рье, конечно. Не надо было и приезжать.
– Да что вы, Мария Петровна, поищем их, – сказал Жолдас. Было видно, что он думает так же – ради старых одеял приезжать не стоило. Таня стояла рядом – на полголовы выше, уперев руки в боки. – Давайте посмотрим, – вздохнул Жолдас и направился в дом.
Составили перечень украденного.
– А вот еще саженец «уралочки» выкопали, – крикнул дядя с участка. – Весной посадил.
– Сволочи, – в один голос сказали тетя и Таня.
Полотенца полотенцами, а саженец ранеток – это было серьезно.
– Мда-а-а, – протянул Жолдас, закончив список. – Заявление подавать будем?
– Да какое заявление? Неужели будешь искать это старье?
– Конечно, надо заявление, – сердилась Таня.
– Ну-у-у-у, – опять протянул Жолдас. – Давайте сначала без заявления поищу. Это ж свои, местные. – Он бросил выразительный взгляд на Таню. – А так – документы, волокита.
Таня повезла его обратно в деревню. Ася осталась, чтобы собрать малину, но ее, как и предсказывал дядя, было две горсти, только чтобы поесть.
Домой вернулись к вечеру, и начались обычные хлопоты: подоить корову, подразнить Премерзкого, все еще сидевшего в своей тюрьме, наплести два метра косичек для фитильков, почитать бабушке. Когда стемнело и «девки» бродили по дому без дела с коптящими плошками (тетя ругалась, когда их переносили, – боялась пожара, но сама всегда носила свою чугунную), от калитки крикнул Жолдас:
– Мария Петровна, Михаил Макарович, открывайте! Нашел!
Ася выбежала на улицу босиком и впустила милиционера.
– Нашел! – торжественно объявил Жолдас в прихожке, куда все вышли встретить его. – Нашел! – повторил он.
Он запыхался. Фуражку он держал в руках, галстук распущен, на рубашке – пятна пота.
– Пойдем на кухню, – сказала Таня.
Там она дала Жолдасу полный ковшик воды, и после того, как он, не отрываясь, выпил его до капли, милиционер сообщил:
– У Витьки. Самохина.
– У Самохина? – удивилась тетя. – Я же его учила!
– Ты всех учила, – справедливо уточнил дядя.
– Пока всех обошел, опросил, – продолжал Жолдас. – Даже за перекидным мостом был.
– Ну ты поработал, конечно, – сказала Таня. Не понять, то ли шутила, то ли серьезно.
Жолдас подозрительно посмотрел на нее, но не увидел ничего такого и продолжил рассказывать, где он был, что видел и с кем говорил. Слушатели сдержанно завздыхали, зазевали, кто сел на стулья, кто прислонился к кухонному гарнитуру. Было неудобно перебивать.
– Давай короче, – потребовала бабушка, появляясь в проеме. – Не дождесся. Ночь на дворе.
– Здрасте, Мария Лазаревна, – сказал Жолдас.
– Самохин же вроде женился? – спросила Лена.
– Вот-вот! Они две недели с родителями жили, потом поругались или что, и пошли в общагу.
– У-у-у, – протянули слушатели. Общагу все обходили стороной.
– А там комната – только стены. Ну и пошли по дачам. У кого посуду, у кого мебель.
– Ну понятно, – сказала тетя. – Где могли, там и взяли.
– Поехали, – сказал Жолдас.
– Куда? – не поняла тетя.
– Как куда? Вещи забирать.
Тетя и дядя укатили следом за мотоциклом Жолдаса. Ася ждала их на диване в зале, она притушила фитилек, чтобы не горел зря, и, конечно, уснула.
Утром она проснулась от громкого шепота. За закрытой дверью кухни пререкались тетя Маша и Таня, но так громко, что разбудили всех в доме.
Оказалось, тетя пожалела бывшего ученика и оставила ему все, кроме лопат и ведер, – грабители планировали разводить огородик перед общагой. Тетя оставила бы и их, да садовые инструменты нужны самим. Осталась в огороде перед общагой и «уралочка», которую успели посадить на новое место.
– Мама, ну ты что! – шипела Таня. – Еще бы денег им дала!
– Ой, ладно. Зачем нам это старье? У них комнатушка – ты бы видела. И девочка эта его с животом. Совсем молоденькая. Нищета.
– Они хоть извинились?
– Конечно, извинились. Ваня обещал осенью огород перекопать.
– Да уж, конечно, разбежится, – фыркнула Таня. – Еще что-нибудь сопрет.
– Все, хватит! – оборвала ее мать.
Больше об этом никто не разговаривал. На всякий случай все более-менее ценное перевезли с дачи в дом. Соседи подарили дяде Мише саженец «уралочки», и он, вопреки правилам, посадил его на даче посреди лета. Так и закончилась история с кражей.
Что было в начале августа
Тянувшаяся с начала лета жара спа́ла, как будто утомилась. Дышать стало легче, приятнее. И хоть температура днем поднималась за тридцать, деревня немного ожила. Бабушки снова сидели на скамейках в тени яблонь и тополей. По улице то и дело проезжала машина или тарахтел мотоцикл, проносились знакомые на велосипедах. По небу плыли гигантские кучевые облака. Они появлялись из-за горизонта и медленно проплывали над деревней, огромные как за́мки.
Ася расправилась со списком летнего чтения и теперь могла читать что захочется. Поэтому на ее кровати лежали одновременно «Приключения капитана Врунгеля», «Девочка на шаре» и «Детство Никиты». Ася пересматривала обложки. Девочка на шаре была невесомая, и Ася ни за что бы не поверила, что можно вот так стоять, и ходить, и бегать. Ася приподнималась на цыпочки перед зеркалом в прихожей, раскидывала руки и представляла под ногами шар, шагала по нему, но тут же теряла равновесие.
