Актрисе, которая провезла вместе со своим багажом саквояж с моими платьями, мама передала мой телефон. Мы созвонились в день первого показа спектакля – приходите, на ваше имя будет два билета.
По окончании спектакля мне удалось попасть за кулисы и встретиться с Марком Захаровым и Андрюшей Леоновым. С неподдельным интересом они расспрашивали меня о житье-бытье во Франции. К тому времени мне уже было чем похвалиться. Я преподавал в театральной школе Александра Арбата, оформил спектакль «Папесса Иоанна», успел сняться в короткометражном фильме, но главное достижение – я был зачислен в Школу Лувра на отделение истории интерьеров больших дворцов.
Идея поступить в это учебное заведение пришла мне в голову совершенно случайно. Проходя однажды мимо Лувра, я увидел объявление о наборе студентов. Тут же подал переведенные на французский язык документы – аттестат о среднем образовании, диплом Школы-студии МХАТ и справку, подтверждающую факт обучения в аспирантуре Академии художеств. Тогда в администрации Школы Лувра сидел начинающий фотограф, ставший впоследствии настоящей звездой, Иван Терещенко – внук знаменитого киевского миллионера и министра Временного правительства. Дружба соединила нас на годы. Мои школьные документы энтузиазма у членов приемной комиссии не вызвали, а вот на диплом они посмотрели с любопытством, после чего предложили выбрать одно из отделений. В Школе Лувра изучали историю искусств, французскую живопись, архитектуру… Но мне больше всего приглянулась перспектива изучения истории интерьеров больших дворцов, таких как замки Луары, Фонтенбло, Компьень, Версаль… С осени я начал посещать занятия в помещении музея Лувра, в огромном зале человек на пятьсот. Иллюстрировались лекции диапозитивами. Читали их очень взрослые дамы – музейные работники, которые подробно рассказывали о различных стилях французской мебели, начиная от Людовика XIII, об убранстве интерьера, устройстве каминов, о драпировках, дверных проемах, паркетах, люстрах… Слушателями были дамы лет сорока, мужчин практически не было. По окончании курсов каждый из выпускников имел возможность попытаться пройти конкурс на так называемого сотрудника французского музея. На нашем потоке я быстро познакомился с несколькими французскими аристократами. Моими друзьями по курсу стали прехорошенькая маркиза Анн де Тойси и статный внук грузинского князя Чавчавадзе.
Но вернемся к «Ленкому».
Марк Захаров спросил, не могу ли я организовать для них экскурсию по Парижу. Я с радостью согласился. Вместе с самим Марком Анатольевичем, Олегом Шейнцисом, Андреем Леоновым и Еленой Шаниной мы отправились к собору Нотр-Дам-де-Пари на остров Сите, оттуда к соседнему с ним острову Сен-Луи, где находятся малоизвестная библиотека польско-литовских князей Радзивиллов и особняк баронов Ротшильдов. Именно здесь проходили съемки финального эпизода советско-французского фильма «Тегеран-43» – убийство героя Алена Делона, когда по спуску булыжной набережной катились рассыпанные апельсины. Затем через мост Мари мы переместились в Маре – мой любимый квартал в Париже с особняками XVI и XVII веков, подробно описанный искусствоведом Георгием Лукомским в книге «Старый Париж». Эту книгу я зачитал до дыр еще в Москве. Еще была площадь Вогезов, Музей Карнавале, музей замков и ключей «Брикар»… Я получал огромное удовольствие, показывая ленкомовцам «свой» Париж.
В какой-то момент Марк Анатольевич сказал:
– Саша, у тебя огромный талант! Ты можешь стать потрясающим гидом!
Но у меня были другие амбиции: я хотел продолжать работать в театре. И не только в качестве художника. Меня манила актерская профессия. В детстве я снимался в телепередачах «Театр Колокольчик» и «Будильник». Даже одно время готовился на актерский, но поступил на постановочный факультет Школы-студии МХАТ.
Александр Арбат познакомил меня с компанией русских артистов – Дмитрием Рафальским, Катей Ченко и Катей Охотниковой – с ней я больше всего подружился. Катя происходила из дворянского рода (ее прямым предком был декабрист Константин Охотников) и была актрисой совершенно кустодиевского типа: краснощекая, пышнотелая, очень женственная, чем-то напоминала Наталью Гундареву, носила широкополые черного цвета фетровые шляпы, накидки в стиле «я черная моль, я летучая мышь», длинные юбки и высокие каблуки. Выглядела во всем этом как дама из прошлого с несколько ресторанным налетом. Именно Охотникова предложила мне принять участие в кастинге на одну из ролей в театральной постановке.
– Я вижу в тебе артиста! – объявила она. – Ты не должен сидеть на месте. Вот я, например, только что вернулась из Италии. Снималась в эротическом фильме.
– В какой же роли? – заинтересовался я.
– В роли бандерши! – гордо ответила Катя.
Особенно она гордилась своей работой в фильме «Красные» с Уорреном Битти в главной роли. Действие этой картины, которую снимали в Хельсинки в 1981 году, разворачивается во время Первой мировой войны. Катя Охотникова в красной косынке изображала большевичку на перроне. Но назвать даже эпизодом Катино появление в кадре у меня не повернется язык. Она мелькнула на долю секунды!
