– Черт тебя дери, крикунья! – бешено вскричал кубинец и грубо ударил Бесси по губам, выпустив Эстеру, которая упала.
Кубинец торопливо вышел, потащил с собой своего помощника, запер дверь и оставил пленниц, рыдавших в объятиях друг друга.
Эстера опомнилась первая и старалась утешить свою подругу, которую теперь превосходила душевной твердостью.
– Помощь скоро должна явиться, Бесси, – шепнула она. – Наши крики слышали.
– Лучше умереть, – рыдала Бесси. – Надежды нет никакой.
– Как! – вскричала Эстера. – Нет надежды? А мой муж? Говорю вам, что помощь явится.
– Когда уже будет слишком поздно! – рыдала Бесси. – Они скоро вернутся.
– Тише! – шепнула Эстера и, прокравшись к двери, заглянула в щель.
Пьяный помощник сидел, опустив голову на стол и, по-видимому, спал.
Кубинец, очевидно, пошел на палубу удостовериться, не подняли ли там тревогу крики женщин, и Эстера вернулась к Бесси и шепнула:
– Мы должны бежать.
– Куда? Разве броситься за борт? – стонала Бесси.
– В другую каюту. За нас будут драться. Дач спасет нас от вторичного оскорбления.
Бесси старалась собраться, но не могла держаться на ногах и должна была уцепиться за более слабую женщину.
Эстера хотела открыть дверь, но сердце обеих замерло, когда они увидели, что дверь заперта снаружи. Положение их тем было хуже, что они не имели возможности запереться изнутри.
Все было тихо, так тихо, что они могли даже слышать тяжелое дыхание помощника, который спал в соседней каюте. И когда они стояли, прислушиваясь, дрожа, на каютной лестнице послышались легкие шаги.
Они приближались так твердо и осторожно, что обе женщины не смели пошевелиться. Эстере хотелось было заглянуть в дверь, но легкий шум остановил ее, она слушала и соображала, не ожидаемая ли это помощь.
Все было тихо некоторое время, а потом послышался шум, как будто шпага упала на пол. Затем спавший негодяй вскочил, громко заворчал, передвинул лампу так, что она затрещала на столе, а потом опять начал тяжело храпеть.
Прошло минуты две, которые показались часом, а обе женщины все прислушивались в уверенности, что подоспеет помощь, особенно потому что снова услышали шорох. И когда они с нетерпением ждали, чтобы им отперли дверь тюрьмы, они ясно услыхали на палубе шаги кубинца.
Лоре начал спускаться по лестнице. Сердце их замерло, и они отскочили от двери.
Кубанец был растревожен, потому что он то спускался с лестницы, то поднимался, очевидно, прислушиваясь, но наконец сел в своей каюте, и Эстера подсмотрела в щель, что он вдруг взглянул в их сторону, встал и с какой-то странной улыбкой на лице взялся за ручку двери.
По-видимому, настала страшная минута. С сильным биением сердца Эстера решилась опять выбраться на палубу и звать на помощь, а если помощь не явится, то она сказала себе, что может найти ее в море.
Она судорожно сжала руки Бесси, потом выпустила их, дверь вдруг распахнулась, Лоре схватил ее, но в эту самую минуту на палубе послышалось тяжелое падение, топот ног, треск, Лоре с ругательством бросился наверх, а дрожащая Эстера упала на руки Бесси.
– Что это значит? – хрипло прошептала Бесси.
– Наверное, помощь, – ответила Эстера, когда шум на палубе увеличился.
Раздались выстрелы, опять тяжелое падение, бряцание и голос Лоре, звавший матросов.
Прежде чем они успели опомниться, Дач буквально спрыгнул в каюту с кортиком в руках, за ним Мельдон, оба бледные от волнения и запачканные кровью.
– Скорее! – вскричал Дач, схватив жену за руку. – Этих негодяев гораздо больше и, может быть, они нас одолеют.
– Бесси, моя дорогая! – шепнул Мельдон хриплым голосом, и торопливо повел ее за Дачем, который вел уже Эстеру в главную каюту.
Там происходила отчаянная борьба, наносились тяжелые раны с обеих сторон, неприятель даже начал стрелять сверху, и женщин вместе с сыном капитана отвели из каюты на палубу, где их поместили в безопасном месте.
Глава XLII. Рассказ Сэма Окума
После разных треволнений и ужасов я начал думать, что нам нечего дольше ждать. Сказал об этом Распу, уведомил пленных, спустив в каюту пулю, завернутую в бумажку, на которой было написано: «Сегодня ночью».
– Теперь, если они такие молодцы, какими я их считаю, – сказал я сам себе, – они зарядят револьверы и приготовят кортики.
Предуведомил я также Рольса и Ленни. Пора было спасать бедных женщин, которых негодяй запер в одну каюту.
Я постарался достать и выставить несколько бутылок рому на таком месте, где матросы могли их найти, они и напились. Ночь не была так темна, как я желал бы, но все-таки темна достаточно. Часовой не мог устоять от запаха рома и присоединился к тем, которые пили. Но действовать нам нельзя было тотчас, потому что Лоре беспрестанно приходил наверх, и я знал, что как только он хватится часового, то это испортит весь мой план. Поэтому я смело встал на место часового и начал ходить взад и вперед, тихо насвистывая про себя.
