Вообще все эти пансионаты были идеальным местом для получения абсолютно любой информации об эмиграции Первой волны. У каждой его обитательницы в комнате имелся собственный телефон, каждая располагала свободным временем и была не прочь поболтать и предаться воспоминаниям. Вот только далеко не все могли достать эти телефонные номера и расположить к себе собеседников.
Уже позднее, в конце 1980-х, я стал помогать Государственному институту истории искусств в Ленинграде в составлении биографического издания. Мне выдали целый список имен балерин и певиц, о которых никто ничего не знал. Я обзванивал 6–7 адресатов в возрасте около девяноста лет и по списку опрашивал: знали-не знали, когда родилась, когда умерла, у кого училась, что танцевала.
То же самое я сделал для знаменитого сборника «Художники русской эмиграции». Мною написано несколько биографических статей о художниках, может быть, средней руки, но о которых никто ничего не знал. Эти старушки рассказывали мне: «Ну как же, он был нашим соседом». Или: «Одно время она танцевала со мной в одном балете, но недолго – потом ушла». Этого было достаточно, чтобы определить хоть какие-то вехи биографий. Конечно, интернет – великая вещь. Сегодня можно найти практически любую информацию, любые архивные данные. Но вот этих устных воспоминаний мы уже, к сожалению, получить не можем, потому что ушло поколение.
Тогда же родилась идея книги «Красота в изгнании», которую я посвятил Наталье Петровне Бологовской. В поисках дополнительных сведений мне пришлось объездить, кажется, все старческие дома, какие только существовали на тот момент во Франции. В пансионате «Ганьи» одна из администраторов, полька по национальности, видя мой интерес, сказала:
– А вы знаете, у меня сохранились карточки с биографическими данными тех, кто вам нужен. У нас все от руки записано.
Она передала мне эти карточки. Так я узнал точную дату рождения фрейлины последней русской императрицы Александры Федоровны – княжны Мэри Шервашидзе, в замужестве княгини Эристави. Выяснил, когда она поступила в «Ганьи», в каком году ее не стало и что на Лазурном берегу жила ее сестра, графиня Запнекау. К сожалению, застать живой княгиню мне не удалось. Зато в «Ганьи» продолжала жить мадам Надежда Нилус. На момент нашего знакомства Надежде Дмитриевне исполнилось 102 года. Она рассказывала о Петрограде осени 1917 года: «Я лежала на оттоманке и читала „Анну Каренину“ и услышав шум на улице, попросила горничную прикрыть окно. А горничная в ответ: „Барыня, на улице – революция!!!“» Эта потрясающая женщина, несмотря на свой более чем солидный возраст, продолжала ухаживать за собой: каждое утро наносила макияж, делала маникюр, наряжалась… Узнав, что я на днях улетаю в Гонконг, попросила привезти ей пудру и кимоно лилового цвета – непременно лилового, потому что только этот цвет ей идет. Она долго жила в Константинополе и писала стихи об этом прекрасном городе.
Наталья Петровна Бологовская очень ревновала, если я дольше обычного задерживался в гостях у ее соседки Ольги Старк. Та, в свою очередь, понимала, что пальма первенства у Бологовской и терпеливо поджидала меня в своей комнатке.
Ольга Александровна Старк, урожденная Кононович, ученица Маргариты Фроман, которую она боготворила, была балериной кордебалета. В Петербурге жила за Обводным каналом на Шлиссельбургском проспекте в доме 11, так как ее отец работал в дирекции Императорского фарфорового завода, а позднее переехала на Шпалерную улицу в дом 34. Детство проводила в усадьбе Чувакино Старицкого уезда Тверской губернии, в имении друга семьи Андрея Николаевича Чаплина, и написала трогательные воспоминания, ныне утраченные. В Париже Ольга Старк танцевала в труппах русской частной Оперы Марии Кузнецовой и Алисии Вронской, в «Фоли-Бержер», в труппе «Новый балет» в Монте-Карло. Одно время держала собственную балетную школу в Бельгии. Своим главным достоянием считала многочисленные автографы, оставленные ей великими танцовщиками – Фокиным, Мясиным, Лифарем… Демонстрировала их с огромным удовольствием и гордостью всякий раз, когда я заглядывал к ней в гости. Оленька часто приезжала ко мне в гости в Париж на чай со своими подругами – русскими балеринами Эленькой Лыжиной и Тиной Скарпа. Она много рассказывала о работе с балериной Большого театра Александрой Балашовой, которая пекла пирожки и приходила с корзинкой на репетиции в Русскую частную оперу, потому что знала, как плохо питались балетные артисты. Она хорошо помнила известного режиссера Николая Николаевича Евреинова, с которым работала у князя Церетели. Она вспоминала Евреинова как дельного, замечательного режиссера, который быстро бегал по сцене и очень волновался перед премьерой. Другим режиссером, с которым Ольге Старк удалось поработать, был знаменитый Александр Акимович Санин, муж Лики Мизиновой, ставивший для Дягилева, Большого, Александринского театров и служивший в МХТ. Он эмигрировал в 1924 году.
Оленька была замечательной рассказчицей и хранительницей многих балетных анекдотов. Так, она мне рассказала о маленькой репризе, услышанной ей из уст Веры Каралли, знаменитой красавицы и примы Большого театра.
