Сокровища скифов — страница 10 из 20

— Они в Москве, — вдруг сказал Андрей Фёдорович. — Жена преподаёт русскую историю в МГУ, у неё там своя кафедра. Приезжает сюда два раза в год, в отпуск и на Рождество. А дочь… Дочь моя самая настоящая авантюристка.

— Как это?

— Ешь! — резко покончил с откровениями Андрей Фёдорович.

Только сейчас я вспомнил, что очень голоден. Я сел и взялся за вилку, однако, стремясь произвести впечатление человека воспитанного и культурного, я подцепил одну картофелину и принялся медленно её жевать. Делать это было мучительно трудно, скулы сводило от нетерпения, но я делал. Андрей Фёдорович смотрел на меня минуты полторы, потом не выдержал и сказал, чтобы я не стеснялся и чувствовал себя как дома. Не надо было ему этого говорить.

Голод не тётка — эту поговорку придумал не я. Отбросив приличия, я принялся хватать и кусать всё, до чего дотягивались мои руки и зубы. Андрею Фёдоровичу это, как ни странно, понравилось, и он удовлетворённо кивал головой. Русские люди любят хорошо покушать, а ещё больше они любят, когда гость сыт и доволен. Гостем был я, и я был очень доволен, хотя еда на столе не отличалась какой-то особой изысканностью и разнообразием.

Наевшись, я отодвинул от себя опустевшую кастрюльку, посмотрел с сожалением на солёный огурчик, одиноко маячивший в соседней тарелке, но желудок был полон и принимать пищу отказывался. Нет, значит, нет, я откинулся на спинку стула и принялся сыто щуриться на спящего кота.

— Ну, поел? — садясь напротив, спросил Андрей Фёдорович. — Теперь расскажи-ка мне, старому, что у тебя за счёты с нашей милицией?

Поев, я почувствовал страшную усталость и сонливость — день выдался трудный — веки налились свинцовой тяжестью и слипались, но за гостеприимство надо платить, тем более что к Андрею Фёдоровичу я шёл не ужинать, а за помощью. Я подробно изложил ему всё происшедшее со мной, начиная с минуты, как я проснулся, и до настоящего момента. Сцену падения белого чудика с лестницы я описал более детально, снабдив её соответствующими комментариями и выводами.

— Во всяком случае, когда я его покинул, он был жив и умирать не собирался, — констатировал я.

Выслушав меня, Андрей Фёдорович долго гладил бороду, гоняя в голове какие-то свои мысли, потом сказал:

— Думаю, ты не врёшь…

— Конечно не вру! Меня подставили! Его кто-то из своих грохнул, а я даже муху не обижу!..

Андрей Фёдорович поднял руку, останавливая моё красноречие, и я был вынужден умолкнуть.

— Милиция наша, да и не только милиция, на коротком поводке у фон Глыбы, так что удивляться тут нечему. И уж если он начал на тебя охоту, то рано или поздно поймает. Чего-чего, а это он умеет, на войне научился.

— Так он воевал? А Любаша говорила, что его родители после семнадцатого эмигрировали в Германию.

— Вот он и воевал за Германию. Впервые я встретился с ним в сорок втором, когда немцы взяли Березовск. Я тогда мальчишкой был, но запомнил его хорошо. Штурмбанфюрер СС, начальник зондеркоманды «Вульф». Мы их так и звали — волки Отто. В его задачу входили поиск и отправка в Германию культурных ценностей. В те времена у людей этого добра хватало, от бабушек да дедушек оставались. Коммунисты не всё реквизировали, вот он и подбирал, что те не успели. Нюх у него на это дело, как собака чует, где что лежит. Он тогда неплохо озолотился. Кое-что, конечно, и великому рейху перепало, но то крохи. Не о рейхе он думал, о себе. Видать и о скифских сокровищах тогда же прослышал. Когда он появился у нас после перестройки, я сразу понял — за ними приехал.

О зверствах эсэсовцев я много читал и видел в кино. Страшно! В мире существует несколько организаций, которые ищут этих господ и заставляют отвечать за свои злодеяния. Не плохо было бы, если бы они и нашего Отту нашли.

— Выходит, он военный преступник? Может сообщить куда следует? Глядишь, одним конкурентом меньше.

— Если б всё так просто… Доказательств нет.

Я почесал за ухом. Я иногда так делаю, когда не знаю, что делать. Дурная привычка, но кто из нас не без изъяна?

— Что ж это за нюх у него, если до сих пор ничего найти не может? — спросил я.

Андрей Фёдорович вздохнул.

— В земле копаться — не по сундукам рыскать. Археолог из него вышел никудышный, склад ума не тот. Да и помощников хороших нет. Потому он и решил тебя переманить, понравился ты ему, видать.

— Странный у него способ, взял белого пришил…

— Это цветочки, в СС и не такое вытворяли. Здесь что-то не то, другое что-то… Эти сокровища чуть ли не полгорода ищет. Все курганы в округе перекопали, от некоторых вообще только воспоминания остались — подчистую срыли.

— Был я на кургане Магоги, и никаких ям, кроме старых траншей, не видел.

Андрей Фёдорович покачал головой.

— А вот там копать нельзя, проклятое место. Все, кто копал, пропадали потом бесследно.

— Что ж там такого особенного?

— Я не копал, не знаю. Хочешь — попробуй.

