— Дьявольское отродье! — стремительно выхватив из ножен клинок, кинулся на кирасира Ажен. Его больше всего обозлило, что испанец чуть-чуть не прикончил его в спину. Он обрушил на противника град ударов, но тот, даже получив рану в бедро, стойко оборонялся, понимая, что малейшая ошибка будет стоить ему жизни.
Выскочивший справа офицер решительно ввязался в схватку. Де Карсо фехтовал неплохо. Это Малыш понял сразу по уверенным и искусным ударам противника. Вдвоём они начали его теснить, пытаясь отрезать путь отступления.
А буканьер и не собирался отступать! Будь гачупины без кирас, он бы уже давно заколол бы обоих, а так приходилось с ними возиться, к чему обстоятельства ну никак не располагали. Решив рискнуть, он сделал ложный замах, на мгновенье раскрывшись, и режущим косым ударом рассёк солдату, клюнувшего на ловушку бедро второй ноги. Тот упал не в силах больше двигаться. С офицером Малыш разделался следом: два прекрасных выпада и испанец, залившись кровью, выронил шпагу.
— Запомни этот урок, падаль! — тут же подскочил к нему Ажен, и что было силы, двинул кулаком в налитые ненавистью глаза. Испанец кубарем покатился по траве, а Малыш бросился в сторону лошади Жавера, неподвижно стоявшей около мёртвого хозяина. Упокой, Господи, его душу!
В трёх шагах от убитого приятеля силился подняться на ноги Лангедок, в тщетной попытке опереться на уцелевшую руку. Недолго думая, Малыш схватил его поперёк окровавленного туловища и, забросив на конскую шею, вскочил в седло. Он сразу же пустил коня в карьер, чувствуя, как в перепачканных кровью ладонях неприятно скользят поводья. ...
Г Л А В А 4
Жак Бенуа, сам того не подозревая, оказал своим друзьям неоценимую услугу. Когда подстрелили его коня, и он грохнулся в куст агавы, подарившей ему десяток царапин, ему ничего не оставалось, как только выругаться и бегом устремиться вслед за всадниками. Залп мушкетов, раздавшийся впереди, заставил его остановиться и нырнуть в гущу зелени.
"Не повезло ребятам", — с горечью подумал он и, нахмурившись, вытащил из ножен пару ножей. — Слева набегали кирасиры.
Он подпустил их вплотную. Два резких взмаха, и два испанца успокоились навсегда. Одному нож вонзился в горло, другому — в правую глазницу, уложив наповал. Третий, заметив мелькнувшую руку, поспешил разрядить в Бенуа свой мушкет. Не успела над ухом прожужжать неточная пуля, как кошкой метнувшись под мушкетный дым, Жак заколол и этого, всадив нож пониже кирасы.
Буканьер быстро вытащил из тел убитых свои ножи и подобрал два заряженных мушкета. Это было сделано как раз вовремя, поскольку теперь уже справа, подминая кусты, к месту прорыва спешило несколько испанцев.
"Так и прикончат, суки!", — вызвав на себя своими торопливыми выстрелами град пуль, подумал он и, охнув, схватился за бок:
— Никак сглазил?!
Он тут же повернулся и бросился вдоль рощи. Его никто не преследовал — солдаты поспешно вколачивали в стволы новые заряды.
Увидев лежащего Жавера, Бенуа приостановился, ровно настолько, чтобы сообразить, что другу уже ничем не помочь. Жавер лежал навзничь, с широко раскрытыми глазами, а на груди, с левой стороны, чернела кровавая рана с осколками рёбер. Скрипнув зубами, Жак понёсся дальше. "Ну, должен же был кто-то прорваться?! Должен!", "Не всех же убили?!", — задыхаясь от перехватившего горла комка, с отчаянием думал он. "Боже, сверши чудо! Сверши чудо, Господи!"
... Пришпоривая коня и не обращая внимания на хлеставшие по ногам ветки, Ажен торопился вырваться из засады. Перед опушкой он сбавил ход и остановился. Не слезая с седла, зарядил оба пистолета: один свой, второй — вынутый из руки Лангедока. Мушкетная пуля угодила Бретёру в плечо, и он был ещё жив, но без сознания. Зарядив пистолеты и почувствовав себя увереннее, Ажен снял с головы косынку и, стараясь унять струившуюся кровь, перетянул наставнику плечо. Ручеёк её резко ослабел. Удовлетворившись результатом своей перевязки, Поль тронул коня и выехал из рощи.
Опасность осталась где-то сзади, среди пальм. Впереди открытая с тёх сторон, местность была безлюдной. Малыш отъехал шагов на двести к кольцу пышного кустарника, окружавшего родничок. Погони он не боялся: без лошадей испанцам его не догнать. Осторожно опустил Бретёра на землю, снял с него рубашку и внимательно осмотрел рану. Всё оказалось не так страшно, как представлялось в первый момент. Пуля вырвала часть плечевой мышцы, но сустав, белеющий костью, кажется, не пострадал. Левая рука Лангедока выведена из строя (возможно и навсегда), но рана, если не дать ему истечь кровью, была не смертельной. Малыш смыл кровь и присыпал рану порохом. Оторвав полоску от рубахи Роже, наложил повязку, а затем как можно туже затянул косынку на его изуродованном плече. Набрав горсть холодной воды из выбивавшегося прозрачной струйкой родничка, Поль смочил раненому лицо, а затем, осторожно разжав ножом крепко стиснутые зубы, влил в рот несколько живительных глотков.
Лангедок пришёл в себя. Его глаза, с расширенными болью зрачками, чёрными пятнами уставились на Малыша.