Когда список по литературе закончился, у тети не было больше повода откладывать занятия по математике. Вечерами Ася садилась на кухне и, пока тетя готовила, решала примеры и задачи: иногда с подсказками, иногда – нет. Училась быстрому счету в уме – до двадцати, потом до ста. Нужно было быстро сложить, вычесть, добавить единицу впереди, если сумма была больше десятки. Цифры были не такими интересными, как слова, – в них нельзя было нырнуть, как в картинку из книги, и оказаться то на шаре, то ночью на яхте под светом звезд. Книги переносили в зиму, на океан, на вершину горы или на арену московского цирка. А цифры были другие – без лица и голоса, они крутились на бумаге и в голове и – скок-скок-скок – менялись местами, образуя суммы, разности, равенства. Ася привыкла к ним и так и думала о них, как о скачущих мелких насекомых, не слишком интересных, но все же забавных. И пока тетя чистила бесконечную картошку, варила макароны, резала огурцы, зелень и редиску, Ася все быстрее и легче решала выдуманные тетей на ходу примеры и задачки. В задачах сыпались чищеные редиски, краснели вишни, падали на землю ранетки. Примеры складывали утят, множили куриные яйца, вычитали украденные с дачи матрасы и ложки.
– Денег, денег помножьте, – подсказывала бабушка.
Бабушка была довольна. Всем семейством уговорили Таню шить ей халат. Теперь в зале на полу лежала материя с огурцом, под ней – хрустящая бумага. На бумаге Таня, сверяясь с книгой по шитью, нарисовала линии – это называлось выкройкой. Потом Таня вырежет материю по линиям, сошьет ниткой, а потом – прострочит на машинке. Но до готового халата было еще далеко: Таня с трудом продиралась через чертежи. Несколько раз перемеряла бабушку – плечи, руки, грудь, бедра и талию.
– Што я тебе, за два дня потолстела, што ли, – ворчала бабушка, но на примерки приходила по первому зову, поднимала и опускала руки по команде, и вообще в моменты обмеров ее лицо прямо-таки светилось, как светилась на свету сине-фиолетовая ткань.
Таня приказала ни в коем случае не трогать выкройку на полу, потому что «собьются – я не разберусь», и вообще не дышать. Закончилось тем, что в зал вообще перестали заходить все, кроме Аси. Она по краешку обходила палас и с ногами садилась на диван с книжкой. И, читая, разглядывала будущий халат: вот рукава, пока еще отдельно. Вот спинка, вот карман.
Ася все время крутилась возле Тани.
– Смотри, гора как будто остров, а облако – летучий замок, – сказала Ася Тане, когда они на пару пололи грядку с зеленью – лук, петрушка, укроп. – Замок зацепится за гору и останется здесь.
– Писательницей будешь, – улыбнулась Таня.
– Нет, – подумав секунду, ответила Ася. – Лучше ведущей по телевизору.
– Телеведущей, – поправила ее Таня.
Работы в огороде прибавилось, и Таня больше не лежала на кровати в детской.
Она совсем ожила в последние дни. Вставала утром, застилала кровать, прибиралась в доме и заставляла прибираться сестер. Посуда теперь не застаивалась в раковине, а мылась постоянно, хоть и под возмущенное ворчание Иры и Лены. Ася по-прежнему проигрывала в карты, но посуду теперь мыла только по своей очереди. Увы, с ошметками еды и плавающим в тазике жиром Таня сделать ничего не могла.
Таня сходила с тетей в школу, и они возвращались задумчивые. Ира и Лена шептались, что тетя хочет «пристроить» Таню учителем русского и литературы.
– А почему она не останется в городе? – спрашивала Ася, и на нее шикали – обсуждать Таню негласно запрещалось, хоть Ася и не понимала почему.
– О-хо-хо, – вздыхала бабушка. – Ынституты-то вона как. Сидела бы в деревне при матери.
– Таня, почему ты не вернешься в город? Приходила бы к нам каждые выходные. Или хоть каждый день! – предлагала Ася Тане.
Но Таня только грустно улыбалась и начинала какой-нибудь другой разговор.
Днем Таня работала в огороде или в сарае, причем ей не нужно было говорить, что именно делать. Она справлялась с работой ловко и делала все быстро – дергала ли сорняки или доила корову.
Потом тетя договорилась для нее о подработке в школе, и Ася стала ходить с сестрой.
В школе Таня занималась скучной работой – перебирала и сортировала документы по нужным папкам. Папки были бумажные, листы – пожелтевшие. Ася брала папки с нижних полок, чтобы посмотреть. Имена и куча-куча разных документов, один взгляд на которые вызывал зевоту.
Иногда за Асей приезжал Игорь, и они гоняли на великах на стадионе за школой. После неудачи с гонщиками Ася подуныла и больше не появлялась на главной деревенской дороге, но гоняла с Игорем по беговой дорожке.
При школе развели цветник. Ася выходила во двор и, если рядом никого не было, забиралась в самую середину и там ложилась на спину. Смотрела на небо, на облака в обрамлении золотых шаров, флоксов, бархатцев и нежных космей на тонких длинных ножках. Когда не было ветра, Ася не шевелилась, задерживала дыхание, и цветы замирали на фоне неба. Тогда Ася отсчитывала, за сколько одно облако проплывет между двумя цветками колокольчика.