огда как испанец, весивший в два раза меньше, только слегка его продавливал, беспрерывно атакуя более рослого и грузного противника. Через несколько минут затянувшегося поединка, де Карсо заметно устал, так ни разу и не коснувшись клинком корсара. Удары его потеряли первоначальную силу и стремительность, да и Малыш приспособился к манере ведения боя противником.
Ловким движением Поль выбил шпагу из ослабевшей руки испанского гранда.
— Сдавайся! — переведя дыхание, приставил он к груди испанца клинок.
— Никогда! — прохрипел тот, рукой отбив шпагу и бросаясь на Малыша. Корсар, не стал его бить кулаком, побоявшись зашибить насмерть, а оттолкнувшись от испанца разорвал дистанцию, отпрыгнув назад. Испанец решив унести в могилу какую-то тайну, сам бросился на вражеский клинок. Наткнувшись на безжалостную сталь, он застонал и боком упал на окрасившийся кровью песок. Левая рука его с трудом нащупала висевший на шее крест, а губы шептали последнюю молитву.
Ажен перевернул испанца на спину. Тот открыл замутнённые болью глаза и явно принимая своего противника за кого-то другого, улыбнулся ему широко и по-доброму:
— Брат, я выполнил долг перед семьёй! Они не узнали ничего.... Карта....
Не договорив, он так с улыбкой на устах и затих, устремив открытые глаза в безоблачное февральское небо.
Г Л А В А 21
Ажен долго и внимательно рассматривал найденную у испанца карту. Точнее это была даже не карта, а план, на котором во весь лист пергамента был вычерчен остров. Вычерчен несомненно опытной рукой картографа. А вот несколько тонких линий, проведённых свинцовой палочкой, наверняка принадлежали руке убитого гидальго.
Малыш пристально вглядывался в них, стараясь разгадать их смысл. Но безуспешно. На обратной стороне пергамента та же рука вывела короткую надпись по-испански. Прочитать её ему тоже не удалось. Он и по-французски то практически не читал. Благодаря приходскому священнику, которому Поль прислуживал ещё мальчишкой, он выучился читать и писать своё имя.
Когда Ажен, отвлёкшись от раздумий, поднял голову от карты, лодки уже не было. Высокий прилив накрыл тела убитых водой, а изменивший направление ветер унёс легкую шлюпку к востоку.
Он опять растянулся под кустами, обдумывая случившееся. В поведении испанца ему было всё ясно, за исключением одного момента. Наверняка тот по поручению брата прятал семейные ценности. И даже то, что обезоруженный противник бросился на него, не имея не малейшего шанса, тоже было понятно. Когда заплечных дел мастера начинают закручивать верёвку на голове, так что трещит череп и глаза вылезают из орбит, расскажешь не только свою тайну, но и тайны всех приятелей и соседей. Странно было одно, что испанец в минуту опасности выкинул не карту с планом острова, а кинжал. Вот этот момент в поведении испанского гидальго был абсолютно непонятен Малышу.
Догадка пришла неожиданно. Охотник торопливо развернул пергамент, отставив его на вытянутую руку:
— Как это я сразу не сообразил! — пробормотал он и, бережно свернув план, замотал его в тряпку и спрятал в сапог.
Когда начался отлив, Малыш почти до самых сумерек бродил по берегу, в надежде что волны может быть вынесут испанский кинжал из тёмных глубин. Но море не расщедрилось....
Через два дня от пленных Ажен узнал всё, что ему было нужно. Как оказалось, дон Антонио де Карсо был в Панаме человеком новым. Его прислали из Санто-Доминго с полгода назад, в ответ на просьбу губернатора Панамы подыскать толкового человека для командования отрядом пехоты. Именно этот, весьма немногочисленный отряд, (кто пришлому доверит целый батальон?), сдерживал целые сутки правый фланг армии Моргана, уложив на подступах к городу не один десяток корсаров. Дон Антонио умудрился даже, сбив пиратский заслон, вывести вдоль побережья несколько сот жителей, прикрывая их остатками своего, почти истреблённого отряда.
Но не воинские успехи де Карсо в обучении солдат, а свалившиеся на него милости губернатора и солидное наследство, вызывали зависть у многих пленных испанцев, которые охотно выкладывали корсару интересующие его сведения.
Дон Антонио приехал в Панаму вместе с братом Аугусто не на пустое место. Их встретил и обласкал дядя, ставший после смерти их отца главою рода. Бездетный старик, приходившийся другом самому губернатору Панамы Пересу де Гусману-и-Гонзаги, души не чаял в племянниках. Собственно, это он и устроил, чтобы дона Антонио перевели с повышением на тихоокеанское побережье. Дяде принадлежало в городе три дома, гостиный двор и склады под серебро. За тридцать лет, проведённых на королевской службе почти безвыездно в этом городе, он скопил не мало. И всё это богатство месяц назад неожиданно отошло дону Антонио, после того, как дядя скоропостижно преставился, сгорев от болезни за два дня.
Ходили всякие слухи по поводу кончины старика, но губернатор, ни минуты не сомневаясь в добропорядочности племянников, не позволил злым языкам поливать грязью достойное имя.
Малышу даже показали уцелевший дом, где последнее время вместе с братом жил де Карсо. Дом оказался пуст и разграблен.
