«Nina Ricchi». Из простой манекенщицы Дина превратилась сначала в заведующую манекенами «кабин», которые демонстрировали готовые платья, а затем в заведующую производством от-кутюр.
Сегодня Дина Варенова живет в предместье Парижа Ванв в небольшой уютной квартирке в красивом доходном доме, построенном в середине ХХ века, на одном этаже со своей родной сестрой – балериной Еленой Лобовой, которой еще только 89 лет. Всякий раз, собираясь на чай к сестрам, я стараюсь прихватить с собой приобретенные на очередном аукционе модные фотографии 1950-х-1960-х годов. Сегодня, кроме Дины Вареновой, едва ли кто-то еще сможет опознать лица манекенщиц той ушедшей эпохи и вспомнить их имена.
До появления «Красоты в изгнании» ни один специалист по истории костюма, ни один искусствовед не представлял, сколь значительна роль русской эмиграции в мире моды. Никаких публикаций на эту тему не существовало. На момент выхода книги еще даже не были переведены на русский язык воспоминания Феликса Юсупова и великой княгини Марии Павловны Романовой… О работе русских эмигрантов в Доме моды «Chanel» никто понятия не имел.
С 1998 года «Красота в изгнании» была переиздана семнадцать раз, в том числе на иностранных языках. К примеру, в 2000-м она вышла на английском языке в Нью-Йорке и стала не только настольной книгой Карла Лагерфельда, но и бесценным подспорьем для будущих историков моды, учащихся в университетах США, Канады, Великобритании, Австралии. Частично «Красота в изгнании» переведена в Японии и Италии.
Интересно, что наименьший резонанс моя книга вызвала во Франции. Думаю, из ревности и национального снобизма. Французы не хотят допустить, что «какие-то русские» сделали что-то для великой французской моды. Но скажем правду – в парижском Музее моды и костюма во Дворце Galliera в 1998 году прошла выставка «Московские воспоминания» при участии моего Фонда. Там были выставлены платья из собрания этого музея, созданные русскими домами моды в 1920-е годы, описанные в моей книге.
По «Красоте в изгнании» был снят десятисерийный документальный фильм «Дуновение века», в котором я успел запечатлеть своих героинь – Лидию Винокурову, Тею Бобрикову, Людмилу Лопато…
К столетию революции – в 2017 году – дополненное новыми главами и иллюстрациями издание «Красоты в изгнании» вышло в цвете, да еще в двух томах. Несмотря на довольно высокую цену, тираж моментально разлетелся.
После «Красоты в изгнании» на книжный рынок хлынул целый поток литературы по истории моды и воспоминания ее великих создателей – Поля Пуаре, Мариано Фортуни, Чарльза Фредерика Уорта, Магги Руфф, Эльзы Скиапарелли. Многие из них были переведены и изданы в России при моем непосредственном участии. Именно поэтому сегодня так легко стать историком моды – есть все источники: написаны учебники, переведены книги, сняты фильмы… Все готово. Но первой ласточкой, я это знаю наверняка, стала моя «Красота в изгнании».
Югославия
Каждое лето школа «Эсмод» предоставляла мне двухмесячный отпуск, который нужно было где-то проводить. Больших денег у меня в первые годы эмиграции не было, и тогда я открыл для себя потрясающую страну – благословенную довоенную Югославию. Кроме того, что каникулы в этой стране были мне по карману, ездить туда можно было по единому проездному билету через красавицу Венецию. Так я познал эту «жемчужину Адриатики» и влюбился в нее на всю жизнь. Поезд из Парижа шел ночь, и уже утром я выходил на платформу вокзала Санта-Лючия. Аромат великолепного города, запахи моря, дурманящая воображение каждого эстета архитектура – таковыми были мои первые впечатления от Венеции. Оставив дорожную сумку в камере хранения, я весь день посвящал пешим прогулкам по городу, посещению дворцов, музеев, соборов и церквей, катался с опаской на вапоретто, наслаждался великолепным запахом каналов… Это было очень интересно и романтично! Но смеркалось, и надо было скорее возвращаться на вокзал.
Следующий ночной поезд доставлял меня в Любляну – красивейший город тогда еще единой Югославии. Меня восхитили эти роскошные дома в стиле модерн, мост с драконами и фонарями, здание оперного театра, балетную труппу которого некогда возглавляла русская балерина Елена Полякова, воспитавшая знаменитую балерину Мию Славенска… В Любляне также работал известный русский художник – эмигрант Борис Пастухов. У меня и сейчас хранятся несколько его прекрасных работ и вид словенского озера Блед с островным монастырем, – волшебная красота!
В Любляне я также проводил день, после чего снова садился в поезд, на этот раз до Загреба – города с готическим собором и более австрийским колоритом, с прекрасным Национальным театром, в котором тоже работала русская балерина, танцевавшая до революции в Большом, – изысканная Маргарита Фроман.
После Загреба был переезд в Белград. Там на вокзале какая-то старушка предложила мне снять у нее комнату. Я с радостью согласился и, оставив у нее свою сумку, отправился искать дом, где жила подруга моих родителей Мара Финци. Упредить Мару заранее о своем визите я не мог: у меня не было ее телефона. Но был адрес – улица Дерибаска, дом 21. Решил, что приду и оставлю записку.
