не кажется ли тебе, что кто-то должен быть рядом с тобой постоянно?
– Как тетя?… – за Анной присматривала, переехавшая по этой причине к ним в дом, сестра матери.
– Нет. Я имею в виду… – Рикардо сглотнул слюну – так громко, что, наверное, это было слышно на соседней улице. – Мужчина.
– Кто?!
Анна выпучила незрячие глаза и от души расхохоталась.
– Мужчина, – мужественно повторил Рикардо. – Например, я.
– Прости! Прости, – девушка с усилием справилась с приступом смеха. – Я поняла, зачем ты пришел. Но, на всякий случай, спрошу. Рикардо, ты сватаешься ко мне?
– Да.
– Прости еще раз, я не насмехаюсь над тобой, не подумай, это просто нервы. Рикардо, милый, дай мне свою руку.
Он с готовностью протянул ей руку, которую она тут же обняла своими ладонями.
– Ты не представляешь, какой счастливой ты сделал меня сейчас, – в незрячих глазах блеснула влага.
– Я люблю тебя…
– Не торопись, – остановила его девушка. – До последнего вздоха я буду помнить этот день, и буду признательна тебе за подаренное мне счастье. Но… я не смогу ответить тебе взаимностью.
– Почему же?
– Я не смогу поступить так с тобой.
Рикардо встал на колени, не стесняясь, что кто-то может увидеть их со стороны.
– Почему, Анна? Я люблю тебя, и я ничего не боюсь. Если ты… – он никак не мог подобрать слов. – Если…
– Стесняюсь того, что стала калекой? – помогла она. – Нет, Рикардо, дело не в этом. Дело в любви. Когда-то, совсем недавно, у меня было ее очень много. Но сейчас ее осталось совсем чуть-чуть. Жалкие крохи. И я дала себе слово беречь их. И я не могу предать это обещание.
– Моей любви хватит на нас двоих! – воскликнул Рикардо Нуньез. – Я посвящу тебе всю свою жизнь! Я обещаю…
– Не надо, Рикардо. Прости меня, мне очень жаль, – Анна прижала руку Рикардо к щеке и поцеловала ее. – Когда-нибудь, возможно, я расскажу тебе, на что потратила свою любовь. А ты уже сделал для меня так много – ты вернул мне жизнь, от которой я, глупая, чуть было не отказалась. И этой жизни мне достаточно. Еще и твоя – этого будет за много. Я не могу поступить так с тобой, с одним из самых дорогих мне людей.
Рикардо стоял под дождем, не замечая его. Раздавленный, он искал в своем сердце надежду:
– Может, ты передумаешь со временем?
– Никогда не знаешь того, что произойдет со временем, – ответила Анна Моредо. – В тебе много любви и много добра, Рикардо. Гораздо больше, чем, я могла бы у тебя взять. Ты обязательно найдешь того, кому они пригодятся.
– Дождик накрапывает. Совсем, как в тот день, – произнесла донья Анна. – Падре? Пора приступать.
– Не знаю, донья Анна, – голос отца Паскуале дрожал от негодования и сомнений. – Мне по-прежнему все это не нравится. На подобное венчание я предпочел бы получить разрешение у кардинала, или, учитывая его, м-м-м… необычность, даже у Ватикана!
– Тогда, может, и пожертвования на базилику вы у них попросите? – потерявшая терпение Анна пошла на шантаж. – Чек, если что, еще не подписан. Да и раку с мощами святой Моники без денежной компенсации из Сан-Агустина вам не получить, сами знаете. Не хотите, я все равно найду, кто нас обвенчает. И за гораздо меньшую сумму!
– Прости меня, Господи… – пробормотал священник, склеив пальцы в смиренном жесте. – Хорошо, донья Анна, хорошо! Пусть то, что вы затеяли, и во что вмешали меня, обернется истинным благом. Надеюсь, господь поймет нас обоих…
Так сильно Санта-Монику не лихорадило с тех пор, как в доме доньи Анны Моредо обнаружили сокровища невероятной стоимости.
Во-первых, трагически погиб мэр города – Эмилио Мануэль Хорхе Ортега. А также его секретарша, любимая всем городом многодетная Исабель Фернандес. Несчастный случай, в страшном пожаре уничтоживший дом Ортеги, забрал их на тот свет.
