траховочный конец поплыл вдоль скалы: его несло течением! Когда перепуганный дед вытянул веревку, она оказалась обрезанной ножом. Попытались поднять водолаза за воздушный шланг, но шланг натянулся, как леска удочки, когда крючок за что-нибудь цепляется под водой, а потом лопнул, похоже, что у самого шлема…
– Боже мой! – Марта, бледная от переживаний за давно погибшего человека, истово перекрестилась. – Что же могло там приключиться? Надо же, только спустился – и нет человека! Какой кошмар пережил тот несчастный водолаз. И что он видел в последнюю секунду жизни?
– Могло случиться все, что угодно, милая Марта! Это же море, дно моря, где царствуют Посейдон и его скопище всяких добрых и не очень добрых тварей, – ответил Отто, невольно заражаясь сомнениями, словно он сам стоял у шлюпки и держал пустой страховочный конец в руках, а его верный друг Фридрих остался там, в толще воды, около золота, но без глотка воздуха! И ему самому надо теперь надевать шлем и акваланг и спускаться во тьму страшного мира, где неизвестно что ждет очередную жертву… – Мог напасть спрут, а водолаз, отмахиваясь ножом, нечаянно перерезал страховой конец. Мог провалиться в трюм барка, запутать воздушный шланг, через который его напарник ручным насосом подкачивал воздух.
– Господи, какой страшной смертью погиб человек, погнавшись за золотом! – Марта нервно встала, подошла к иллюминатору и долго смотрела на алый горизонт, где за низкие тучи уходило багровое солнце, а зеленая, пугающая своей близостью вода, парализуя волю, прокатывалась совсем рядом, можно было высунуть руку и поймать ее. Марта, испугавшись, поспешно отошла подальше от иллюминатора: океан вдруг показался ей каким-то фантастическим, неведомым и страшным существом, которое только и ждет минуты выпустить страшные щупальцы и схватить их всех! Всех, кто плывет в этой крошечной, почти игрушечной яхте… – Надо же, насколько спокойнее жить на суше, а здесь… – баронесса умолкла и, прежде чем опуститься в кресло, еще раз взглянула на живой, казалось, океан.
– Что было с ними дальше? Что они предприняли для продолжения поиска? Неужужели все так и оставили? – Карл спросил тихим голосом, по многовековому суеверию опасаясь говорить громко над могилой, а могилой того погибшего водолаза был океан, по которому шла их яхта.
– А что они могли предпринять без водолаза? – вопросом на вопрос ответил отец и провел ладонью по лицу. Глаза его, всегда строгие, в этот момент словно туманом подернулись. Он мысленно представил себя на месте деда Генриха, за тысячи миль примчавшегося искать свое золото, а потерявшего напарника в первую же минуту долгожданного поиска! – Клянусь священными водами Стикса, я бы не хотел оказаться на его месте: и сокровища рядом, а взять нет никакой возможности! – Он нервно мотнул головой, отгоняя прочь ненужные теперь переживания: с ним такого не произойдет, в этом он уверен вполне, глянул на баронессу и сдержанно вздохнул.
«Любовь моя! Я теперь связан с тобой навечно, как Сизиф со своим камнем! – с нежностью подумал Отто, все еще не веря в свалившееся на него личное счастье. – Неужели Господь и в самом деле решил вознаградить меня, преподнеся два таких подарка к свадьбе?! Два бесценных сокровища – клад в трюмах “Генерала Гранта” и тебя, моя милая Пандора! Одно сокровище уже держу в руках. И второе не сегодня, так завтра будет моим, будет! Слишком долго я мечтал о нем, всеми помыслами рвался к нему – сына потерял на этой проклятой дороге! – чтобы теперь и дальше оставлять мое золото в кладовых Посейдона…»
Карл что-то спросил, Отто очнулся на последнем слове сына «выжили», понял, о чем речь, и продолжил прерванную беседу:
– Я уже упоминал о том, что они построили у родничка временное жилище из песчанника, внутри натянули двойную палатку, чтобы не протекало во время дождей. Пол устлали досками с одной разобранной шлюпки: дед понял, что вторую шлюпку беречь не имеет смысла, никакого золота в нее уже не положишь! В этом тереме и стали ждать возвращения китобоя. И капитан не обманул их, зашел на обратном пути, возвращаясь после промыслов. Только на борт китобоя поднялся один дед Генрих.
– Как это – один? – Карл резко повернулся, испуганным взглядом посмотрел в глаза отцу: зная за своим родом склонность к жестким, а порою и к жестоким решениям – недавнее решение Вальтера – тому наглядный пример! – он и тут заподозрил что-то неладное.
Отто пожал плечами, покосился на притихшую Марту: он отлично понял причину испуга сына, но не собирался перед Мартой оглашать трагедию, которая произошла на острове между двумя верными, казалось бы, друзьями.
– Дед Генрих сказал мне при последней беседе, что его напарник не захотел уходить с острова, остался сторожить немалые запасы, да и сокровища под водой заодно от других искателей кладов. Дед Генрих подарил ему винтовку, патроны и обещал через месяц-другой, не больше, возвратиться с новым водолазом. Клянусь священными водами Стикса, мы найдем того моряка на острове, вернее, его останки, если только он не оставил своего поста с каким-нибудь пароходом или на самодельном плоту… Дед Генрих обещал ему вернуться, но так и не смог этого сделать. По возвращении в Мельбурн он заболел лихорадкой, почти два месяца провалялся в больнице, истратил все сбережения, какие при нем имелись, а бесплатно никто не хотел даже близко подходить к страшным рифам Окленда, а тем более в водолазном костюме спускаться под воду. И дед Генрих вынужден был, заранее отслужив панихиду по товарищу, вернуться домой. В тридцать пятом году, почувствовав близкую смерть, он призвал меня к постели и, несмотря на свои восемьдесят девять лет, довольно вразумительно и подробно рассказал эту историю. И просил сохранить тайну «Генерала Гранта» для рода Дункелей, не поднимать золота и не бросать его в горнило новой войны, которая вот-вот должна была разразиться в Европе. Он верно угадал, что фюрер кинется на соседей, и, вполне возможно, предвидел, что Германия и на этот раз испытает горечь проклятой капитуляции. Так оно и вышло, к великому несчастью.
Отто Дункель поджал губы, резко обозначив складки у рта: если бы судьба повернулась иначе! Если бы не красное полотнище большевиков, а стяги фюрера теперь развевались над Кремлем – и у него все сложилось бы гораздо приятнее! Тогда янки и сунуться не посмели бы в немецкие колонии… Он поставил чашечку на стол, нервно сцепил пальцы. Словно оправдываясь перед сыном и женой, торопливо пояснил:
– Была у меня надежда, что после победы Германии мы станем хозяевами мира. Вот тогда и пришло бы время поднять золото с «Генерала Гранта» и с его помощью сделать блестящую политическую карьеру. Но вышло вновь по предсказанию великого канцлера Бисмарка! Теперь приходится спасать себя, свое предприятие и семью от финансовой петли, которую готовят мне американские фирмы, чтоб этим янки провалиться в царство Аида и попасть в лапы кровожадного Цербера!
– Ничего, отец! – Карл понемногу пришел в себя после прослушанной истории прадеда. Пережив мысленно чужие страдания, он постепенно обрел былую веру в собственные силы. – Мы с этими янки Потсдамского соглашения не подписывали! Мы с ними еще повоюем! Не из пушек, а финансовыми залпами! Только бы добраться до сокровищ барка!
Марта поднялась из кресла, подошла к Отто, который сидел на диване у стола, ласково, успокаивая, провела пальцами по жестким с заметной сединой волосам. Ей захотелось вдруг поцеловать этого сильного, красивого и упрямого человека, к которому она после той упоительной «полуночи» начала испытывать нежное чувство, граничащее с истинной страстью. Но присутствие Карла удержало ее от такого порыва.
– Я верю, милый Отто, ты добудешь золото своего деда. И поможешь своей семье… Конечно, мне трудно заменить Вальтера, он был мужчина с крепкими кулаками, но и я не слабой породы, не кисейная истеричка. Жизнь приучила меня работать физически, быть настойчивой, а если надо, то и зубастой. Особенно если придется драться за свое счастье и счастье крошечной Элизабет. Так что можешь, Отто, рассчитывать и на меня!
Отто взял руку баронессы, поцеловал пальчики Марты. Глаза его заискрились молодо, и он подмигнул Карлу:
– Золото принадлежит нам не только по праву наследства, но и по праву сильного! Принадлежит всем нам, Марта! Я говорю нам, потому что, и Карл знает это, ты моя жена перед Богом с того часа, когда Всевышний соединил нас. И все, чем мы с ним владеем, принадлежит и тебе, моя несравненная Пандора! Ну что же, значит, вместе до последнего часа. Теперь бы только добраться до того острова, где затонул «Генерал Грант», а поднять груз будет не так сложно. И время года теплое, не то что май месяц, когда здесь купался наш отважный предок! – Помолчал, глядя через иллюминатор на тускнеющий своими красками небосклон, и неожиданно решил: – Эту ночь, Карл, мы вдвоем будем следить за Оклендами. Милая Марта, иди отдыхай, а мы с Карлом выйдем на палубу. Чует мое вещее сердце, вот-вот появится Старый Башмак, тот самый островок, как прозвал его дед Генрих.
– Почему он так прозвал его? – удивился Карл, привстав с кресла. – Не потому ли, что бегал по нему босиком, когда прыгал с тонущего корабля в море?
– Нет, сынок, – улыбнулся Отто на вопрос сына, похлопал его по плечу и пояснил: – Просто наиболее высокая часть, где кратер бывшего вулкана, напоминает издали голенище башмака, куда просовывается нога. А остальное, более низкое наклонное плоскогорье, – это где ступня и пальцы. О пятку этого «Башмака» и разбился барк… Ну, идем, сынок, и, как пели наши «лучшие друзья-коминтерновцы»: «Это есть наш последний и решительный бой!..» Надеюсь, Окленды будут к нам более милосердными, не как Симплегадские скалы[20] к аргонавтам!
Над морем тянул ровный норд-ост. Яхта шла под малыми парусами, равномерно поднимаясь и опускаясь, наискось переваливая через волны высотой не более пяти футов. За кормой остались первые, самые северные скалы Окленда, а здесь то и дело торчали устрашающие каменные зубы. Об эти скалы – которое уже тысячелетие! – чередой безутешно бились океанские волны…