их продюсеров. На главную роль Константина Морозина был приглашен танцовщик Жорж де ля Пена, который по росту идеально подходил Галине Пановой, дебютировавшей в роли Веры Барановой 14 июня 1983 года, как раз в день девятой годовщины своего переезда на Запад.
Мюзикл «На ваших пуантах» впервые был поставлен в 1936 году, он рассказывает о судьбе русского балета в изгнании, волею судеб попавшего в гангстерские разборки, знаменит своими мелодиями и танцевальными номерами, поставленными самим Жоржем Баланчиным. В нем некогда дебютировала великолепная Тамара Жевержеева, а в кино в 1939 году главную роль интерпретировала красавица Вера Зорина.
Галина Панова на целый год стала звездой шоу на Бродвее. У нее на неделе выдавался только один выходной, в понедельник. Это очень утомительная работа – ей надо было петь, танцевать и играть каждый вечер. После Бродвея она получила контракт на этот же спектакль в Лондоне на 6 месяцев, и тоже каждый день.
После Пановой эту роль продолжила исполнять другая моя приятельница, замечательная французская балерина и киноактриса Лесли Карон, которая была старше Пановой и для которой была изменена хореография, а затем несколько раз в этот мюзикл возвращалась с перерывами изящная Валентина Козлова, которой требовался более рослый партнер.
Мое знакомство с Валерием Пановым произойдет в тот момент, когда дни его мировой славы окажутся несколько позади. Обожавший его Западный Берлин заменит Бельгия, рядом больше не будет однокурсника Рудольфа Нуреева… Но любовь к коньяку, черной икре, к соболям, к дорогущим яхтам и автомобилям не ушла. Он пригласил меня в свой съемный дом, обставленный только современной мебелью, черный лак и металл в стиле какого-то дорогого отеля, немножко призрачного, много цветов, освещения и огромное количество техники. Очень любил аппаратуру: видеокамеры, фотоаппараты. Никакого антиквариата! Из старинных вещей я помню только полный комплект Энциклопедии Брокгауза и Эфрона и два карандашных больших рисунка Натальи Гончаровой, которые Валерию подарила Тамара Карсавина. Теперь они находятся в моем Фонде, и я ими очень горжусь.
Панов говорил, что надо покупать только все самое лучшее. Он ездил на роскошном «кадиллаке», владел дорогой яхтой, которую подарила жена. Галина обожала Валерия и с радостью делала ему дорогие подарки. Кроме яхты она приобрела для мужа квартиру в Нью-Йорке. И яхта, и квартира потом уйдут с молотка за долги, но это неважно…
Валерий Панов обладал большим вкусом в одежде. Пока был строен, носил пиджаки от «Армани», одевался в черно-серо-бежевых тонах. Очень любил черную кожу, плащи, брюки и картузы; на запястье – дорогие швейцарские часы, тонкая смесь пижонства с хулиганством. Но при этом хвалил и мой стиль, а главное – мои навыки дипломата и царедворца. Я всегда думал, что если бы я не стал театральным дизайнером и историком моды, я стал бы прекрасным дипломатом, и в мире не было бы войн.
Тогда же, в 1986 году, я познакомился с Галиной. Очаровательная и гламурная блондинка, она носила приталенную и расклешенную книзу черную норковую шубку, сапоги гармошкой на высокой шпильке, а на голове беретик, расшитый золотыми стразами. На изящном поводке Галина держала огромного черного ньюфаундленда Пьера.
– Мы только что приехали из Нью-Йорка, – сказала она, имея в виду себя и ньюфаундленда.
Панов попросил показать ему мои эскизы. А я к тому времени уже нарисовал костюмы для Майи Плисецкой, которыми она хоть и не воспользовалась, но одобрила, оставив на каждом автограф. Особенное впечатление на Валерия произвело то, что к моменту нашего знакомства я успел оформить спектакль в Национальном театре Исландии. Так что ангажемент последовал моментально.
– Какой у тебя паспорт? – спросил Валерий.
– Французский.
– Прекрасно! Будешь работать со мной! Мы готовим «Идиота», но наш художник Андрей Иванеану сломал правую руку и не может закончить декорации в срок.
Это было Божье провидение. На срочности, кстати говоря, сделали карьеру многие артисты. Они сидели в кулисах и когда вдруг что-то случалось со звездой, выходили на подмену. Это называется – срочный ввод. Часто оказывалось, что подмена ничуть не хуже первого состава. Пресс-атташе Королевского балета Фландрии сделала такое коммюнике: «С нами будет сотрудничать мировая звезда, работавшая с самой Майей Плисецкой и оформившая спектакли не только во Франции, но также в Национальном театре Исландии!».
Я начал рисовать эскизы в Антверпене и тут же доложил по телефону о своих успехах родителям в Москву. Мама сказала:
– Делай костюмы легкими и не утомляйся.
А папа возразил:
– Утомляйся – и только так достигнешь успеха!
Мне очень повезло, ведь во время создания балета «Идиот» в Антверпене я имел дело с настоящими апостолами фламандского балета – братьями Беном и Томом ван Каувенбергами. Женские партии исполняли их жены – англичанки Андреа Холл и Вивьен Лоубер, бывшие примы Лондонского фестивального балета. Костюмы для них я сделал натуралистичными – с турнюрами, корсетами, кринолинами, мехом…
Художница по костюмам Мара Финци, в чьем дачном домике под Белградом я жил тем летом и рисовал эскизы для «Идиота», очень помогала мне советами и идеями.
– Поменяй цвет, – как-то скомандовала она. – Коричневый на сцене смотрится очень плохо. Лучше использовать персиковый – хорошо для освещения.
Или:
– Талии делай повыше!
– У тебя незабываемый стиль рисунка, – сказала мне как-то Мара. – Один раз посмотришь – и запоминается на всю жизнь.
Создание костюмов потребовало особых сценических тканей, которых в Бельгии не нашлось, а в Париже было в избытке. Моим постоянным поставщиком был знаменитый магазин тканей «Дрейфус» возле Сакре-Кёр, где можно было найти лучшие театральные ткани и фактуры. На него мне указал еще в первый мой год в Париже сам Ростислав Добужинский. Ткани продавались по сниженным ценам, их упаковывали в хрустящие голубые бумажные пакеты, завязывали голубыми веревками. Старейшими сотрудниками в этом почтенном магазине были мадам Жаклин, работавшая ранее с двумя знаменитыми русскими костюмершами – Каринской и Громцевой, и месье Ален, который следил за верностью выдачи всех выбранных мною отрезов тканей на всех пяти этажах магазина. В этом магазине закупались почти все большие парижские создатели костюмов – Лиля ди Нобили, Патрис Кошетье, Хлоэ Оболенская, Клоди Гастин, Даниель Бутард, Патрик Лебретон.
Тяжесть купленных товаров была неимоверная, я за свою жизнь перетаскал сотни килограммов самых различных тканей из Парижа во все страны, где мне посчастливилось работать, – от Японии, США, Мексики до Португалии, Гонконга, Латвии, Турции и России.
Премьера «Идиота» состоялась 29 марта 1986 года в городе Гент в старинном оперном театре: золоченые ложи, шампанское… Я выходил на сцену кланяться вместе со знаменитой британской балериной Андрией Холл. Это был мой второй выход на сцену. Первый случился после премьеры спектакля «Волки и овцы» в Московском театре на Малой Бронной в 1982 году, тогда на сцену меня выводила прелестная Ольга Остроумова. Галина была в роскошном наряде из парчи с черной пелериной в стиле флэппер ар-деко, Панов – в сапогах, в огромной черной куртке, поверх которой накинул соболью шубу, на шее красный шелковый платок, а в руке – рюмка коньяка. «Марвелос, фантастик!» – это было его коронное выражение.
Дневник сохранил описание и моего наряда на премьере. Я был одет в черные фаевые панталоны, черный шерстяной смокинг, муаровый пояс-камербанд, белую рубашку с крахмальным воротником, галстук в огурцах с булавкой в виде бриллиантового слона и с орденом на жемчужной цепи, черные лаковые бальные туфли; поверх этого светского великолепия на мне был старинный бухарский халат из полосатого муарового бекасаба. Увидев меня, польский балетмейстер Войтек Ловский, преподававший в труппе, воскликнул: «Видел и попроще!» (Выпускник Вагановского училища Войтек танцевал у Бежара и был знаменит своим рафинированным юмором.) Среди моих гостей были Боря Чубабрия и Мари Клод Талье, две сестры-графини – Александра и Мира Апраксины, княжна Елена Друцкая-Соколинская, баронесса Ирина фон Шлиппе, Кристиан Дюме-Львовский… В то время я уже старался собирать вокруг себя светскую публику, совершенно не скрываю, что падок на титулы. Кто-то скажет: Васильев примазывается к аристократическим фамилиям. Вовсе нет. В моем роду много титулованных особ. Думаю, это просто зов крови.
Несмотря на то, что балет прошел с успехом, Валерий долго в Королевском балете Фландии не задержался – уже в 1987 году его уволили со скандалом. Как сказал Андрей Иванеану, «он был слишком велик для этого места». Но в эмиграции трудно диктовать свои законы.
Отношения Панова и Нуреева тоже не складывались. Я лично присутствовал при их встрече в Гранд-Опера, когда уже довольно пожилой, как мне тогда показалось, Нуреев в теплом трико, гетрах и серой шапочке брал класс со звездами парижского балета; он стоял справа у станка и обливался потом, но лихо вращался. После класса Нуреев довольно сухо поздоровался с Пановым и сразу обратил внимание на меня, одетого в тот день в синий двубортный блейзер с золочеными гербовыми пуговицами с шелковым каре «Hermès» на шее. Рудик Нуреев с улыбкой подошел, ущипнул меня за щеку и спросил, откуда я приехал. Я ответил, что живу в Париже, – «Значит, еще увидимся!» В тот же вечер, не добившись ничего вразумительного ни от Нуреева, ни от его правой руки Жени Полякова, Валерий из моей парижской квартиры позвонил Рудику домой. Как ни странно, тот взял трубку, и я стал свидетелем весьма неприятного разговора. У Нуреева готовился юбилейный вечер, и Панов предложил ему постановку номера «Князь Гирей», что-то на сюжет «Бахчисарайского фонтана». Эта мысль нисколько не восхитила гения танца, он довольно резко отнекивался, и вся беседа окончилась полным фиаско. Следует упомянуть, что и Галина Панова, танцевавшая несколько балетов с Рудиком, состояла с ним не в самых теплых отношениях.