От душевной депрессии, связанной с расставанием с Анной, освободился довольно быстро и очень скоро почувствовал себя абсолютно счастливым. Один в своей квартире, в настоящей парижской мансарде! Могу делать в ней все что хочу. Первым делом покрасил стены в белый цвет и купил мебель в английском магазине «Habitat» – в то время для меня это было просто, стильно и актуально.
Владельца моей квартиры звали Марк Бельбеок, он был танцовщиком, жил и работал в Германии. Для заключения договора аренды Марк специально приехал в Париж.
– Чтобы быть уверенным в том, что я сдал жилье приличному квартиранту, мне необходимо знать вашу профессию. Кто вы? – это было первое, о чем спросил меня Марк.
– Я – историк моды.
– Невероятно! – воскликнул арендодатель. – А вы не шутите?! Знаете ли вы, что моя тетка, Аннет Гольдштейн, – владелица самой крупной во Франции школы моды «Эсмод»? Она уже два года ищет преподавателя по истории моды, но их нет. Позвоните по этому телефону и скажите, что вы от ее племянника, Марка Бальбеока.
Я, конечно же, позвонил и отрекомендовался именно так, как велел Марк. Аннет Гольдштейн, польская еврейка, сразу назначила мне встречу и дала адрес: бульвар Монмартр.
Меня встретила энергичная, улыбчивая женщина в больших очках, с укладкой крупными локонами, модно одетая, очень директивно прямолинейная. Ее кабинет украшали фотографии с показов, кипы модных журналов.
– Вы знаете, что «Эсмод» – старейшая во Франции школа моды? – строго спросила она. – Ее основал сам Алексис Лавинь.
Алексис Лавинь был знаменитым модельером-новатором, именно он в XIX веке изобрел сантиметровую ленту. До этого талию измеряли веревочкой, которую затем прикладывали к деревянной линейке, – и так получали размер. Также именно Лавиню принадлежит идея создания мягкого портновского манекена в форме бюста, куда можно было вкалывать иголки. Это нововведение очень облегчило жизнь портным. Лавинь, запатентовавший свои изобретения, стал миллионером и в 1841 году основал Высшую школу искусства и техники моды – «Герр-Лавинь».
Школа «Герр-Лавинь» была очень знаменита, но к 1970-м годам ее слава стала сходить на нет. Средний возраст преподавателей переваливал далеко за семьдесят, старушки – божьи одуванчики современных тенденций не знали и учили студентов только старым фасонам. Впереди маячило банкротство. Школу решили выставить на торги. Тогда Аннет Гольдштейн, самый молодой педагог в «Герр-Лавинь», вместе с секретарем дирекции Поль Дуарину вскладчину выкупили ее. Благодаря их энтузиазму и энергии, школу переименовали в «Эсмод», она получила вторую жизнь, стала международной – ее представительства открывались в Токио и Осаке, Риме и Осло, Бангкоке и Сеуле, в Москве и Касабланке…
– Расскажите о себе, – попросила Аннет Гольдштейн.
Я рассказал, что я историк моды родом из России, только что переехал в квартиру ее племянника и он дал мне ее номер.
– У меня с собой лекции и диапозитивы, по которым я буду преподавать. Я читал лекции по истории костюма в школе «Арбат».
– Этого знаменитого киноактера, чьи портреты висят у нас везде в метро? А они вам могут написать письмо, что вы там преподаете?
Конечно, я позвонил Светлане, она мне написала прекрасную рекомендацию, что послужило поводом принять меня в эту школу в первый же день.
Аннет сказала:
– Не уходите. Вы сейчас пойдете в класс и будете читать лекцию.
– Но я не готов.
– Как не готовы? А диапозитивы разве не при вас?
Крыть было нечем.
– При мне, мадам.
Я пришел в зал, заполненный молодежью от 18 до 25 лет – девушки и юноши в самых невероятных нарядах. Все – жертвы моды: с прической «волосы дыбом», очень ярко накрашенные, очень броские. Дети богатых родителей – обучение в школе стоило больших денег…
Но и у меня был стиль: твидовый пиджак, роскошный шарф, потрясающие ковбойские сапожки, модные брюки карго цвета хаки, я был строен и молод… А то, что я приехал из России, казалось в то время особой экзотикой. Русских в Париже 1980-х годов было мало, особенно моего поколения.
А еще я прекрасно знал предмет, что и продемонстрировал, прочитав на французском языке полуторачасовую лекцию про моду XIX века – про турнюры, про кринолины… Меня слушали внимательно, а сразу после лекции Аннет Гольдштейн предложила мне подписать пятилетний контракт.
Преподавание дало мне очень много. Прежде всего, у меня появился постоянный доход в шесть тысяч франков в месяц, плюс тринадцатая зарплата. Также у меня была возможность бесплатно обедать в школьной столовой для педагогов. У плиты стояла француженка – повариха из деревни – и готовила традиционные французские блюда. Так я узнал все о мясе по-бургундски, петухе в вине, рататуе, пироге татен. Трапезу я заканчивал всегда одинаково – чаем с намазанным маслом печеньем, что вызывало у окружающих улыбку.
– Наш Васильев «блаженный» – эмигрант из СССР, там его плохо кормили, вот у нас он наедается, – говорила мадам Гольдштейн. – Только посмотрите, он после обеда ест завтрак!
