Постучавшись, вошел Карл, утомленный, с темными кругами у глаз. Увидел накрытый по-мужски стол, коньяк, но не осудил отца. Захотелось и самому выпить рюмку, снять гнетущее состояние с души.
– Отец, в мою каюту с вещами пришел рулевой Клаус. Сказал, что по твоему приказанию. Зачем?
– Все верно, сынок, все так и надо… Я переговорил с Клаусом, и он охотно заключил со мной контракт. Будет выполнять обязанности личного телохранителя… Согласись, что в нашем положении это совсем не лишнее приобретение, – пояснил Отто с возможно спокойным выражением лица, хотя увидел, что такое объяснение встревожило сына. Он указал ему место рядом на диване, налил в рюмку, подвинул конфеты, фрукты. – Помяни брата… Как бы там ни было у него на душе в проклятую, или, вернее сказать, в роковую минуту его жизни, а человек он был добрый, матери и отцу преданный. Это его беда, а не вина, что с нервами так вышло… Выпей, сынок, и увидишь, что сердцу немного полегчает…
Карл присел, двумя глотками – чего раньше никогда себе не позволял! – выпил обжигающий напиток, развернул конфету, откусил. По телу прошла горячая волна, за ней вторая, ударило в голову и в ноги. Отец налил еще полрюмки, Карл выпил и начал чистить апельсин. Выпили еще и в третий раз.
– Как нелепо все получилось… Будто отрывок из какого-то драматического романа прочитал… Крепись, сынок. – Отто ласково обнял Карла за плечи, крепко прижал к себе, опасаясь, что вот-вот из глаз потекут слезы невосполнимой утраты. – Нам с тобой еще на ноги ставить твоих ребятишек, готовить их к этой трудной и коварной жизни.
Фридрих вздохнул шумно, словно морж, раздувая усы, перекрестился, покоси глазами в угол, но иконы там, разумеется, не было. Тяжело поднялся из-за стола.
– Пойду на вахту к Роберту. Не влепиться бы в рифы, попутешествуем тогда… пеши по океанскому донышку! Хо-хо!
– Иди, Фридрих. И распорядись приготовить команде поминальный по Вальтеру завтрак. А Майклу скажи, чтобы морякам выдал по стакану рома… на помин души моего Вальтера, – и уронил голову на грудь, пряча от верного друга повлажневшие глаза – и у Железного Дункеля, оказывается, есть в душе слабые струнки…
– Хорошо, мой фрегаттен-капитан, передам боцману, – ответил Фридрих и вышел из каюты. Некоторое время отец и сын молчали, думали о прочности жизни всей семьи.
В иллюминатор левого борта яхты светило над Оклендами огромное, бледно-оранжевое солнце.
– Идем на камбуз, сынок, позавтракаем и за дела… – Отто поднялся с дивана, словно отрешенным взглядом осмотрел каюту, стол, махнул рукой, отгоняя мысли о мирской суете. – Думается мне, что завтра можем достичь места, где лежит американский барк «Генерал Грант» с бесценным грузом золота в трюме. И это золото принадлежит нам с тобой, Карл. По праву наследства!
Карл, разгоряченный выпитым коньяком, еле усидел на месте – отец впервые открыто назвал цель их поездки – золото в трюме какого-то затонувшего барка!
– По праву наследства? Этот барк принадлежал твоему деду Генриху? Но ты сказал – американский…
– Не совсем так, сынок. Не по прямому, разумеется, наследству. Откуда у Генриха Дункеля могло появиться столько золота? Конечно, не могло… После обеда пригласи в каюту Марту. Я думаю, ей тоже пора вникать в некоторые наши семейные дела. Конечно, если ты не против.
Отто с печальной, какой-то детской мольбой посмотрел сыну в глаза. Карл даже смутился от намека отца: значит, решил связать свою судьбу с судьбой баронессы? И поспешил заверить, что против Марты Бутанис у него нет никаких возражений.
– Отец, если она пришлась тебе по сердцу – женись… Ты довольно времени жил памятью о маме. И дальше, думаю, в мыслях будешь ее боготворить. Не так ли? Ну и отлично. Баронесса – человек серьезный и надежный, с ней тебе будет хорошо. И нам всем тоже!
– Благодарю, Карл. Ты очень порадовал меня… в такую трудную минуту, – с явным облегчением, улыбнувшись, сказал Отто. – Когда придете с Мартой – сообщу вам все, что в давние годы узнал от деда Генриха. Пришла пора и тебе, сынок, быть осведомленным о событиях, которые произошли здесь, у этого богом забытого Оклендского архипелага… Мы втроем, а с Фридрихом если, то вчетвером, вышли теперь на тропу нашего далекого предка – Генриха Дункеля!
Глава 2. В каменном мешке Окленда
1
– Послушай, как тебя там, немец.
– Меня зовут Генрих Дункель, сэр капитан. Из Гамбурга и вам уже представлялся, сэр. Рулевой на место погибшего вашего…
– Да-да, вспомнил! С брига «Хаук»[8]. И мне помнится, ты говорил, что превосходно разбираешься в лоциях и прочих морских науках…
Ты давно ходишь по морям? На вид-то маловато годков смотрится!
– По морям я хожу уже достаточно, чтобы чувствовать беду, сэр капитан. Видит бог, достанется нам скоро, да сожрут меня акулы с потрохами, если это не так! Надо принимать меры, сэр капитан!