Во-вторых, свел счеты с жизнью сошедший с ума и взорвавший здание мэрии аптекарь Рикардо Нуньез. Судя по всему, он же перед этим потравил в городе собак и птиц с рыбами. Помня его человеконенавистнический характер, этому мало кто удивился. И уж совершенно точно никто (почти) не расстроился по поводу его кончины.
В-третьих, в казну города неизвестно откуда поступила громадная благотворительная сумма пожертвований, позволившая начать строительство крупнейшего в регионе парка развлечений. Такого нужного Санта-Монике, едва не оставшейся вдалеке от туристических потоков, пронизывающих всю остальную Андалузию. У города появился реальный шанс, преодолев многолетний кризис, продолжить жить с оптимистичным взглядом в будущие дни.
Печальные кончины Бенито Батисты, Агнешки Петржак и Хосе Родригеса оставили в городских пересудах меньший след. Первые двое были для города посторонними, а последний отдал богу душу, что и говорить, трагически, но – за пределами города.
Из событий еще менее значимых стоило отметить ранение в горах очередного тупицы-туриста. Который, судя по всему, по незнанию забрел в местные охотничьи угодья и подставился под выстрел браконьера.
Комиссар Эстебан Линарес с большим трудом разрулил все вопросы, связанные с преступлениями своего друга Эмилио Ортеги. Полицейское управление в Севилье, перед которым он отчитывался по рангу, получило объяснения по всем вопросам.
Все, что можно, свалили на несчастного Нуньеза, которому было уже все равно. Кое о чем пришлось попросить Макса Рибальту, составлявшего отчеты об осмотре тел. Допустить, чтобы на свет выплыла правда об истинных виновниках, Линарес не мог. Мэр города и практически его символ, мать-героиня Исабель Фернандес – их преступления опорочили бы Санта-Монику на века.
Против подобного позора выступили не только комиссар и посвященный во все Адриан Молина, но даже сама донья Анна.
– Рикардо простит, – заявила она уверенно. – Его и при жизни не заботило мнение других, чего уж говорить теперь. Пускай весь город будет ему должен. Ему было бы приятно такое знать.
На городском кладбище Санта-Моники подобные слова звучали впервые.
– Синьор… кхм… Рикардо Нуньез. Берете ли вы в жены… кхм… синьору Анну Моредо? – бормотал себе под нос отец Паскуале, стараясь, чтобы его не слышал никто, кроме непосредственных участников церемонии.
Кроме отца Паскуале возле свежей могилы Рикардо Нуньеза находились: комиссар Линарес, донья Анна, Энтони Макгиннел и Сильвио Саласар, с наложенной на шею, руку и грудь медицинской повязкой. Выглядела такая компания, разумеется, странно. Навещавшая, расположенные неподалеку могилы сына и мужа Элеонора Гонсалес, например, явно интересовалась тем, что тут происходит. Даже со спины было видно, как навострились кончики ее любопытных ушей.
– Паскуале, не бормочи, – тем не менее, попросила Анна. – У меня ощущение, что к своей слепоте я еще и глохну!
– Синьора Анна Моредо, – осторожно, совсем на чуть-чуть повысил голос священник, – берете ли вы в мужья синьора Рикардо Нуньеза?
– Беру, – ответила Анна. – Да.
– Клянетесь ли вы… кхм… жить в мире и согласии… – отец Паскуале терзался нелепостью происходящего. – В печали и радости, до конца ваших дней, пока… кхм… смерть не разлучит вас?
Анна не ответила. Спустя секунду она усмехнулась и, смахнув со щеки набежавшую слезинку, произнесла:
– Клянусь. Но это уже совсем глупо, согласна. Знаете что, падре? Я сама ему все скажу, если позволите. Помогите мне коснутся его могилы.
Эстебан Линарес помог Анне положить руку на надгробие. Она заговорила с мокрым от летнего дождика, теплым камнем под своей ладонью:
– Прости, Рикардо, что говорю свое «да» так поздно. Ты заслужил его давно. Я была слепа, как бы по-идиотски это сейчас не звучало. И ничего мне не хочется сильнее, чем вернуться обратно и прозреть хотя бы на миг. Мне бы хватило его, чтобы заметить то счастье, которое все это время было под самым моим носом. Прости меня. Ты всегда был моим ангелом-хранителем и лучшим другом. Теперь ты еще и мой муж. Сам виноват, ты этого хотел.