– Осторожнее, Майкл! Не дергай сетки рывками! – предупредил Отто, и голос у него от напряжения даже завибрировал: как поведут себя матросы, когда перед глазами бухнет на палубу в слитках завораживающее золото?!
Послышался глухой и мягкий стук. В наступившей, словно в глубинной океанской, тишине боцман развернул зеленью облепленные сетки, и на солнце блеснул благородный, но страшный своей магической силой желтый металл.
Никто из бывших на яхте, даже баронесса Марта, не смогли удержать вздоха удивления. Золото! И такой кучей! Его и здесь уже на всех предостаточно, чтобы сделать экипаж яхты богатыми и счастливыми, а сколько же осталось еще там, во владениях щедрого – по всему видно это! – к господину сенатору Посейдона? Сто, двести, а может, тысяча таких вот увесистых золотых «поросеночков»?!
– Никогда бы не поверил…
– Чему бы не поверил, Майкл? – улыбаясь, переспросил Карл, в душе радуясь, что матросы, похоже, спокойно приняли появление на яхте первых слитков золота.
– Что такое возможно наяву, а не в романах про сокровища. Роберт, укуси меня за палец, чтоб я проснулся, – и Майкл протянул рулевому левый мизинец. Тот, не долго думая, цапнул его зубами, боцман взвыл, а матросы дружно покатились со смеху. – Ой, дьявол! Я же пошутил, а ты, как щука зубастая, – хвать без разбору что ни попадя!
– А я принял это как приказ! Прости, Майкл, но в следующий раз не спи при исполнении служебных обязанностей!
Отто Дункель, весьма довольный поведением команды, поднялся на яхту, и матросы отошли от сеток, понимая, что это не их желанная добыча. Поймав взгляд Майкла, в глазах которого еще не остыл лихорадочный желтый блеск, он вдруг рассмеялся, шагнул к боцману и хлопнул его по плечу так, что Майкл – а он был не из слабых в коленях! – даже присел. Но присел боцман не только от тяжести руки сенатора, а и от слов, сказанных им вслед за этим дружеским жестом:
– Клейнер Манн, зас нун? – Увидел, что у боцмана округлились глаза, заговорил по-английски: – Майкл, я предупреждал тебя, что каждого награжу за примерное исполнение обязанностей во время нашего путешествия? Не так ли?
– Да-а, господин сенатор, предупреждали… И я им всем, – кивок в сторону матросов, – о том же передавал…
– Ну вот, братцы, – Отто повернулся лицом к матросам, которые с напряженным вниманием слушали его слова, – теперь вы сами видите, почему я не взял тех китобоев на яхту. Уже сейчас или назавтра, когда мы поднимем все золото с затонувшего корабля, они перестреляли бы нас. Всех до одного, чтобы никаких свидетелей не осталось! За вашу отличную работу я награжу вас достойным образом, чтобы впредь вы не испытывали никакой нужды… Майкл, возьми и вручи каждому из матросов по слитку. Им первая добыча. Остальное поднимем завтра, будем работать до тех пор, пока у Посейдона не станет меньше одним подводным кладом. С него довольно тех сокровищ, которые лежат на морском дне в иных, нам неизвестных пока что местах!
– И-и-ей! – прицокнул Есио Кондо, когда счастливый до легкого помешательства Майкл опустил ему на протянутые руки золотое, холодное от морской воды «тельце».
Чжоу Чан, приняв подарок, опустился на колени и поцеловал палубу Богом отмеченной, не иначе, яхты. Роберт словно не поверил своим глазам. Приняв золото, качнул его на ладони, будто взвешивая, растерянно поклонился Дункелю, потом неожиданно расцвел в улыбке, лихо взлохматил шикарную шевелюру и с вызовом крикнул в северную часть океана:
– Ну, господин генерал-губернатор! Теперь посмотрим, что ты скажешь, когда подкачу я к твоему парадному крылечку на шикарном красного цвета авто!
Джим растянул в улыбке толстые губы, сверкнул большими черными глазами, потом неожиданно поднял двумя руками слиток над кудрявой головой и с замысловатыми телодвижениями, исполняя какой-то африканский ритуальный танец, прошелся кругом около рубки. И только снова очутившись перед Дункелем, поклонился сенатору в пояс.
– Да ты артист, Джим! – засмеялся Отто, сам довольный тем, что так удачно пришла ему мысль задобрить команду именно такими подарками. – Кто следующий?
Клаус Кинкель принял золото с лицом бесстрастного фельдфебеля, который принимает железный крест из рук маршала, осознавая, что это награда не столько за прошлое, сколько задаток за будущие услуги. Принял, поклонился и отошел к рубке, уступая место механику.
Степан Чагрин принял слиток от боцмана настороженно. Начитавшись еще в школе рассказов Эдгара По, он как бы опасался неожиданного и смертельного «укуса» этого самого бесценного подарка… Только на миг он поднял глаза на Отто Дункеля, словно хотел проверить, что же таится у сенатора там, в глубине души, но увидел радушную улыбку щедрого сенатора, опустил голову в полупоклоне и повернулся, чтобы отойти подальше от этого страшного человека с таким красивым и привлекательным лицом.