Катя повезла меня в знаменитый театр в парижском пригороде Бобиньи. Там готовился к постановке спектакль по пьесе Артура Шницлера «Иностранная земля». Место действия – Австро-Венгрия накануне опять же Первой мировой войны. Одна из сцен происходила в роскошном швейцарском отеле. По задумке известного режиссера Люка Бонди, лобби должно было быть заполнено постояльцами из разных стран, каждый из которых говорил бы на своем языке и таким образом отдельные голоса сливались в интернациональную какофонию.
Катю забраковали сразу, сказав, что она совершенно не похожа на аристократку, которая могла бы остановиться в роскошной швейцарской гостинице. А на меня обратили внимание:
– Вот этот стройный юноша будет изображать князя Трубецкого.
Мне надо было делать вид, будто я говорю по телефону у стойки портье, которого играл Жан Рено. Текста никакого не было, я придумал его сам. Звонил по воображаемому телефону и обсуждал с несуществующим собеседником общего знакомого, который, катаясь на лыжах, сломал ногу.
Мою импровизацию зарубили на корню:
– Это слишком длинно. Звоните и требуйте ключи от номера.
Ключи я требовал очень выразительно, потому на роль князя Трубецкого был утвержден тут же. Еще одна эпизодическая роль – бонна, присматривающая за детьми эмигрантов, – досталась английской актрисе Кристин Скотт Томас. Это была девушка совершенно неземной красоты, ставшая впоследствии настоящей кинозвездой. Нас связала прекрасная дружба, и в молодые годы я помогал Кристине подбирать гардероб. Это был один из моих первых опытов стилиста в Париже.
Участие в спектакле чуть не ввело меня в искушение сменить профессию. Я стал подумывать о том, чтобы уйти в артисты. Ну получил же я маленькую роль на драматической сцене! Меня часто приглашали также на озвучание фильмов, где должна была присутствовать русская речь. Однажды вместе с графом Петром Шереметевым, которому тоже приходилось подрабатывать, мы озвучивали какой-то революционный бунт. Вскоре стали поступать предложения о съемках в рекламе для французского телевидения. Так, к примеру, я даже снялся в рекламе картошки фри. По сюжету изображал мага, занимающегося спиритизмом.
Я понимал, что у каждого актера должен быть свой агент – а как иначе? В поисках агента я умудрился дважды напороться на самых настоящих жуликов. Не сомневаюсь, что такая форма обмана существует абсолютно во всех странах. В газету дается объявление: «Ищем молодых артистов для съемок в кино». Человек звонит по указанному в объявлении номеру, его приглашают прийти на фотопробы в агентство. Там он видит штатив с аппаратом, встает на фоне белой стены, его фотографируют для так называемого досье. Но есть нюанс – за открытие досье требуется заплатить. Кто-то отказывается расставаться с деньгами, но кто-то непременно соглашается. В мое время за это просили тысячу франков.
– Мы вам позвоним, – слышит начинающий артист.
Стоит ли говорить, что, не дождавшись звонка, он, полный праведного гнева, возвращается по тому же адресу, но агентства там не находит – оно закрылось в тот же день и наверняка открылось где-нибудь в другом месте.
С третьей попытки мне повезло найти своего агента. Это была очень дельная и ушлая француженка Кристина, которая сразу высоко оценила мои фотографии. Я был фотогеничен, строен, обладал необычной славянской внешностью – не самый распространенный в ту пору типаж. Она-то и пристроила меня на съемки детектива «Нежные голубки» и многосерийного голливудского фильма «Каин и Авель». Это история о двух братьях – участниках революции, один встал на сторону большевиков, а другой остался с белыми. Я снимался в эпизодической роли одного из красных солдат, который не только участвует в пытках мирного населения, но даже насилует какую-то девушку. Собственно, всего две сцены и одна реплика – надругавшись над невинной жертвой, я должен был сказать товарищам, что она мертва. Съемки проходили в замке Юссе в долине Луары, куда мне тоже было очень интересно попасть. Моим партнером в этом фильме был французский актер Игорь Савич, игравший одного из красных командиров.
За съемки я получил неплохой гонорар и похвалу от жены режиссера:
– Как ты прекрасно справился с ролью злодея! Тебя ждет карьера в Голливуде!
Конечно, никакой карьеры в Голливуде у меня не случилось, но сниматься во французских телевизионных фильмах я продолжал. Роли предлагали незначительные, реплики примитивные, вроде «пройдите, пожалуйста» и «кушать подано». Особняком в череде этих опытов стоит фильм «Маленький принц», в котором я снялся в августе 1982 года – через два месяца после своего приезда во Францию, благодаря Вере Вольман, кинокритику и вдове знаменитого мхатовского актера Григория Хмары.
Вера Вольман познакомила меня со своей приятельницей, дочерью американского посла Анной Вормс. Эта высокая женщина с очень горделивым лицом, напоминавшим лицо Марии-Антуанетты, имела режиссерские амбиции.