Долгое время Пит не понимала, куда ушла ее мать и почему. Когда Стив попытался объяснить, что мама больна и ей пришлось отправиться в больницу, где ее могут вылечить, Пит мрачно кивнула и, казалось, смирилась с этим. Но она часто просыпалась с криками после дурных снов. И если Стив или Джозеф подхватывали небольшую простуду, либо у них болела голова, девочка начинала нервничать, у нее портилось настроение, она становилась сама не своя.
Однажды, когда Беттина пробыла в больнице уже полгода, Стив слег с тяжелой формой гриппа. Пит заползла к нему в постель, хотя ее предупреждали держаться подальше от отца, чтобы не заразиться.
— Ты тоже уйдешь, папа?
— Что? — спросил он, смутившись.
— Дедушка сказал, что ты болен. Ты тоже уйдешь в больницу, как мама, и не вернешься никогда?
— Конечно, нет. Это только грипп. Я никуда не собираюсь.
— Обещаешь?
— Обещаю. — Он прижал к себе дочку, гладил ее по волосам, целовал в лобик, не беспокоясь, заразится она этим чертовым гриппом или нет.
Пит начала быстро расти. В школе ее жестоко дразнили безумной матерью, которая жила в сумасшедшем доме. Однажды она явилась домой с синяком под глазом после того, как Томми Галлагер прошелся за ней по улице, мяукая вслед, потому что ее мать была «сумасшедшая кошка», и Пит злобно бросилась на него.
Изо дня в день Пит жила в постоянном ожидании каких-то ранних признаков очередного кризиса в ее жизни. Она научилась ждать плохое. Разбитый алмаз. Потеря удобного дома. Сумасшедшая мать. Какие бы небольшие минуты радости ей ни выпадали, они не могли восполнить потери. Она своими глазами видела, насколько хрупким может быть счастье, как легко его разрушить одним неверно направленным ударом. Если она не сможет полностью уклоняться от ударов судьбы, поняла Пит, тогда ей придется укрыться крепким панцирем, крепче самого алмаза. Ей нужны такие же неуязвимые доспехи, как у сказочного рыцаря, защищенного волшебными чарами.
— Он такой красивый, папа, как кинозвезда. — Восьмилетняя Пит сидела на корточках перед большим новым телевизором «Сильваниа» и смотрела, как молодой человек с лучезарной улыбкой махал своим сторонникам в предвыборной президентской кампании. Стив и Джозеф сидели молча, ничего не говорили друг другу, едва отвечая ей. Поскольку сегодня проводились выборы, ни один из них не работал полный день, и Пит знала, что они навещали маму. Когда они возвращались домой из той специальной больницы, они часами потом были мрачны и неразговорчивы.
Пит просила отца позволить ей задержаться подольше у телевизора и дождаться, когда Джон Кеннеди официально будет объявлен победителем, но подсчет голосов все затягивался и затягивался, а завтра надо идти в школу. В десять часов она поцеловала двух молчаливых мужчин и отправилась спать.
Спустя два часа ее разбудили крики.
Сначала раздался голос дедушки, такой громкий и резкий, что напомнил ей о мистере Ивере в тот день, когда был уничтожен алмаз.
— Нет, Стив, нет! Я не могу тебе позволить дольше держать там Беттину! Отвратительное место — гадючник!
Фраза застряла в сознании Пит вместе с пониманием того, что они спорили опять о маме. Мама в гадючнике? Она уже несколько месяцев в больнице, и ей никогда не позволяли навестить маму. Что за секрет они хранили от нее?
Пит выползла из постели, когда опять раздался голос папы.
— Нет, нет, нет выбора, черт побери, Джо. Что, по-твоему, мы будем делать с ней? Она опасна.
Пит пробралась в коридор. Она заглянула в гостиную и увидела в центре ковра стоящих друг против друга отца и дедушку. Кулаки сжаты, вены на шеях вздулись, они смотрели друг на друга и напоминали боксеров на ринге.
— Врачи сказали, что ее можно поддерживать в спокойном состоянии на лекарствах, — сказал Джозеф.
— Их потребуется слишком много, и даже в этом случае — это игра, и ты знаешь об этом, — ответил Стив. — Допустим, дозировка неверна. Предположим, она… обхитрит нас как-то, не примет пилюли. Ты готов поклясться жизнью Пит, что это сработает?
— Но она там уже девять месяцев. Девять месяцев в этой адской дыре. Ты ведь видел, что она из себя представляет, Стив. Она умрет там. — Стив не ответил. Он беспомощно смотрел на стену. — Ты желаешь ей смерти, верно? — закричал Джозеф. — Ты хочешь, чтобы Беттина совсем ушла с дороги.
Стив повернулся опять лицом к Джозефу.
— Конечно, нет. Она моя жена, черт возьми! Мне больно за то, что она пережила. Но разве я недостаточно отдал своей жизни ее безумию, Джо? Неужели я не заслужил шанса тоже жить?
— Нет, если это убивает мою дочь!
— А я не желаю терять свою!
Пит не могла больше этого видеть и слышать. Она бросилась опять в постель, глубоко зарылась под одеяло, натягивая его на уши, чтобы не слышать крики.
— Заставь их замолчать, — шептала она в подушку. — Пожалуйста, пожалуйста, сделай так, чтоб все было опять в порядке.
Она ощупью искала в своем укрытии самую дорогую вещь, Раффи, мягкого игрушечного жирафа, которого купил ее папа, когда она родилась. Повзрослевшая часть ее существа была смущена необходимостью такого успокоения, но она все-таки притянула его к подбородку и так крепко сжала, что послышался треск ниток и шов разошелся.
— Прости, Раффи, я не хотела сделать тебе больно, — прошептала она мягкому зверьку. Но продолжала изо всей силы сжимать игрушку.
В конце концов крики прекратились. Пит ждала долго, прислушиваясь, потом потихоньку выглянула из своего кокона. На полу у кровати горел небольшой ночник — она не могла больше спать в темноте после того случая в шкафу. Небольшой альков озарялся его мягким светом. Теперь она увидела разорванный шов вдоль живота жирафа. Она провела по нему кончиком пальца.
— Может, я смогу зашить его, — прошептала она.
Вата стала вылезать из дырки. Она засунула ее опять и, когда ее палец вошел внутрь игрушки, ноготь ударился о что-то твердое.
— Что ты съел? — спросила она с нежным смешком. — Камешек? — Она вновь вытащила вату и стала копаться внутри животика, пока не извлекла маленький твердый предмет.
Это было нечто вроде миниатюрной куколки. Или, точнее, ее половина, потому что не было юбки и ног. Только голова, плечи и хорошенькая красная блузка. Она не была похожа на тех кукол, которые Пит видела, эта была гораздо красивее — прекрасная волшебная дама, как сказочная крестная мать, вся сделанная из драгоценных камней. Как сокровище из пещеры Аладдина.
Полупроснувшейся, может быть, все еще грезящей Пит показалось, что ее молчаливое желание исполнилось. Вот появилась волшебная дама, которая заставит папу больше не сердиться, дедушке подарит улыбку, а маму вернет домой, волшебная крестная мать, которая все вновь приведет в порядок.
Скатившись с кровати, она побежала в гостиную. В комнате был один отец, который сидел в одном из мягких кресел. Он выглядел очень усталым, веки опущены, хотя и не закрыты. Однако он все еще сидел прямо. На подлокотнике кресла стоял бокал, а рядом бутылка виски.
— Папа! — воскликнула она. — Посмотри, что я нашла. Где дедушка? Он должен это тоже увидеть.
Отец медленно повернулся взглянуть на нее. То, как он прищурился, напомнило Пит, как она пытается разглядеть что-то сквозь туман.
— Почему ты не в постели, бамбина?
Она прыгнула к нему на колени, смахнув бокал с подлокотника кресла, но она была слишком возбуждена, чтобы обратить на это внимание.
— Я нашла это! — объяснила она и протянула сокровище прямо к его глазам.
Минуту он словно ничего не видел. Потом его взгляд сконцентрировался на предмете. Пит удивилась, что на его лице не отразилось никакого возбуждения.
— Разве это не самая прекрасная вещь на свете, папа? Моя волшебная крестная мать дала мне ее.
Рука Стива медленно поднялась и выхватила у нее верхнюю часть флакона. Озадаченная Пит не протестовала.
— Откуда ты знаешь, кто тебе ее дал? — тихо спросил Стив. Ему не надо было интересоваться, где она нашла ее; он зашил флакон в игрушку давным-давно, зная, что часть фигурки будет все время с ней в безопасности столько же времени, сколько и Пит, — но также зная, что он хотел похоронить ее и спрятать туда, где бы она его больше не терзала.
— Она только что появилась из Раффи. Я знаю, ее туда, должно быть, положила какая-нибудь волшебница, которая дала Золушке экипаж, сделанный из тыквы.
Стив помедлил и посмотрел на ладонь, где на спине лежала половинка женской фигуры.
— Ты знаешь, бамбина, иногда волшебные вещи нам даются не как подарки, а чтобы искушать нас. Как большое красное яблоко, которое колдунья дала Белоснежке.
— То был яд, папа. Это ведь не яд.
— Тем не менее она сделана, чтобы соблазнять нас. Будет лучше, если мы не будем касаться ее, как яблока. Даже говорить о ней. Ты должна забыть, что видела ее. И никогда не должна рассказывать дедушке. Это важно, ты должна обещать.
— Почему, папа?
— Потому что это сильно его обидит. А теперь марш в постель, — сказал он, стараясь казаться решительным. — Иди!
Смущенная, Пит медленно сползла с его коленей.
Но она не уходила.
— Неужели она может быть такой плохой, папа, такая красивая?
— Я знаю только, малышка, что мне она принесла вред. Большой вред.
— Как?
— Она… увлекла меня… в никуда. Если б я никогда не видел этой вещи, думаю, моя жизнь была бы совсем другой.
— Такой другой, что у тебя не было бы меня?
Его лицо смягчилось, и он в первый раз посмотрел на Пит не как сквозь туман.
— О нет, моя драгоценная бамбина, — сказал он и обнял ее. — Ради тебя, ради тебя одной, я рад, что ничего нельзя изменить.
Он поднялся, держа ее на руках, и отнес обратно в постель.
Когда он аккуратно подоткнул вокруг нее одеяло, Пит сквозь сон задала еще один вопрос.
— Папа, если эта вещь такая плохая, зачем ты хранишь ее?
У Стива не было ответа. Он мог только поплотнее укутать маленькую дочь в одеяло, поцеловать в гладкий белый лобик и пожелать спокойной ночи.