«Versace». Отличить подделку от подлинной вещи практически не представлялось возможным, зато цена была существенно ниже.
Благодаря публикациям в глянцевых журналах обо мне узнал директор труппы Гонконгского балета – Брюс Стайвэлл.
– Вам пора начать работать для нас! – сказал он, когда нас представили друг другу.
– С удовольствием, если вы приглашаете.
– Да-да! Я хочу, чтобы вы оформили балет «Людская мозаика».
Постановщиком была жена Брюса – балерина Аманда Оливер, англичанка родом из Южной Родезии, которая преподавала классический балет в Академии искусств спектакля. Она задумала сатирический балет-пародию на тему светской жизни Гонконга, от которой сама была довольно далека. Ей казалось, что представители высшего света только и делают, что с утра до ночи пьют шампанское, носят невероятные шляпы и ходят на бесконечные вечеринки. Я отразил эти идеи в эскизах. В итоге получился действительно очень яркий, забавный и довольно едкий спектакль. Его премьера состоялась в апреле 1992 года.
Затем для балета «Золушка» в постановке американского грека, хореографа Питера Анастоса, в 1993 году я создал костюмы и декорации всё в том же билибинском стиле, как когда-то в США для балета в Цинциннати. В балете Гонконга заведующей постановочной частью работала очень толковая австралийка Сандра Экерсли, которая мне очень помогла с чертежами декораций, планировкой кулис и развеской падуг, а также в планах освещения. Техническим директором в этой труппе был англичанин Тони Райт, неплохо говоривший по-русски, поскольку в 1950-е годы учился во ВГИКе. Премьера «Золушки» состоялась 5 февраля 1992 года в театре «Ша-Тин».
Третьей моей постановкой для Гонконгского балета стала «Анна Каренина» с хореографией Андрея Проковского. «Каренина» так полюбилась зрителям Гонконга, что вскоре нам с Проковским предложили повторить этот спектакль в соседнем китайском городе Гуанчжоу. И если декорации Балет Гонконга любезно предоставил на время Балету Гуанчжоу, то все костюмы пришлось создавать заново – по размерам и объемам местных танцовщиков. Костюмы отшивались в гаражах. Портнихи работали денно и нощно. Спали тут же, на раскладушках, не отходя далеко от рабочего места. Готовые пачки выносились из гаража и выкладывались на траву. Маленькие дети портних развлекались тем, что писали на эти самые пачки, что приводило меня в ужас.
– Ничего, не страшно – всё постираем, – успокаивали меня мамаши.
Партию Анны Карениной исполняла балерина, а по совместительству член коммунистической партии Китая и депутат Верховного совета китайской компартии – Ян Дан Дан. Это была миниатюрная, стройная, элегантная женщина с балетным пучком на голове.
– Я согласилась танцевать в вашем балете потому, что он коммунистический, – призналась она на довольно плохом английском.
– Коммунистический? – уточнил я. – Но почему?
– По названию. Ведь балет называется «Анка Ленина»!
Китайцы, как известно, не произносят букву «р».
– Вынужден вас разочаровать – балет имперский, по роману графа Льва Толстого.
– Имперский? – растерялась Ян Дан Дан. – Но в коммунистическом Китае это невозможно!
– Действие происходит в царской России, поэтому не «Анка Ленина», а «Анна Ка-ре-ни-на».
– Не читала, – призналась балерина. – А в каком стиле будут костюмы?
– Чтобы вам понять – в викторианском, – сказал я.
– Как в Гонконге? – с подозрением спросила Ян Дан Дан, ведь в британский колониальный период столица Гонконга называлась – Виктория.
– Не то чтобы как в Гонконге, скорее – как в царской России.
На том и сошлись.
Моим главным развлечением в Гонконге, кроме встречи китайского Нового года, шопинга и светских раутов, стало посещение антикварных лавок в Макао, где я покупал старинные сундуки, столики, умывальники, раскладные стулья и другую мебель красного лака… Так в нашем семейном имении под Вильнюсом образовалась китайская комната, обставленная этими находками из Макао. Там же мне посчастливилось приобрести китайскую походную посуду из дерева – прототип нашей хохломы. Почему из дерева? Потому что дерево легче и, в отличие от керамики, не бьется по дороге. Именно китайцы придумали расписывать деревянную посуду золотом в сочетании с красной и черной красками, а затем покрывать лаком. Лаковая мебель – это тоже китайское изобретение. Я очень полюбил старинный португальский Макао. Главную площадь этого небольшого тогда городка украшало здание «Леал Сенадо», колониальной администрации, где интерьеры были украшены типичными португальскими плиточками-азулжуш и мебель представляла собой упрощенные формы стиля чиппендейл. Главный храм города – Сан-Паулу – сгорел в 1835 году, от него остался лишь огромный барочный фасад, но в Макао сохранилось много других католических храмов и монастырей. Я был знаком с одним из настоятелей иезуитского монастыря роялистом отцом Мануэлем Техейрой, носившим белую окладистую бороду. Он приехал в Макао в 14 лет, а в 23 уже написал свое первое историческое сочинение. Ко времени нашего знакомства ему было за 80 лет. Гонорары за свои книги и брошюры, а их из-под его пера вышло более ста, отец Мануэль отдавал на выкуп старинных португальских зданий под эгидой «Фонда Ориенте». Так он спас коллекцию религиозной полихромной скульптуры, подобной той, которую я встречал на Филиппинах, и наивной католической живописи, которая осыпалась на солнце, словно крупинки в песочных часах нашей кочевой жизни в руках Господа. В этом же монастыре я познакомился с изгнанным из Индонезии принцем Тимора.