Кроме солидного жалованья и бесплатных обедов, я приобрел невероятно широкий круг знакомых. Среди моих студентов были шведы и американцы, англичане и немцы, исландцы и персы, бельгийцы и испанцы, итальянцы и греки, даже китайцы и японцы, а еще пара поляков, израильтяне, австралийцы, жители Антильских островов… Это было потрясающе – каждый привносил свою культуру, рассказывал что-то о своей стране. Среди студенток были красотки Мисс Панама и Мисс Швеция, баронесса Осе Ульберг, множество аристократок с очень сложными фамилиями. Например, Колонна д'Истрия – эту римскую фамилию носил генерал эпохи Цезаря. Также у меня училась графиня д'Алькантара, дружба с которой продолжается по сей день, в их фамильном замке Керьё регулярно проходят выставки из моей коллекции исторического костюма. Недавно разговаривал с графиней по телефону, она спрашивала: «Где мой русский принц? Почему вы не приезжаете в мой замок? Мы обязательно должны сделать выставку о русском балете до моей смерти!» Был студент Стефан Анри де Турвиль – правнук адмирала де Турвиля эпохи Людовика XV, семья которого с XIX века живет в одном и том же замке. Cтудентов из СССР не было, зато учились две внучки русских эмигрантов первой волны – княжна Ирен Голицына и внучка знаменитого театрального декоратора Жоржа Вакевича. Моей студенткой была очень высокая красивая полька Анна Симанюк, ставшая впоследствии знаменитым фотографом под именем Анны Бирет. У меня учился известный парижский дизайнер от-кутюр Франк Сорбье, бывший художественный директор Дома «Patou», американец Жак Пантазес, известный персидский байер Сардук Ишам, дизайнеры Жильдас Пеннег, Софи Ситбон, Пьер Гийонне, Филипп Гре. Мы дружили, ходили в кафе и на главное развлечение школы – Праздник святой Катерины, покровительницы всех портних и модисток во Франции. В этот вечер все «катринетки» должны были одеваться в карнавальные костюмы – и я не ударял лицом в грязь. Оборачивался в плиссированную бумагу, заказывал себе необычные головные уборы… В молодости я любил танцевать, ходил в ночные клубы Парижа.
Школа «Эсмод» находилась на Больших бульварах, недалеко от метро «Биржа» – прямая ветка от станции «Пармантье», где я поселился. Но сначала меня направили в филиал школы на улице Клери в районе Сантье. Там находится множество маленьких швейных фабрик и магазинов готовой одежды. Среди сотрудников – сплошь индусы и пакистанцы. Они отшивали огромными партиями вещи прет-а-порте с грифом «Сделано в Париже», которые потом расходились по бутикам и торговым центрам.
Школа «Эсмод» в основном готовила модельеров-дизайнеров для таких фабрик. Ни один выпускник в мою эпоху в высокий дом моды, увы, не попал. Кроме Жака Пантазеса. В лучшем случае они начинали работать на себя, как, например, мой первый ученик Франк Сорбье, открывший в Париже собственный маленький дом моды, но ставший затем членом Синдиката высокой моды. Остальные находили применение на фабриках в Сантье, куда требовались специалисты, способные не только нарисовать модель платья, но также разработать лекала, по которым это платье или пальто будет сшито. Это очень сложная техническая работа, выполнить ее может далеко не каждый, поэтому диплом школы «Эсмод» ценился особо. Там часто значилось – стилист-моделист.
Обучение длилось три года и стоило немалых денег. Если я не ошибаюсь, шестьдесят тысяч франков в год. Это была цена небольшой квартиры в пригороде Парижа. Первый год в школе – подготовительный. Студентов учили рисовать, держать ножницы, работать с тканью… И если на первом курсе учащиеся делились на десять групп по сто человек в каждой, то ко второму курсу их количество заметно уменьшалось – в потоке оставалось человек двести. Другие либо не тянули обучение финансово, либо оказывались неспособными, либо осознавали, что не хотят заниматься моделированием одежды. К третьему году на курсе оставалось двадцать человек, из которых только двое или трое получали работу в мире моды.
Напечатать тексты всех лекций на французском языке мне помогла моя «парижская мамаша» Светлана Самсонова, обладательница Серебряной медали за знание русского языка в Париже. В своей огромной квартире на третьем этаже дома номер 32 на бульваре Севастополь, под мою диктовку на русском языке (на французском я не знал всех терминов) она делала синхронный перевод и с невероятной скоростью набирала текст на машинке. В благодарность я совершенно бесплатно преподавал вечерами в театральной школе ее мужа Александра Арбата.
Напечатанные лекции я предоставил в дирекцию «Эсмод». Аннет Гольдштейн и Поль Дуарину их одобрили, завизировали и направили копии в Ниццу и токийский филиал, чтобы по ним преподавал местный педагог по истории моды.
Читая первые лекции, я, конечно, заглядывал в шпаргалки, чтобы запомнить термины, но вскоре эта необходимость отпала. Поскольку занятия проходили ежедневно, мне приходилось по десять раз повторять одно и то же: Древний Египет, Греция, Рим, Византия, Готика, Ренессанс, Барокко, Рококо, Ампир… И так без конца.