— У одного частного дилера в Сингапуре. Как думаешь, Лиле понравится? — Его голос неожиданно наполнился мальчишеским нетерпением.
Понравится? — подумала Пит. Да за такой камень Лила Уивер убьет, если потребуется.
— Насколько я знаю мисс Уивер, уверена, что она останется очень довольна вашим сапфиром.
— Вы знаете двух господ?
— Каких двух господ? — спросила она, озадаченная.
— «Два Веронца». Валентин, акт третий, сцена первая: «Завоюй ее дарами, если она не принимает слов. Немые драгоценности в своем молчании часто действуют быстрее на женский ум, чем уговоры».
— Поверьте мне, Мак-Киннон, ее сердце будет тронуто, — сказала Пит, вновь коснувшись камня пальцем. — Можно я посмотрю его поближе? — Он махнул рукой в знак согласия. Она взяла сапфир, вынула из кармана лупу и заглянула в глубь камня. Глубина синего цвета была поразительна — никакого следа зеленого, серого или фиолетового; это был чистый синий оттенок, высоко ценимый древними, как символ неба. Она ясно видела пересекающиеся рутиловые иглы, которые составляли шестиконечную звезду, а камень имел бархатистый, подернутый дымкой вид, свойственный кашмирским сапфирам. — Прекрасный, — выдохнула она, возвращая ему драгоценность.
— Все это хорошо, — произнес Мак-Киннон, — но где, черт возьми, Лила? Я собирался сегодня отдать ей его. Думал, мы обратимся к вашим ювелирам, чтобы они сделали для него оправу. Что-нибудь ослепительное и оригинальное — она ведь это любит. То, что заставит ее в конце концов развестись и выйти замуж за меня. — Он катал камень меж пальцев, как шарики для успокоения нервов. — Она мне нужна, понимаешь.
Он становился сентиментальным. Пит подумала, не под влиянием ли виски.
— Мистер Мак-Киннон, я уверена…
— Она не придет, я знаю. — В словах звучала убежденность. — Ее чертов муж предложил примирение. Она обещала мне даже не обсуждать это, но я знаю свою девочку. Если этот малый Билли заявится с бриллиантовым кулоном или изумрудным браслетом, она, черт побери, призадумается над этим. А все сводится, прелестная Пьетра, к тому, чей камень ей захочется больше — его или мой.
Небольшие золотые часы с циферблатом из оникса, стоящие на полке, пробили шесть раз.
— Мистер Мак-Киннон, боюсь, мы закрываемся.
— Да. Хорошо, — сказал он, сгребая огромный сапфир и заворачивая снова в бумагу. — Она этого не заслужила. Я дам его кому-нибудь другому.
Он бросил камень в бумажный пакет и сунул в карман промокшего плаща. Потом он встал и почтительно, хотя чуть-чуть неуверенно, поклонился. Он вышел из салона и направился быстрой нетвердой походкой по главному торговому залу магазина, теперь уже опустевшему, Пит следовала за ним.
Приближаясь к двери, он сделал несколько неуверенных шагов, нельзя сказать, что его зашатало, но он слегка качнулся из стороны в сторону.
— Кажется, мне нужен свежий воздух. Пройдусь пешком до гостиницы, — объявил он. Затем перебросил свой «барберри» с бесценным грузом через плечо, устроив его там поудобнее.
Пит бросилась за ним. Она не могла допустить, чтобы человек в таком состоянии вот так запросто отправился на улицы Манхэттена с сапфиром в четверть миллиона в кармане.
— Мистер Мак-Киннон, не хотите ли оставить свой сапфир у нас в хранилище? Там он будет вас дожидаться, когда вы придете к нам с мисс Уивер.
— Нет необходимости, моя дорогая, — ответил он, отмахиваясь от ее забот.
— Но он в ненадежном месте.
— Ах, да, воры и бродяги могут напасть на меня. Не будет ли тогда прекрасная мисс Уивер сожалеть об этом? — Он взял руку Пит, галантно поцеловал ее и протолкнулся через дверь на улицу, где все еще шел дождь.
Пит смотрела, как он, пошатываясь, побрел от входа. Если б она любила заключать пари, то поспорила бы на деньгах, что следующей его остановкой будет ближайший бар. А после еще двух порций скоча он станет показывать сапфир новым приятелям. Его следующей остановкой после этого может оказаться очень темная, аллея.
Схватив большой зонт, который Фрэнк держал у двери, она бросилась за ним вдогонку. Самое меньшее, что она могла сделать для него, так это поймать такси и благополучно доставить сапфир домой.
Как только Пит ступила на тротуар, зонт от ветра вывернулся наружу. Она догнала Мак-Киннона, вся промокшая, почти через два квартала.
Каким-то чудом свободное такси как раз проезжало мимо в тот момент, когда Пит настигла его. Она высунула руку, и оно затормозило возле них, разбрасывая брызги и окончательно вымочив ее.
Пит открыла дверцу, но Мак-Киннон упорствовал, говоря, что предпочитает пройтись пешком.
— Послушайте, — сказала Пит, смахивая потоки воды с глаз, — если мой босс узнает, что я знала о камне в вашем кармане и позволила вам появиться с ним на улицах Манхэттена, а не положила его в хранилище магазина… тогда мне крышка.
— Странно. У вас, американцев, так много странных выражений.
— Верно, но не могли бы мы обсудить лингвистику и этимологию в каком-нибудь месте, менее напоминающем Ноев ковчег и где камень будет в безопасности?
— С удовольствием, моя дорогая. В каком-нибудь местечке, где вы могли бы пообедать со мной.
Она покачала головой.
— Мистер Мак-Киннон…
— Дуглас, и не отказывайтесь, иначе подвергнете меня и мой драгоценный груз ужасной опасности.
Она рассмеялась. Он был чародеем. Он был звездой. А она на самом деле хотела убедиться, что сапфир в безопасности. Ко всему прочему, в разговор встрял нетерпеливый таксист.
— Подумаешь, большое дело. Пообедайте с ним или отпустите меня, чтобы я подобрал другого пассажира.
— Хорошо, пусть будет обед, — сказала она, и они забрались в такси. Мак-Киннон велел шоферу отвезти их в «Плазу» в нескольких кварталах отсюда.
— Я не могу туда пойти, — запротестовала Пит, — посмотрите, в каком я виде.
— Ты, дорогая девочка, само совершенство, а мы позаботимся, чтобы ты могла пообедать и с принцессой. — Он наклонился к ней. — Как, ты сказала, тебя зовут?
Она опять рассмеялась, назвала себя и подумала, удержится ли в его памяти ее имя больше десяти минут. О, Джесс, подожди, пока я расскажу тебе об этом, пронеслось у нее в голове.
В «Плаза» Мак-Киннон употребил все свое обаяние, чтобы заставить Пит переодеться в сухую одежду — красное прямое платье с открытой спиной от Валентино, которое он специально выбрал в одном из небольших магазинов женской одежды в холле отеля. Чтобы сломить сопротивление Пит, он объяснил, что это не подарок, а дается только на время; отель счастлив оказать такую услугу звездам.
Взяв платье в дамскую комнату, Пит переоделась, потом быстро пробежала полотенцем по мокрым волосам, откинула их назад и завязала шелковым шарфом с причудливым рисунком, который она вынула из сумочки. Освежив грим на лице, она почувствовала, что готова выйти в свет. Когда она появилась во всем великолепии, ничто не напоминало ту промокшую, в обвислой одежде, женщину, которая вошла в отель. Строгая одежда подчеркивала совершенство линий ее лица, делая похожей на фотомодель, демонстрирующую косметику. А синие глаза блестели от непривычного ощущения приключения.
В тот вечер Пит своими глазами увидела тот мир, о существовании которого знала, но который ей не доводилось прежде видеть. Отобедав в «Плазе» в Дубовом зале, они сели в ожидавший их лимузин. Мак-Киннон повез ее на кофе и десерт в «Регинс», потом выпить что-нибудь после обеда в «Иленс». В каждом новом месте она говорила себе, что пора закончить вечер, но потом позволяла Мак-Киннону везти ее дальше. Как могла она отказаться? Они не только побывали в самых популярных заведениях, но она появлялась там под руку с человеком, привлекавшим удвоенное внимание. Дуглас Мак-Киннон, похоже, знал девяносто процентов всех посетителей тех мест, куда они приезжали, и они, казалось, были искренне рады встрече с ней. Где-то в середине вечера Пит вдруг поняла, что, вероятно, на следующий день она появится в дюжине газетных колонок как «новая таинственная дама Дугласа Мак-Киннона».
Было около часа ночи, когда Пит юркнула в дверь «Студии 54», провожаемая восхищенными взглядами тех, кто не удостоился чести быть допущенным в святая святых. Пит казалось, что она попала в волшебную страну, находящуюся за пределами сначала убогой Кухни ада, а потом покорного примирения с работой. Над переполненной танцевальной площадкой сверкал огромный месяц с неоновой ложечкой для кокаина над головами избранных, вращающихся под оглушительные ритмы рока, которые пробивались сквозь туфли Пит и заставляли кровь пульсировать в такт музыке. Она непринужденно смеялась, когда Мак-Киннон тянул ее вновь на площадку и выкрикивал:
— Пари, Пьетра, пари!
Но как бы ни был головокружителен вечер, Пит старалась не спускать глаз с плаща. Когда он не находился в охраняемом гардеробе, она заставляла держать его при себе.
К двум часам ночи в голове Пит гудело, а Мак-Киннон и Мик Джэгер вовлекли большинство посетителей «Студии 54» в бурное представление песни «Коленки вверх, матушка Браун».
— Мне действительно надо домой, Дуглас, — сказала она наконец неохотно.
— Черт побери. Мы едем в центр, Пьетра. Я слышал, там открылось новое замечательное местечко.
— Извините, но моя карета уже давно превратилась в тыкву. — Она зевнула. — Я, наверное, одна-единственная здесь, кому завтра утром надо подниматься и идти на работу.
Они взяли в гардеробной драгоценный плащ и вышли на улицу. К тротуару подъехал лимузин, и Мак-Киннон начал говорить шоферу отвезти Пит куда она захочет. Тогда до нее дошло, что он уходит один — с сапфиром.
— Дуглас, — обратилась она, стараясь подражать его своевольному тону, которым он говорил весь вечер. — Я не собираюсь опекать вас. Но я так же решительно настроена не дать вам свалять дурака. Если вы не собираетесь домой спать, тогда дайте мне, что у вас в кармане, на сохранение. — Она указала на правую сторону «барберри».
Он задумчиво нахмурился, потом вытащил бумажный пакет.
— Думаю, это будет разумно, — сказал он Ловким движением он вынул из пакета сапфир и швырнул его. Камень описал в воздухе высокую дугу.