Штука была рисковая, но Лоре был обманут. Он видел, что часовой стоит, слышал его шаги, а лица в темноте не было видно. Я только дрожал, чтобы кубинец не заговорил со мной, но он не сказал ни слова, и скоро сошел вниз.
Через некоторое время он опять поднялся на палубу, постоял, как бы прислушиваясь, а потом сказал мне:
– Не зевай.
И опять спустился вниз.
– Теперь или никогда, – сказал я сам себе и пополз к люку.
– Выходите, мистер Дач, – сказал я.
Он схватил меня за руки и вылез, за ним вылезли капитан и мистер Паркли.
Тут к нам подоспел Полло, мы схватили пьяных матросов, которые свирепо отбивались, но мы одолели их.
Какая была ночь! И как долго не наступал день. Сразу мы завладеть злодеями не могли, но после сильной борьбы нам удалось обезоружить Лоре.
– Не думал я, чтобы наше серебро было до такой степени запятнано кровью, – сказал Паркли.
– Она еще не смыта, – сказал Джон Стодвик, который был смертельно бледен.
– Что ты хочешь сказать, – спросил его отец.
– Что мы еще не вернулись домой, и, может быть, не вернемся, пока на шхуне останется этот негодяй.
– Он здесь не останется, – сердито ответил капитан. – Мы отправим его на берег с теми его приверженцами, которые захотят последовать за ним.
Эстера задрожала, она не могла перестать бояться, пока этот негодяй останется на свободе.
– Нет, мы не должны отправлять его на берег, – сказал Дач, – а то он опять придумает какой-нибудь план, чтобы завладеть шхуной.
Эстера задрожала при этих словах.
– Что же вы сделали бы? – спросил Паркли.
– Надо оставить его здесь и высадить на берег миль за триста отсюда – а уж никак не здесь.
Слова Дача были так благоразумны, что решили последовать его совету, хотя никому не хотелось держать на шхуне такого опасного врага.
– Теперь нам надо бы отправляться домой, – сказал капитан, – только с этим ветром мы тронуться не можем.
– Нам не надо, однако, оставаться так близко к берегу, – сказал Паркли, тревожно смотря на берег, куда отправили приверженцев кубинца.
– Однако нам это необходимо, – ответил Дач. – Теперь, когда мы опять завладели шхуной, конечно, мы можем сохранить нашу добычу.
Сознание, что они не могут ни уйти отсюда, ни освободиться от Лоре, производило какое-то угнетающее влияние на всех, но делать было нечего, потому что отправить Лоре на берег, значило бы подложить огонь к пороху, поэтому приняли все предосторожности и начали поздравлять друг друга с освобождением.
Окум и Расп переходили от одного к другому, ухмылялись и радовались похвалам.
Опять настала ночь; чтобы защитить себя от какой-нибудь неожиданности, Дач, Паркли и капитан все остались на палубе, вооруженные с головы до ног, намереваясь оставаться тут до рассвета, когда шхуна снимется с якоря во время прилива.
Матросы, отправленные на берег, тотчас ушли в лес, а кубинца так хорошо закрыли, что его нечего было бояться; а все-таки преобладало какое-то тревожное чувство, и Дач говорил себе, что не останется спокоен, пока будет в море; на это Паркли отвечал:
– И я тоже не успокоюсь, пока не отвезу сокровище домой.
Против их ожидания, ночь прошла спокойно, и на рассвете, так как прилива нужно было ждать часа два, Дач пошел прилечь, оставив на палубе Окума и Распа.
Однако он не мог заснуть, какое-то странное, тревожное чувство овладело им, он стал упрекать себя, что оставил палубу, привстал и старался преодолеть чувство, тяготившее его.
Вдруг послышался шум накачиваемого насоса, плеск воды и тяжелые шаги над его головой. Он думал, не видит ли это во сне. Но это был не сон. Как только палубу оставили под надзор Окума и Распа, они призвали Полло, начали шептаться. Расп ухмылялся, потирал руки, а Окум сказал ему:
– Мне это не нравится, это низость.
– Что ж такое? – сказал Расп. – Я только хочу, чтобы он это испытал, а если он умрет, так будет его вина.
– И наша, – сказал Окум.
– Слушайте! – воскликнул Расп. – Это не человек, а тигр, и если выберется на свободу, всех нас отправит на тот свет, не так ли?
– Кто в этом сомневается? – сказал Окум.
– Очень хорошо. Я еще должен расплатиться с ним, – заворчал Расп.
– Да ведь это будет похоже на убийство, – сказал Окум.
– А разве это не убийство отрезать рукав, когда лучший водолаз в Англии был под водой. Вот мы теперь и посмотрим, как ему понравится это.
– Как, вы тоже хотите отрезать? – вскричал Окум с ужасом.
– Нет, я не отрежу, а хочу послать под воду эту гадину, пусть попробует пробыть только четверть часа.
Окум уступил и с угрюмым удовольствием помогал вывести кубинца на палубу, где, несмотря на его борьбу, его заставили надеть водолазную одежду, и прежде чем он успел опомниться, на голове его очутился шлем.
– Теперь пусть его съедят акулы, – сказал Расп, толкая его с лестницы. – Мне очень хочется не давать ему спасательную веревку, но не хочу поступить так скверно.