не отцом и дочерью.
— Господа, — начал Скаппа, — пришло время «Тесори» расширить свои владения за пределами Швейцарии и Германии, добраться до тех денег, которые только и ждут, чтобы их потратили на украшения. Вот почему я желаю купить «Дюфор и Ивер».
Марсель был настолько потрясен, что моментально забыл о присутствии Андреа Скаппы. Разумеется, его отец ни прежде, ни когда-то в будущем не предполагал продавать дело, особенно человеку типа Скаппы, с явным отсутствием вкуса и аристократизма.
Но Клод по-прежнему оставался невозмутимым, и Скаппа продолжил, словно все обсуждение было простой формальностью.
— Честно, господа, мне нужно то, что имеете вы. Мне нужны ваши важнейшие рынки сбыта в Риме, Нью-Йорке и Париже и патина давно признанного качества, которое привлекает к вашему имени. А вам, господа, необходимо продать.
— Что заставляет вас так думать… — начал Марсель, но отец рукой и взглядом остановил его.
Скаппа продолжил:
— Мы все знаем, как трудно в нашем деле сохранить секрет. Я бы сказал, невозможно. Слухи, молва, они кружат как огонь в пораженном засухой лесу. К сожалению, обычно высокий уровень всей сети магазинов «Дюфор и Ивер» упал. Конечно, не намного, но достаточно, чтобы причинять вам, я уверен, беспокойство. Выручка падает. В нашем деле, где надо сохранять дорогой запас, это серьезная проблема.
— У нас были сложные периоды в прошлом, — сказал Клод, — но мы всегда справлялись с ними.
— И очень хорошо. Вы делали деньги, когда многие другие не могли. Но сейчас есть также и иные признаки для беспокойства. Вы предоставили сыну полную ответственность за прибыльное дело в Нью-Йорке, хотя в двадцать шесть лет он все еще недостаточно опытен.
Впервые заговорила Андреа, низким охрипшим голосом, будто только что выползла из постели, подумал Марсель.
— Отец, я уверена, что месье Марселю было доверено управление магазином в Нью-Йорке благодаря его недюжинным способностям, несмотря на его возраст. — Она обращалась к отцу, но смотрела прямо на Марселя, и глаза говорили больше, чем губы.
— Несомненно, — сказал, нахмурясь, Скаппа, словно удивляясь, как это она осмелилась открыть рот.
— Я понимаю, месье, — продолжил Скаппа, меняя тактику, — что это не первый ваш приезд в Швейцарию в этом году. Мне сказали, что недавно вы воспользовались услугами одной превосходной клиники в Давосе. Она известна своими уникальными методами лечения рака, который считается неизлечимым, не так ли? — Клод не отвечал. Он просто склонил голову и продолжал слушать.
— Отец, что он?.. — спросил Марсель, но отец опять остановил его суровым взглядом и тихо сказал:
— Спокойствие, мой сын.
— Тогда, — продолжил Скаппа, — имеет значение личное присутствие. Многие в нашем деле приписывают успех «Дюфор и Ивер» вашему деятельному личному руководству, месье, требующему от вас постоянных поездок в ваши филиалы. Но в последнее время замечено, что вы мало разъезжаете. Короче, месье, все уже понимают, что вы больны, что вы готовите вашего сына занять ваше место и что у вас может не хватить времени завершить это дело. Кажется, подошло время для вас принять решение на благо нам обоим.
Марсель встал и наклонился над огромным блестящим черным столом, где сидел Скаппа.
— Почему, черт возьми, вы считаете моего отца больным? Или, что мы примем такое предложение от вас?
— Марсель! — воскликнул Клод.
Скаппу не возмутили эти вспышки эмоций. Он просто подался вперед в своем кресле, воплощение уверенности с налетом честолюбия.
— За исключительное владение «Дюфор и Ивер» я готов предложить… — Он назвал цену в миллионах, многих миллионах. Это было значительное состояние, по мнению любого человека, и у Марселя перехватило дух от суммы. Он взглянул на Андреа и увидел, как ярко сверкали ее янтарные глаза. Был ли это триумф? Гнев? Может быть, предупреждение? — Я готов, даже хочу, чтобы ваш сын по-прежнему руководил филиалом в Нью-Йорке. Я никогда там не был и не имею желания когда-либо отправиться туда. Я не понимаю американцев. И к тому же считаю разумным, если в бизнесе по-прежнему будет занят Ивер. Вы должны признать, месье, что это прекрасное предложение.
Наконец настал черед Клода Ивера высказаться. Он подошел к окну и минуту полюбовался прелестным видом озера Леман. Утренний туман, который часто окутывает Женеву, рассеялся, и озеро засверкало от солнечного света.
— Вы правы, синьор Скаппа, — начал он со спокойным достоинством. — Я умираю.
— Отец, нет! — воскликнул Марсель.
Клод повернулся и посмотрел на сына, и на фоне сверкающего неба и воды он выглядел неожиданно изможденным.
— Мне жаль, Марсель, что ты узнал об этом таким образом, но это правда. У меня редкая форма рака крови. Доктора сказали, это всегда имеет фатальный исход. — Он повернулся к Скаппе. — Верно и то, что на моей компании сказалась болезнь и что продажа снизилась. Я спешно готовил своего сына принять дела, когда меня не станет. Я ничего из этого не отрицаю и приехал сюда потому, что считаю, что не могу просто проигнорировать серьезное предложение.
— Отлично, — произнес Скаппа и начал подниматься.
— Однако, — продолжил Клод, — посмотрев, как поставлено ваше дело, не думаю, что «Тесори» подходящая пара «Дюфор и Ивер».
— Не подходящая пара? Но…
— Наши стили, сами причины нашего пребывания в этом деле, заметно расходятся. Ваш стиль явно работает на вас, как вы любезно нам сегодня продемонстрировали. Не думаю, что он годится для нас. Боюсь, мы вынуждены отклонить ваше великодушное предложение. — Он чопорно подошел к сыну и протянул руку Скаппе. — Нам жаль, что мы отняли у вас время, синьор. Мадемуазель, — добавил он, слегка поклонившись в сторону Андреа. Блеск исчез в ее глазах, вместо него появилось нечто вроде огорчения или, может быть, печали и симпатии. Что именно, Марсель не знал, в тот момент он был слишком ошеломлен, чтобы пытаться определить.
— Вы совершаете ошибку, месье, — сказал Скаппа. — «Тесори» будет продолжать расширяться с вами или без вас. Если вы отказываетесь присоединиться к нам, вы, в конце концов, будете погребены нами.
— Может быть, — признал Клод. — Это шанс, которым мы должны воспользоваться. Прощайте. — Затем он повел Марселя из комнаты.
Спустя полчаса оба Ивера апатично сидели на солнце на террасе озера Перл дю Лак за завтраком, состоящим из свежего озерного окуня, альпийских ягод, холодного сухого белого вина из Валэ, практически ничего не отведав. Солнце сверкало на отдаленных снежных вершинах Монблана, в то время как фонтан выбрасывал в воздух на четыре фута бриллиантовые брызги воды из спокойного озера.
Некоторое время они не касались темы, которая поглотила все их мысли. Рана была слишком свежа, чтобы прикоснуться к ней.
Наконец, когда подали кофе, Марсель посмотрел на отца.
— Тебе следовало сказать мне, — проговорил он, помешивая кофе в чашке.
— Возможно, — согласился отец.
— Сколько… сколько? — Его голос цеплялся за слова.
— Год, они говорят. Может быть, немного меньше.
— Mon dieu. — Дрожь пробежала у Марселя по спине. Хотя он всегда побаивался своего всесильного отца, он очень любил его. Скорбь и гнев поднялись в нем, как вода под давлением, перед тем как взметнуться из фонтана. — Все это время ты позволил мне считать, что доверил мне управление филиалом в Нью-Йорке, потому что верил в мои способности.
— Я верю.
— Но этого не произошло бы так быстро, если б не твоя болезнь. Верно?
— Возможно, нет. Но я отклонил предложение Скаппы. Разве я поступил бы так, если б не верил, что ты можешь взять на себя управление фирмой, когда придет время. Неужели я был поспешен в этом решении?
Марсель смотрел на серо-синие воды озера. Он наблюдал, как взлетела цапля, неуклюже хлопая широкими крыльями, пока не поднялась в воздух, планируя, как облако.
— Не знаю! — воскликнул он. Он был так рад, что его отправили в Нью-Йорк, так воодушевлен пробой своих сил и так гордился доверием отца. Но он должен признать, что часто испытывал разочарование от недостатка опыта и его подавляла ответственность за дело. Ему часто хотелось, чтобы у него было побольше времени просто поиграть, поэкспериментировать с жизнью, насладиться тем, что он красив собой и молод.
Голос отца врезался в его мысли, как только что наточенный нож.
— Сможешь ли ты это сделать, мой сын? Сможешь ли ты принять у меня все дела меньше чем за год? Сожалею, что вынужден торопить тебя с решением, но если ты не хочешь брать на себя ответственность, если считаешь, что это будет для тебя непосильной ношей, ты обязан мне сказать. Мы должны сразу же начать поиски другого, такого же хорошего предложения.
— Зачем затруднять себя? Почему просто его не принять?
Клод покачал головой.
— Чудо драгоценных камней, секрет их притягательности для нас, простых смертных, — в том, что эти, кажущиеся твердыми и вечными, субстанции также таинственно наделены жизнью, пульсирующей в сердце огнем и цветом. Этот Скаппа, он совершенно другой. Какова бы ни была внешняя сторона его жизни, в сердце он холоден, словно безжизненный камень. Я не могу перенести, чтобы в руки подобного человека попало то, что я так долго создавал.
— Но, отец, Скаппа — легенда в ювелирном деле. Никто не добился там такого быстрого успеха. Он, вероятно, прав, намекая, что «Тесори» похоронит всех нас. Посмотри, как многого он достиг за двадцать два года.
— Не настолько много, чтобы заслужить «Дюфор и Ивер».
Все посетители ушли, огромные стальные двери главного входа были заперты. Антонио Скаппа сидел за своим громадным черным столом, машинально рисуя фигуры в блокноте, спиной к большому окну и восхитительному виду озера, приобретающего с приближением ночи темно-серый цвет.
Он был взбешен. Он рассчитывал, что Иверы запрыгают от радости после его предложения. Он потратил много времени и денег, отыскивая и найдя слабое место, с помощью которого он надеялся заставить Ивера принять его условия.