— Кто ... уцелел? — через силу, чуть шевеля губами, тихо спросил он.
— Мы вдвоём, Роже! Остальные, очевидно, все убиты, — ответил Ажен, опустив голову и чувствуя себя в чём-то виноватым перед погибшими товарищами.
— Осмотри рощу... справа и слева... может кто-то вырвался..., — медленно и внятно выговорил Лангедок, бессильно попытавшись поднять руку.
Малыш вскочил на коня, подъехал к роще, держа наготове пистолет, и углубился в заросли. Минуту спустя он уже был на правой оконечности, пытаясь рассмотреть из-за деревьев окружающую рощу луговину. Солнце било в глаза, но Ажен всё же заметил какое-то движение. Приложив ладонь козырьком ко лбу, и прищурившись, он различил вдалеке блеск испанских кирас. Красных рубах буканьеров Поль не заметил. С левой стороны рощи тоже двигался испанский отряд, который, однако, был значительно ближе, чем обнаруженный справа.
Раздавшийся сзади шорох кустарника, заставил Малыша мгновенно повернуться в седле. Красная рубаха, появившаяся перед дулом пистолета, остановила его палец, плавно прижимавший спуск. Он опустил оружие, расплывшись в улыбке. В десяти шагах стоял Бенуа, в изодранной рубахе, но живой.
Мигом соскочив с коня, Поль радостно облапил маленького Жака, заставив того легонько поморщиться. Заметив его гримасу, Ажен чуть отстранился и с тревогой спросил:
— Сильно задело?
— Да ладно, чего там ... обойдётся.
-Давай-ка, садись в седло, горемыка! — ласково подтолкнул Малыш друга к лошади и, взяв её под уздцы, быстрым шагом направился к оставленному у родника Лангедоку.
Г Л А В А 5
Взвалив потерявшего опять сознание учителя на коня, и прикрываясь островками кустарника, они спешно двинулись на запад в сторону плантации Перрюшона. И вовремя! Когда Ажен оглянулся, щурясь от яркого солнца, то около кромки рощи уже суетились солдаты. Погони он не опасался, да и выстрелов в спину тоже — четверть мили достаточное расстояние, чтобы чувствовать себя спокойно.
Ажен бежал рядом с лошадью, держась за стремя. Конь шёл тихой рысью, изредка кося глазом на Лангедока, лежащего поперёк холки. Видно его тревожил запах крови, а может просто не нравилась двойная ноша.
Отъехали уже с милю, когда Бенуа, беспрестанно крутившийся в седле, остановился:
— Смотр, Малыш, горит что-то позади!
Ажен отпустил стремя и обернулся: столб дыма подымался со стороны, где располагался их лагерь.
— Ублюдки чёртовы! — выругался он, сообразив, что испанцы подожгли строения. Поживиться там, правда, было особо нечем, кроме разве что солидного запаса мяса, приготовленного на продажу, кое-какой одежды и мелких вещей, оставленных в хижинах и сундуках. Всё оружие, лошадей, деньги и ценные вещи охотники забрали с собой. Тяжёлый кожаный кошель висел на поясе Ажена, точно такой же висел на поясе Бенуа. Малыш, как и его приятель, держали в них все свои заработанные монеты. Но всё равно, сердце обливалось кровью, при виде, как жгут родное гнездо.
— Это наша стоянка горит, Жак, — угрюмо пояснил он. ...
Когда пересекли луговину, стоны Лангедока оповестили, что он пришёл в себя. Проехав ещё две сотни ярдов, остановились у ручья, в тени огромного антильского дуба. Бенуа спрыгнул с коня, и они вдвоём осторожно опустили наставника на землю, промыли рану водой и щедро напоили. Жак нарвал какой-то травы с мягкими широкими листьями, выстирал от крови в ручье косынку и, приложив целебные растения к ране, плотно завязал.
Перевязав кровавую отметину на боку Жака, охотники подкрепились копчёной говядиной из седельной сумки и напились, черпая пригоршнями прохладную воду из ручья.
Лангедок после еды почувствовал себя лучше. И хотя он ослаб от потери крови, но соображал хорошо.
— Вот что, Малыш, — сделав короткую паузу и переведя дыхание начал он. — Испанцев из вида упускать нельзя! Мало ли куда они теперь захотят направиться! Надо их выследить!! ... Бери всё оружие, оставшийся порох и пули и возвращайся назад. Мы с Жаком двинемся к плантации Перрюшона. Завтра к вечеру ты должен быть у Красного холма, там тебя встретят с лошадью. Если гачупины пойдут по нашему следу, то поторопись их опередить, чтобы мы им устроили хорошую встречу.
Длинная речь утомила Лангедока, он откинулся назад, опёршись спиной на ствол дуба, чувствуя прохладу гладкого древесного ствола.
Поль подошёл к жеребцу Жавера, отстегнул притороченный мушкет и ласково погладил его начищенный ствол, приветствуя старого друга. Он и раньше не раз держал его в руках. Ведь именно из этого мушкета весельчак Жавер учил его быстро целиться и метко стрелять. Боль утраты только сейчас по-настоящему сжала ему сердце, всколыхнув этим прикосновением к оружию друга всю душу. Украдкой смахнув набежавшую слезу, Ажен достал из сумки пороховой рог и мешочек с пулями и пыжами. Припасов к мушкету хватало выстрелов на тридцать. Пистолетных пуль, правда, оказалось всего полдюжины, но этого и следовало ожидать. Охотники пистолетами почти не пользовались (брали на Тортугу), и на весь отряд их набиралось всего с десяток, половину из которых отдали охотникам, оставш