В Макао располагался большой колониальный отель с потрясающими интерьерами «Белла Виста», построенный в 1880-е годы хозяевами «Британского паромного общества». Впоследствии в этом здании разместилось португальское консульство. Я ездил в Макао и ради прекрасной португальской кухни – супа из морских гадов, жареных сардинок и зеленого игристого вина, ради истории и атмосферы. Один из переулков Макао (справа от дома генерал-губернатора) носил имя Маркиза Паивы в честь знаменитого мужа Терезы Лохман (маркизы Паивы), московской куртизанки середины XIX века, покорившей Париж.
В те годы в Макао постепенно начали демонтировать португальские памятники королям и увозить в метрополию, так как знали, что в 1999 году город этот отойдет к Китаю. Но сохранялся прекрасный и уютный тропический сквер с гротом имени великого португальского поэта и путешественника Луиша де Камоэнса. Над этим гротом в XVIII веке находилась обсерватория знаменитого французского путешественника и первооткрывателя графа Жана-Франсуа де Лаперуза, имя которого знает каждый русский благодаря проливу возле острова Сахалин.
Там же, в Макао, я часто посещал старое протестантское, очень зеленое кладбище, где похоронен знаменитый английский художник Джордж Чиннери, переехавший в Китай в 1825 году и проживший до самой смерти в Макао. Он оставил множество зарисовок из жизни простых китайцев и переписал на заказ всех иностранцев – купцов, их жен и детей, губернаторов, капитанов кораблей, владельцев шелковых фабрик и ювелирных магазинов. В самом Гонконге существовало русское кладбище в районе Хэппи Валлей – очень аккуратное, не большое и не маленькое – на полторы сотни могил с православными крестами.
Тот Гонконг, о котором я рассказываю, закончился в 1997 году, когда его передали Китаю. За четыре года до этого на одной из центральных улиц города Лан Квай Фон открылось британское двухэтажное кафе, которое так и называлось – «1997». Меню было абсолютно европейским, обслуживали посетителей официанты с европейской внешностью. Это место моментально стало культовым, ведь владельцы объявили с самого начала, что закроются в год завершения договора аренды Великобританией Гонконга. Его интерьеры были ностальгичными, в зеленых тонах, с абажурами из бычьей кожи и чем-то мне напоминали культовое венское кафе 1945 года – «Хавелка», которое я люблю посещать, когда бываю в Австрии.
Последний раз я оказался в Гонконге уже в XXI веке с ученицами моей выездной школы для осмотра большой выставки исторических костюмов, которые я привез в этот город на выставку из Парижа. Все города меняются, и Гонконг – не исключение.
Послесловие
Моя жизнь вместила в себя множество событий, знакомств, встреч, дружб, стран, городов и континентов. Трижды проехав вокруг света, я понял, какая она маленькая – наша Земля. Поэтому мне совершенно чужды идеи границ: мы тут, а вы – тут.
Часто приходится слышать о себе:
– Какой еще человек мира, что он там себе воображает – где родился, там и пригодился.
На это я отвечаю:
– Даже птицы улетают зимовать в разные страны. Живите где хотите, и делайте что хотите. Человек тоже – свободная птица.
Я родился в Москве, а пригодился не только на Родине, но и во множестве других стран. При этом идеальной из тех, в которых побывал, а их было 82, так и не встретил – в каждой свои плюсы и минусы.
Надеюсь, книга доставила удовольствие читателю. Во всяком случае, писал я ее с удовольствием, нежностью и любовью к своему прошлому, как сокровища, перебирая факт за фактом, веху за вехой…
Писал и думал: как все эти события могла уместить одна человеческая жизнь? Хватило бы на десятерых! Жизнь, как оказалось, вместить смогла, а вот книга – нет.
В какой-то момент я сказал себе: basta! И решил растянуть удовольствие, предложив уважаемому читателю дождаться выхода следующего тома воспоминаний, которые будут посвящены большей частью уже XXI веку – моей работе на телевидении, выездной школе, выставкам Фонда Александра Васильева, работе в Австралии, Канаде, Великобритании, Сингапуре, Марокко, Португалии, Италии, Испании, Бельгии, Германии, Скандинавских странах, в Литве, Латвии и Эстонии, в Польше и Чехии…
Все это связано с новыми знакомствами и встречами, человеческими судьбами, перипетиями моей личной жизни и новой реальностью, в которой мы все оказались с приходом XXI века.
Так что – продолжение следует…