Про остров, нарисованный на карте, буканьер тоже узнал без труда. Им оказался Табога — один из ближайших к городу островов. Чтобы не получилось осечки, надпись на обороте пергамента буканьер дал прочитать трём разным людям, предварительно скопировав её на оторванный от какого-то свитка кусок.
Но даже Жаку Малыш не рассказал о случившемся. И не потому, что не доверял своему другу. Просто у него не было ещё одной вещи, чтобы проверить правильность своей догадки. А попадать на насмешливый язык Бенуа ему не очень хотелось. Малышу нужна была шпага де Карсо, гарда которой скорее всего являлась точной копией гарды кинжала, заброшенного в морскую пучину. Ажен знал об обычае толедских мастеров отливать одному заказчику одинаковые рукояти к клинкам. Именно такая пара, украшенная прикрывающими руку витыми завитками, принадлежала Лангедоку. Но пока шпага находилась у испанца, не о чем было даже и говорить. Подумав, план он перенёс на тонкий кусок щёлка и хранил на груди, а пергамент сжёг, тот для хранения был неудобен и мог попасть в чужие руки.
День проходил за днём. Всё меньше становилось пленных, не подвергшихся пыткам, и всё больше становилось собранного золота и серебра. Через четыре недели армия Моргана тронулась в обратный путь, двигаясь по Королевской дороге. Добычу везли полторы сотни мулов. Гнали несколько сотен пленных, за которых хотели получить выкуп. Над городом, подожженным пиратами, поднимались столбы дыма, чёрной тучей закрывшие даже высоченную башню пылающего собора.
Г Л А В А 22
Ажен не забыл тот памятный поход. И не потому, что доставшаяся команде добыча оказалась смехотворно мала — по восемнадцать песо, а Морган с львиной долей добычи, уподобляясь обыкновенному вору, скрылся на корабле, направившись в Англию. А потому, что со временем, надеялся добраться до спрятанного клада. Это была возможность разбогатеть. Вспоминал Поль и Лауру, возможно даже чаще, чем погибшую Антониду. Наверное, от того, что когда-то пообещал её найти и слово не сдержал, а может и по какой-то другой причине. Но в памяти она всплывала часто. В бордель мадам Жозефины они с Бенуа больше не ходили, ходили в другой в соседнем посёлке.
Это были уже не те молодые драчливые охотники, взошедшие три года назад на палубу корсарской шхуны. Ценя их ловкость, недюжинную силу и отвагу, ещё Девис подметил у них качество, которое не так часто встречалось среди моряков. Оба не теряли голову в бою и отменно видели все, что творилось на вражеской палубе. Эта непобедимая пара не только умело нападала, но всегда была готова прийти на помощь другим. Меткая пуля и остерегающий крик Малыша не раз спасали жизнь зарвавшемуся моряку, а нож Бенуа остановил руку не одного испанца, собиравшегося прикончить неосторожного корсара, не заметившего опасности в бешенной круговерти схватки. Через год капитан приказал Малышу заниматься тренировками стрелков, а Бенуа — обучением новичков (совместно с капитаном) сабельному бою и метанию ножей. После каждой схватки с испанцами команда несла потери. Хорошо, если два-три человека. Но в ожесточённых боях случалось и больше. А пришедших новичков, надо было дотягивать до уровня опытных рубак, переживших десятки абордажных схваток.
Прозорливый Девис не жалел времени, обучая Ажена тонкостям судовождения и тактике морского боя. Через два года, когда испанское ядро оборвало жизнь Ван Готорна, Малыш уверенно занял его место, командуя партией призового судна. Юркий и смелый Бенуа уверенно выдвинулся в лидеры абордажников, увлекая бойцов на вражескую палубу. По мнению Малыша, командовал он не хуже Девиса и поспевал везде. Надо отметить, что на хорошо вооружённые суда испанцев, с командами в несколько сотен человек, капитан не нападал. Испанские галеоны, имевшие, как минимум, четыре десятка пушек, были его "Стреле" не по зубам. Вполне хватало обычных купцов с обычным товаром. Нападать на суда, перевозившие в Старый Свет добытое в рудниках золото и серебро, с тем, чтобы положить всю команду, Девис не собирался. А поход с Морганом отбил всякую охоту действовать совместно с другими капитанами. За два года "Стрела" захватила восемь судов и шесть пустила на дно, успев снять добычу. Вполне приемлемый результат для удачливого капитана.
Место под сгоревшим домом, с подачи О' Коннона, буканьеры продали за пятьдесят пиастров. Подсчитав, что при трактирах жить дорого, приобрели себе в Бакстере домишко, скорее хибарку на две комнаты, чтобы в промежутках между рейдами было где преклонить голову. За два года, в отличие от многих членов команды, потихоньку скопили по сотне золотых, закопав их в земляном полу своего жилища. Оба рассчитывали со временем перебраться во Францию. Корсарская стезя могла закончиться только одним — увечьем или смертью!
Летом 1673 года "Стрела" курсировала в ста милях севернее Санто-Доминго у южной оконечности Багамских островов. Вполне перспективный район для следования судов к Санто-Доминго, Кубе, Флориде, побережью Мексиканского залива и Карибского моря. Парус, появившийся с востока заметили чуть после полудня.