– Не пори чепухи, зелень полуморская! Мне пятьдесят, из них почти тридцать лет я качаюсь на гиблых волнах… О какой беде болтаешь, мальчик в морской робе?
– Простите за дерзость, сэр капитан! – рулевой Генрих Дункель почтительно, не выпуская из рук штурвала, поклонился головой вправо, где стоял Уильям Лофлин, тучный, изрядно облысевший, словно каждый проносившийся над ним ураган сметал своими вихрями добрый пук когда-то кудрявых густых волос. Зато мясистый нос вызывающе торчал вперед, подобно лесному пню из зарослей – бакенбарды и борода у капитана были знатными, прочим морским волкам на зависть. – Разрешите пояснить свои соображения, сэр капитан?
– Давай, вали в кучу свои глупые соображения. Сознайся, что тебя так напугало? – милостиво разрешил Уильям Лофлин и пыхнул в сторону новенького рулевого клубом табачного дыма.
– Я проходил мимо каюты вашего помощника и через приоткрытую дверь разглядел на барометре, что снова и довольно резко упало давление. А ваш помощник Ларри Марч почему-то не говорит вам об этом, сэр капитан! Мне показалось, что он лежал на койке изрядно пьян… Не мое дело вмешиваться в действия капитана, но давление так резко упало… А это предвещает пришествие урагана, сэр капитан!
– Ларри говорил мне. Но ураганы один за другим по океану не ходят, как ваши гамбургские купчихи по рынку. – Уильям Лофлин пыхнул клубами дыма, изобразив таким образом совершенное равнодушие к словам молодого моряка, предостерегавшего от новой опасности. – Я уверен, что мы счастливо на этот раз проскочим Индийский океан и доберемся до Африки…
Всю минувшую неделю барк «Генерал Грант» простоял в Мельбурне, ожидая, когда утихнет разыгравшаяся непогода, и вот уже пятый день при благоприятном ветре идет бакштагом на запад, в далекий Лондон, неся в своем трюме баснословно богатый груз – слитки золота. Но об этом знает лишь сам Уильям Лофлин, его помощник, боцман и офицер, при котором находилась небольшая команда для охраны груза. Морякам же и нескольким десяткам золотодобытчикам, которые возвращались на родину, объявили, что эти солдаты везут свинец для нужд адмиралтейства…
– И все же я не рискнул бы на свой страх пуститься через океан при таком падении барометра, сэр капитан! Часа через четыре… – Рулевой Генрих Дункель неожиданно умолк, долго всматривался в даль горизонта, переводил взгляд на паруса, которые, наполненные ветром, уверенно вели судно по заданному курсу. Капитан решил было, что моряк замолчал, поняв всю нелепость своих предположений, отошел к боковым леерам, ограждавшим высокий над палубой ют, курил и смотрел на вахтенных моряков и пассажиров, которые спокойно расположились по своим местам и предавались обычному в таких ситуациях занятию – играли в кости, шумно перекликались, подшучивали над неудачниками, менялись местами за стаканчиком с кубиками…
– Простите, сэр капитан! – голос рулевого был полон тревоги, Уильям Лофлин недовольно сморщил заросшее лицо, пустил дым из ноздрей, напоминая дракона, которого наконец-то вывели из терпения. – Еще раз простите, сэр капитан, но обратите внимание – бом-брамсели[9] начинают трепетать не так ровно, да и гафельный[10] парус не так туго выгнут, через время может начать садиться к гику! А это верный признак, что ветер может переменить направление и задуть нам навстречу!
Капитан вскинул светло-серые глаза – глаза скандинава или канадца – посмотрел на верхние паруса, потом на огромный гафельный парус, обернулся на безоблачное небо за кормой, прочертил взглядом небо над клотиком и вперед, куда устремился, словно указующий перст судьбы, чуть задранный вверх бушприт. Всюду покой и тишина, тот покой и тишина, которые царят в океане, если не считать постоянного умиротворяющего, как материнская колыбельная песенка, плеска волн о борт и легкого гудения натянутого стоячего такелажа – штаг, кливер-лееров, вантов… Капитан не нашел ничего тревожного, промолчал, решив не позорить себя никчемным спором с трусливым, похоже, новичком – рулевым.
«Надо же, как обманчива бывает внешность! – Капитан сплюнул за борт, недовольно дернул плечами. – На вид крепкий, уверенный в себе парень, а как вышли в море, чуть удалились от берега, так и запаниковал – скорее возвращаемся домой, к маме…»
– Смотри лучше за курсом, немец! Вот когда самостоятельно встанешь на капитанский мостик, тогда и будешь посматривать и за горизонтом и за парусами! Пока что смотри и учись, пригодится в морской жизни, если, разумеется, не сойдешь на берег окончательно, убоявшись морской болезни и страха перед глубиной под ногами!
– Есть смотреть за курсом, сэр капитан! – четко ответил Генрих, опустил взгляд на магнитный компас и перестал давать какие-то советы бывалому капитану. «Тебе же хуже будет, дурак облысевший! Влетишь скоро как индюк в печку, потеряв голову… Вот тогда и посмотрим, что ты запоешь!..»
Прошло не менее двух часов, ветер вроде бы не ослабевал, дул все так же ровно. Барк шел, слегка раскачиваясь на пологих волнах, но вот чуть приметно ослабели кливера, обвисли полуприкрытые с кормы гафелем фор– и грот-марсели