Я не хотел. Сердечко почему-то затрепыхалось пойманной рыбой, будто кто-то большой и невидимый схватил его и крепко сжал. Я не испугался, потому что назвать страхом то, что я ощутил, нельзя. Скорее всего, инстинкт самосохранения таким образом попытался отвести меня от беды. Андрей Фёдорович усмехнулся, заметив выступивший на моём лбу пот.

— Правильно, не пробуй. Ты ещё молодой, тебе жить и жить. Думаешь, я не понял кто такой «слепой раб»? Давно понял, да только раньше времени на погост отправляться не хочу. — Он помолчал. — Бери-ка ты Любашу да уезжайте отсюда. Всему свой предел, не доведут вас до добра эти поиски.

Я отрицательно помотал головой. Я обещал Любаше помогать и не покину её, пока она сама того не пожелает. И не важно, что случиться со мной, лишь бы с ней всё было в порядке.

— Нет.

— Ну что ж, дело хозяйское, уговаривать не буду. А что вы сделаете, если найдёте сокровища?

Я пожал плечами. Откровенно говоря, я ещё не задумывался об этом, в голову как-то не приходило.

— Наверно, просто уеду домой. А Любаша… Любаша уедет к себе домой.

Мне, конечно, очень хотелось, чтобы наши отношения с Любашей переросли в нечто большее, чем деловые, но надеяться на это я не мог. Не имел права. Я совершенно ничего не знал о ней, а ведь что-то она делала до нашей встречи…

И тут я впервые подумал о том, что у Любаши может быть другая жизнь. Та, что находиться за пределами того круга, который соединил нас в поисках сокровищ. И конечно в той другой жизни у неё есть привычки, желания, заботы, друзья и мужчина, к которому она неравнодушна. От этой мысли мне стало не по себе. Очень тяжело было думать, что Любаша любит кого-то, потому что я любил её. Но здесь я ничего изменить не мог, и единственное, что мне оставалось, это пожелать ей счастья…

Однако пока она была рядом со мной, у меня был шанс — маленький, крохотный, почти неосязаемый — но всё-таки шанс, что рядом со мной она и останется. Я не могу на это надеяться, но я буду. Хотя для начала не мешало бы её найти.

— Любаша к вам не заходила?

— Нет.

— Дело в том, что утром она куда-то ушла и до сих пор не вернулась. Я переживаю. Вдруг что случилось?

Андрей Фёдорович остался невозмутим, во всяком случае, внешне, хотя я ожидал другой реакции. Всё-таки друг семьи, почти что брат. Но он лишь пожал плечами.

— Любаша всегда отличалась беспечным характером. В детстве она несколько раз сбегала из дома в поисках приключений. Однажды, когда ей было лет двенадцать, она пробралась на сухогруз, отправляющийся в ЮАР, чтобы помочь Нельсону Манделе в борьбе с апартеидом. Её успели снять в последний момент.

— Вряд ли политика интересует её сейчас. Тем более что Нельсон Мандела уже победил.

— Тогда поищи её где-нибудь в городе. Недалеко от Центральной площади есть ресторанчик, наверняка она там, наставляет на путь истинный нашу шпану. Любит она воспитывать.

Да, в чём в чём, а в этом я уже убедился. Только способ воспитания у неё странный.

— И много у вас этой шпаны?

— Хватает. Городскими командует Шурик Борзов, детинушка лет двадцати пяти. Рэкетируют понемногу предпринимателей, дальнобойщиков шустрят, иногда азербайджанцев громят на рынках. Но особо не усердствуют. Приезжих у нас мало, а всех остальных с пелёнок знают. Город-то маленький. Есть ещё так называемые «кроты». Вот эти настоящие беспредельщики. Взимают дань со всех, кто землю роет. А тех, кто артачиться, в эту самую землю и закапывают. У Отто фон Глыбы с ними мир: он их не трогает, они его. Главный у них — Боря Гусев, в простонародье просто Гусь. Сам он не местный, приехал откуда-то с Дальнего Востока, и авторитет зарабатывал кулаками. Кроты его очень уважают. Собираются они на окраине, на заброшенном заводике. С Шуриком они не дружат и в центр не суются. Если они решили, что Любаша им дорогу перешла, то вполне могли похитить её.

— Что же делать?

— Иди к Шурику. С кротами только он тягаться может.


Я знал. Я — знал! Я просто был уверен, хотя это знание ещё не сформировалось в моей голове окончательно и должным образом не приняло чёткий образ логической завершённости. Где-то в глубинах мозга шевелился змеевидный клубок мыслей, пока бледненьких и расплывчатых, но уже начинающих прозревать, и готовых вот-вот прорваться наружу яркой молнией откровения и вывести меня на путь истины… Божественной и неповторимой… Типа архимедовой «эврики»… или какой-то другой «эврики»… моей собственной, например…

О чём это я? Сейчас я должен думать о Любаше, о том, как найти её и спасти, а не забивать голову всякой ерундой вроде поиска давно потерянных и, возможно, никогда не существовавших, сокровищ. Нет! Нет? Да, я иду в правильном направлении. Сокровища и исчезновение Любаши — тесно связаны. Очень тесно! Может её потому и похитили, что я слишком близко подобрался к ним? И если я найду сокровища, то найду Любашу?

Стоп! Ещё не факт, что Любашу похитили. