Кроткий двойной стук раздался совсем неожиданно. Лаура вздрогнув быстро поднялась с колен и метнулась к окну. Отдёрнув портьеру, она увидела настороженное лицо буканьера, прилипшего носом к стеклу. Его плотно сжатые губы, делавшие лицо суровым и мрачным, вдруг растянулись доброй широкой улыбкой. В сумраке комнаты, освещённой только свечой у распятья он, без сомнения, разглядел хозяйку.
— Спасибо тебе, Господи! — поблагодарила она Бога, потянув бронзовую задвижку и открывая решётчатые створки.
— Я так волновалась, что тебя поймают, — шепнула она Ажену, втягивая его в окно.
— Стражу везде удвоили, поэтому и задержался, — обнял он прижавшуюся Лауру.
Они несколько секунд постояли молча, прижавшись друг к другу, чувствуя, как без следа исчезает навеянное четырёхлетней разлукой лёгкое отчуждение.
— Я пришёл за тобой, Лаура! — чуть отстранившись сказал охотник.
Девушка вздрогнула и спрятала лицо у него на груди. Затем медленно подняла глаза, влажно блеснувшие в темноте:
— Моё сердце разрывается, Поль! Я не могу уйти с тобой, — ласково коснулась ладонью его щеки испанка, — хотя очень этого хочу!
Но почему! — вырвалось неожиданно громко у Малыша.
Лаура прикрыла ему губы кончиками пальцев:
Пойдём, — потянула она его в глубь комнаты, — это долгая история, чтобы слушать её стоя.
Она усадила его на предательски взвизгнувший стул, скрип которого в густой ночной тишине им показался особенно громким.
— Учти, у меня даже шпаги нет, чтоб обороняться, — шепнул Ажен, боясь пошевелиться, чтобы не переполошить весь дом. — В прошлую ночь всё отобрали.
— А как же ты будешь выбираться из города, вдруг на солдат наткнёшься?!
— У меня нож есть. Даст Бог, как-нибудь выкручусь, — тихо сказал он.
— Подожди минутку, — тронула она его рукой за плечо и не успел он ничего произнести, как испанка выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Малыш насторожился. Такого поворота событий он никак не ожидал.
"Странно всё это, — подумал корсар, — очень странно!".
Отказ девушки, в согласии которой он был почти уверен, настолько огорошил его, что он стал туго соображать. "Первому, кто ворвётся, расшибу башку этим скрипучим стулом!" — мрачно решил он, злясь на себя, что никак не может отогнать мысль о возможном предательстве.
Дверь потихоньку отворилась и в комнату прошмыгнула Лаура, тут же заперев засов. Она замерла у порога и Поль обрадованно прислушивался к её частому взволнованному дыханию. Девушка его не сдала.
— Чуть не умерла со страху, — шепнула она, — но раздобыла тебе шпагу из кабинета де Карсо.
— Т-с-с! — приложила испанка палец к губам, на неосторожное движение потянувшегося за оружием Ажена. — Сиди уж теперь смирно, а то весь дом этим скрипом растревожишь.
Она устроилась возле Малыша и, отдав ему шпагу, тихонько начала свой рассказ. Её рука, лежащая поверх руки Ажена, временами с силой стискивала его пальцы, а взволнованный шепот прерывался на полуслове, когда растревожившие душу воспоминания перехватывали ей дыхание. Слишком много печального выпало ей за эти четыре года и буканьер был единственным человеком, с которым она могла поделиться своей потаённой болью.
— Я... не могу бросить моего малыша, Поль! Прости меня, ... прости, — тихонько заплакала она под конец, оросив слезами его, сжатую в кулак руку.
Г Л А В А 32
— Дон Антонио! Дон Антонио! — прервал сон хозяина Гаспар, безжалостно тормоша его за плечо. — Буканьер опять побывал в доме!
— Я же приказал выставить на ночь охрану! — вскочил с постели взбешённый де Карсо.
— Заснули, негодяи! Я пообещал всем троим отрезать уши, если не принесут голову этого француза, — подал хозяину камзол Гаспар. — Они его наверняка схватят, или убьют.
— Пусть седлают коней! — распорядился де Карсо.
— Две лошади уже под седлом, — ответил мажордом из бывших солдат, помогая хозяину опоясаться и подавая оружие. — Конюх должен был вывести их на улицу.
Проверив пистолет, де Карсо поспешил вниз.
— Меня потревожил какой-то скрип, — еле поспевая за хозяином пояснил Гаспар. — Я заметил этого дьявола, когда он спрыгнул с балкона, прямо напротив моего окна. Хорошо хоть луна выглянула, а то бы тоже прозевал, уж больно быстро он исчез.
Выйдя из дома, они вскочили в сёдла. Доехав до угла, де Карсо придержал коня и осмотрелся. На узенькой улочке, уходившей вправо, луна высвечивала два безжизненных тела, распластавшихся на мостовой в каких-то тридцати ярдах. И только острый глаз мог рассмотреть третьего, привалившегося к шершавой стене и скрытого густой чернотой тени. Этот был ещё жив.
Всадники осторожно подъехали ближе. Гаспар соскочил с коня, осмотрел убитых, лежащих посередине мостовой, а потом подошёл к третьему, споткнувшись в темноте о его вытянутые ноги. Наклонившись он приподнял опущенную на грудь голову и заглянул в лицо.
Раненый с трудом приоткрыл глаза, узнал Гаспара и еле слышно выдохнул:
— Не смогли... Он опять... ушёл...