«Никакого каторжанина Айртона! Это он, Русский Медведь, бросал камни со скалы! – обожгла мозг Дункеля неожиданная догадка. – Только он, русский, мог отважиться на этот отчаянный шаг. Только у него сохранился в душе тот запал ненависти, который хранит в себе почти каждый фронтовик, потерявший на войне брата, отца или верных товарищей…» Рука сама по себе потянулась к карману куртки, чтобы выхватить пистолет и всадить пулю в ненавистный затылок, подстриженный короткой стрижкой: механик первым из матросов пошел к себе в кубрик. Нечеловеческого усилия стоило Дункелю сдержать собственную ненависть к русскому, согнать с лица печать злости и продолжить как ни в чем не бывало прерванную процедуру награждения команды.
– Майкл, по случаю большой удачи я разрешаю выдать каждому по бутылке вина. Только не передеритесь пьяными, морские волки! – добавил со смехом Отто, а сам подумал, что это был бы самый оптимальный выход из тупиковой ситуации. Боцман живо поспешил на камбуз отпереть заветный шкаф с вином…
Когда боцман с бутылками в карманах и в руках спустился в кубрик, матросы сидели каждый со своим слитком золота, и у каждого лицо с таким непохожим выражением – от детского и безмятежного счастья у негра Джима до лица человека, приговоренного к расстрелу и уже поставленного у пулями иссеченной стены, какое было у механика Степана. Боцман бережно опустил на стол бутылки сухого вина, не сдержался от наполнившей сердце радости, потер затекшие пальцы о ладони.
– Вот видите, братцы! Этот сенатор Дункель оказался не таким каннибалом, как могло показаться поначалу…
Степан поднял на него злые, зеленым огнем горящие глаза, резко, но тихо выговорил доверчивому Майклу:
– Его щедрость сравнима только со щедростью Сатаны, который за золото покупает невинные души людей! Надо же, ни за что ни про что отвалил почти по пять килограммов золота! Для полного счастья не хватает сущего пустячка – вызвать к трапу яхты такси и мчаться в банк менять золотишко на разменную монету! На каждого приходится более ста тысячи фунтов стерлингов! Ого! С чего бы такая щедрость? Он мог бы в конце похода по морям, как это делали другие пассажиры, выдать нам по сотне долларов, и этого было бы вполне достаточно для вознаграждения за услуги. А здесь большим грехом попахивает, братцы, ох и большим грехом! Не подсовывает ли нам этот недобитый фашист троянских лошадок?
Майкл побледнел от таких слов механика, опустился на стул у кровати Джима. Словно оглушенный, мотнул головой: у этого Штефана слова просто как бронебойные снаряды!
– Что ты такое говоришь, Штефан? Да разве поднимется рука у нормального человека? Какая за нами вина?
– У нормального – нет! – Степан Чагрин ребром ладони рубанул поперек слитка, который лежал на коленях и жег тело, будто раскаленная заготовка, только что выхваченная из огня. – А для фашиста убить человека – сущий пустяк. Видел я таких, которые просто ради тренировки в стрельбе выгоняли пленных за колючую проволоку, травили их собаками, а когда несчастные, изголодавшиеся люди начинали убегать от овчарок, стреляли по ним из личного оружия. Ну чем не тир с живыми мишенями?! Тем более что наши гости на яхте уже замарались кровью экипажа «Виктории», взорвали яхту, чтобы она не преследовала их и не узнала, где скрывается клад Дункеля! Для немцев живых свидетелей оставлять не резон. Потому и Клауса этот Сатана перекупил с потрохами, чтобы нас не так бояться! Ох, братцы, – Степан оглядел всех почти умоляющими глазами, – не застелил бы нам головы этот золотой туман, поостережемся удара в спину!
– Пусть только осмелятся! – со злостью и решимостью прошипел Роберт, пряча слиток в верхний ящик прикроватной тумбочки. – Теперь мы будем драться не только за это золото, но и за головы, которые нам тоже вроде бы еще пригодятся!
– Да-да, будем, – тихо поддержал рулевого Есио. – Я еще не разучился кричать «Банзай!».
– Эх, теперь бы темной ночкой убежать отсюда подальше, хотя бы и в страшную Америку, – вздохнул темнокожий великан Джим, и в больших выпуклых глазах залегла печаль…
– Отто, зачем ты раздал столько золота этим свиньям? – спросил недоуменно Фридрих.
Когда матросы вслед за боцманом спустились в кубрик, они отправились в каюту Дункеля. Отто, отвинчивая крышку коньячной бутылки, усмехнулся, исподлобья глянул на Кугеля, как бы поражаясь, что тот сам не мог дойти своим умом до такой простой истины.
– Зачем? Да затем, чтобы у них руки были заняты! Теперь каждый засунет этот слиток себе за пазуху и обеими руками будет сторожить свое несметное сокровище. И друг на друга начнут коситься, как бы сосед у него не стащил.
Фридрих тихо рассмеялся, наконец-то поняв мотив поступка своего старого друга и командира. Потер виски пальцами, сгоняя усталость в голове, которая накопилась за этот трудный и напряженный для нервов день. Баронесса тоже поднялась из своего кресла, убрала книгу в сумочку.
– Пойду к себе отдохнуть.
– А как же ужин? По нынешнему счастливому случаю не грех и шампанского выпить! – с улыбкой спросил Отто, озорно подмигивая Марте, будто школьник, который решил немножко напроказничать.