Нужный дом нашелся неподалеку от импозантного здания Национального театра оперы и балета. К слову сказать, и в нем не обошлось без эмигрантов из России – в 1920-е годы его прима-балериной была москвичка Нина Кирсанова, но о ней я еще расскажу.
Мы вечно должны быть благодарны Королевству Югославия за то, что оно приютило так много беженцев из России в 1920-е и 1930 е-годы. После войны многие из них уехали в США и Южную Америку, но небольшое количество задержалось на Балканах.
Я нашел дом Мары Финци, но среди фамилий жильцов не обнаружил ее имени. Зато обратил внимание на другую знакомую фамилию – Богацинцевич. Светлана Богацинцевич была соседкой и подругой Мары, с которой они вместе приезжали в Москву и гостили у нас на Фрунзенской набережной. Я нажал на звонок напротив фамилии Богацинцевич и, дождавшись ответа, представился:
– Это Саша Васильев из Москвы!
– Ой, Саша, что вы делаете в Белграде? – это действительно была та самая очаровательная модница Светлана.
– Я приехал из Парижа и ищу нашу подругу Мару Финци.
– Так она же переехала отсюда и теперь живет на бульваре Революции. Мы сейчас ей сообщим о вашем приезде. Поднимайтесь!
Светлана тут же позвонила Маре.
– Срочно ко мне домой! – ответила та. – Всё бросайте и приезжайте!
Светлана Богацинцевич посадила меня на автобус, шедший по длиннющему бульвару Революции, и сказала, на какой остановке следует сойти. Мара очень ласково меня приняла в своей небольшой трехкомнатной квартире, загроможденной книгами, мебелью, театральными эскизами и картинами. Передвигаться можно было только по узеньким, расчищенным от мебели проходам.
– Как же ты здесь оказался? – спросила Мара.
– Я теперь живу в Париже.
– Ты уехал из СССР? А тебе ничего за это не будет?
– Надеюсь, ничего.
– Ну, тогда я могу спать спокойно.
Мара Финци, урожденная Трифунович, родилась в Белграде 13 июня 1926 года. Была, как и я, театральным художником, но оформляла не только спектакли – она также создавала костюмы для кино и телевидения. Ее муж, известный хорватский искусствовед, давно скончался. Мара долгое время жила с престарелой мамой и даже с ней однажды прилетела в Москву. Но к тому времени, когда я оказался в Белграде, мамы тоже уже не было в живых. Мара осталась одна и потому очень обрадовалась неожиданно свалившемуся на ее голову гостю. И я был счастлив обрести некое подобие семьи, остановившись в доме у человека, который близко знал моих родителей. Мара выделила для меня спальню, не попросила за постой денег, стала готовить на двоих свой любимый шопский салат. Это национальный сербский салат из помидоров, огурчиков и брынзы, заправленный оливковым маслом. У нас такой салат принято называть греческим. В Турции его именуют чабан-салатом. А так как помидоры в Югославии – это что-то невероятно вкусное, я все время просил его приготовить.
На протяжении двух или трех лет на время своего летнего отпуска я приезжал к Маре. Каждый день ходил по городу, знакомился с белградской версией ар-деко и стилем «национальный романтизм». Особенно меня поразило здание гостиницы «Москва», построенное в Белграде в 1905–1908 годах в неорусском стиле при участии страхового общества «Россiя».
Город приобрел столичный облик благодаря русскому архитектору – эмигранту Николаю Петровичу Краснову, бывшему главному архитектору Ялты и автору Ливадийского дворца. Он жил в Белграде с 1922 по 1939 год, и многие здания построены по его проекту.
В Белграде находился хороший этнографический музей с массой народных костюмов, Национальная картинная галерея и особняк княгини Любицы с интересной османской мебелью из Сирии. Османская империя была огромна, ее следы я нахожу всюду – от Марокко до Израиля.
Я посетил все доступные мне антикварные магазины, был восхищен русской церковью Святой Троицы на окраине парка Ташмайдан, построенной в 1924 году по проекту русского эмигранта Валерия Владимировича Сташевского. В то время настоятелем этого храма был замечательный священник Тарасьев, он благословил меня и показал церковный музей, могилу барона Николая Врангеля, скончавшегося в Бельгии, но нашедшего свой покой на православной земле. Судя по всему, он был отравлен агентом НКВД, приезжавшим «в гости» к денщику барона Врангеля из Советской России. Теперь могила Врангеля открыта, а в 1980-е годы ее прятали за большой картиной – натюрмортом с сиренью в вазе. Таковы были реалии времени!
Жители Белграда были красивыми и статными, но стиль их одежды показался мне несколько провинциальным после Парижа.
Я изучил весь Белград и даже пережил небольшое землетрясение, когда на высоком этаже нашей башни закачались люстры и жильцы дома с одеялами ринулись по лестнице на улицу.
В какой-то момент Мара Финци сказала:
– В городе ты уже все изучил, теперь надо ехать к морю. Открой для себя Хорватию с ее прекрасным побережьем, сказочные острова Хвар и Брач в Адриатическом море – и открой для себя Черногорию!