Часы стучали длительно,
Слегка горел камин.
Она была упоительна,
А он – нахально мил!
Моя любимая Ольга Старк скончалась внезапно, когда в экскурсионном автобусе вместе с другими обитателями «Foyer russe» отправилась к морю. Во время остановки отошла в ближайший лесок, присела под кустиком и мгновенно умерла. Водитель автобуса подхватил бездыханное тело, уложил на заднее сиденье и продолжил путь. По возвращении в Монморанси Ольгу Старк отпели в маленькой часовенке и похоронили тут же – на местном кладбище. Автографы Ольги Александровны забрала племянница ее мужа, а вот фотографии, которыми она так дорожила, – достались мне.
Соседкой Ольги Старк по этажу была манекенщица Кира Середа, работавшая еще у Поля Пуаре с Ксенией Куприной, дочерью писателя, в Домах «Chanel» и «Ирфе» у князя Феликса Юсупова. Урожденная баронесса фон Мёдем, она родилась на Кавказе и была сестрой рано скончавшейся манекенщицы Дома «Schiaparelli» баронессы Лёли фон Мёдем. Лёля вышла замуж за офицера Лескова, внука великого писателя, у них родилась дочь Татьяна Лескова, ставшая известной балериной и матерью бразильского балета. Недавно Татьяна отпраздновала свое столетие в Рио-де-Жанейро. Так вот именно Кира Середа удочерила Татьяну, дала ей возможность учиться балету у Любови Егоровой. В комнате Киры Середы в Монморанси справа от окна висел большой журнальный портрет Татьяны Лесковой – приемной дочери, которой она страшно гордилась. Единственным воспоминанием о России оставались маленькая иконка и сахарница «Фраже», всегда стоявшая на столе.
Еще одной обитательницей «Foyer russe» была знаменитая манекенщица родом из Киева, работавшая у Эльзы Скиапарелли. Ее имя – Варвара Раппонет.
Варвара Борисовна родилась 20 июля 1911 года в семье полковника инженерных войск балтийского происхождения. Семья Раппонет жила в Киеве на Банковой улице. С началом революционных беспорядков эвакуировались в Феодосию, а в 1920 году через Турцию эмигрировали в Югославию через город Котор.
Варвара Борисовна вспоминала:
– Мой отец был старым офицером, он воевал еще с Японией в 1905 году. Во время войны мы провели в Крыму около трех лет. Кораблем «Генерал Корнилов» под командованием моего отца нас повезли в Турцию, где мы стояли на рейде у Золотого Рога в Константинополе 24 часа. Нас, детей, там купали и чистили американцы. Корабль был переполнен беженцами в военной форме, была масса жен офицеров. Люди тащили с собой сундуки и самовары. Папа приказал все это выкинуть в море, так как корабль из-за перегрузки стал крениться. На маме была шуба, на пальце – бриллиантовое кольцо, а в руках – икона. Это все, с чем мы приехали. Все имущество осталось в Киеве: мы думали, что скоро вернемся. Заложили все вещи – ковры, мебель и серебро – в «Земский залог», а за ними-то большевики сразу и пришли.
В 1933 году Варвара поехала во Францию. Конечно, не одна, а с молодым человеком, русско-французским легионером, который стал ее мужем. Ей была необходима работа, и она нашла место манекенщицы сначала в маленьком парижском Доме «Franck» в 1935 году. А уже в 1937 году высокую красавицу с осиной талией принял на работу знаменитый испанский создатель мод Кристобаль Баленсиага. В его недавно открывшемся доме моды Варвару называли Барбарой или Барбаритой. Способная хиромантка Барбарита по руке нагадала Юберу де Живанши, начинавшему в этом доме, большое будущее, и, как известно, ее предсказания сбылись.
Затем началась война. Париж оккупировали. В 1940 году Барбара, изможденная и голодная, пришла устраиваться на работу в Дом «Schiaparelli». Тогдашний директор-распорядитель Дома шведка Ирен Дана тут же отвергла кандидатуру Раппонет.
– Вы манекен? – строго спросила она. – Посмотрите в зеркало, на кого вы похожи: кожа да кости!
Но тут раздался голос самой Эльзы Скиапарелли:
– Мадам Дана, какое право вы имеете выбирать манекенщиц в мой дом? – строго спросила она и, окинув взглядом Варвару Раппонет, решительно сказала: – Я вас беру!
Варавара вспоминала, что во время войны главными клиентками Дома были жены немецких офицеров и французские актрисы тех лет. С плеча Варвары покупала себе модели от «Schiaparelli» киноактриса Анабелла, герцогиня Виндзорская, а уже после войны – Марлен Дитрих. Варвара перешла на год к Магги Руфф, но нашла этот дом неаккуратным и вернулась к Скиапарелли, запросив в месяц за работу баснословную по тем временам сумму в 45 000 франков. Получив ее, она показывала в коллекции 29 моделей и стремглав бегала переодеваться в кабину. Кроме «Schiaparelli», Барбарита работала для фото у «Lanvin» и «Hermès», объем ее талии был 52 см.
Варвара Раппонет оставила работу манекенщицы в 1956 году и стала заведующей в бутике «Schiaparelli»