Попытался сказать ещё что-то, но чёрная струйка крови выкатилась из уголка губ, в горле захрипело, рука, зажимавшая рану на груди, безвольно откинулась, и он, чуть вздрогнув, затих.
— Проклятый француз! Мы с тебя живого шкуру сдерём, как только поймаем! — пробормотал угрозу старый солдат, закрывая умершему глаза.
Его короткую молитву прервал нетерпеливый голос дона Антонио:
— Что там, Гаспар? — осведомился он, удерживая возбуждённых запахом крови лошадей, готовых пуститься вскачь подальше от страшного места.
— Все трое убиты, сеньор де Карсо, ответил слуга, поспешив забрать у хозяина повод.
— Да провалиться ему в преисподнюю! Дьявол его забери! — выругался испанец. — Он наверняка направился к порту!
Едва дождавшись, пока Гаспар залезет в седло, де Карсо злобно хлестнул коня и стремительно понёсся вниз по улочке в сторону гавани. Кони шли галопом, высекая подковами искры из крепкого камня мостовой и будя чутко спавших обитателей улицы.
Пристань встретила их звуками мушкетных выстрелов. С десяток испанских солдат палило по чуть заметной в ночи лодке, быстро уходившей под двумя парами вёсел. Ветер, порывами налетавший с моря, донёс до слуха де Карсо лёгкий вскрик и ругань — очевидно чей-то выстрел оказался удачным. Глаза через минуту перестали различать всплески вёсел, серебрившихся под луной, и пальба прекратилась.
— Крепись, Поль! ...Крепись! Вот уже и судно! — прохрипел Бенуа, пытаясь хоть голосом подбодрить друга, лежащего на дне лодки. Ажен, с пулей в груди, еле слышно стонал. И эти стоны, давая тонкий лучик надежды, что не всё ещё потеряно, заставляли Бенуа остервенело растрачивать последние силы. Уключины вёсел визжали, а на висках верёвками вздувались вены.
Эй! На борту! — заорал Жак, когда лодка с размаху стукнула в борт корабля. — Малыша ранило! Поднимайте скорее!
Ему бросили конец, он обвязал Ажена под мышками, и дюжие корсары в мгновенье ока втащили раненого на палубу. Бенуа тяжело вскарабкался следом.
— Ставить паруса! — приказал Хопкинс. — Малыша снесите в мою каюту! Это единственное приличное место на корабле!
Через несколько минут, набрав ход и следуя командам капитана, судно взяло курс к Жемчужным островам. ...
... Поль очнулся через несколько часов. Видно Бог дал ему несколько мигнут просветленья. Рану к тому времени почистили, пулю выковыряли и залив ромом забинтовали материей. Всё это время верный Бенуа нее отходил от друга ни на шаг.
-Ты дай ему вот этого бальзама с ромом! — достал Хопкинс заветный флакон из своего сундучка, после того как Малыш, еле шевеля губами с трудом выдавил из себя интересующие капитана сведения. — Это хорошее средство. Для себя берёг! Но он — заслужил! — сунул Хопкинс флакон в руки Бенуа и вышел.
Жак налил тёмно-бурую жидкость в чашу, щедро разбавил ромом и напоил Ажена. Спустя несколько минут Поль заснул. Бледное лицо его порозовело и прерывающее дыхание стало более ровным.
"Помогает, кажется! — с надеждой подумал Бенуа. — Дай господь ему силы!"
Он плеснул себе немножко рома, уселся на рундук и, прислонившись к переборке, незаметно задремал.
Впрочем, спал он недолго. Его разбудил громкий стон очнувшегося Поля.
— Подойди ко мне... Жак! — тихо прохрипел Малыш, попытавшись поднять отяжелевшую руку. Но рука безвольно опустилась назад, а на лбу выступили бисеринки пота.
Подскочивший Бенуа склонился над раненым, которому явно стало хуже: глаза горячечно блестели, щёки ввалились, лицо осунулось. Губы обметало белым налётом. Жак дал Малышу выпить воды. Сделав несколько глотков, буканьер вполне внятно сказал:
— Всё, друг. ...Не выкарабкаться мне! Печёт всё в груди... — сморщился от боли Малыш.
— Да что ты, Поль! Капитан дал свой бальзам, его Эксвемелин делал. Вот увидишь, тебе станет лучше, гораздо лучше!
— Нет, Жак! Я чувствую... эта старуха с косой уже где-то рядом.
Он еле заметным движением руки остановил пытавшегося что-то сказать друга.
— Вернёшься во Францию... побывай в Гавре. ... Разыщи в квартале рыбаков Аженов, Жак. Деньги... в сундучке. Половина твоя, ...остальное отдай моим старикам...
Поль, утомившись, прикрыл глаза.
Бенуа склонился над ним и, стиснув горячую руку, готов был разрыдаться от своей беспомощности. Умирал друг... ДРУГ УМИРАЛ...
Горькая слеза, оставив на щеке след, упала на лицо Ажена, застыв прозрачной каплей в складке полуоткрытых губ.
— Жалко, что Бог... отмерил мне так мало... — медленно открыл Поль глаза. — ...Пододвинь мне вон ту шпагу... — тихо сказал он секундой спустя, заметив брошенное на рундук оружие.
Бенуа кинулся к шпаге и осторожно положил её Полю на грудь, вложив эфес ему в руку.
— Это подарок Лауры, Жак. ...Я... встретил её в городе... — зашёлся в злом кашле Малыш.
Жак поспешил промокнуть появившуюся на губах кровь и поднёс чашу с питьём. Поль сделал только один глоток и бессильно откинулся на подушку.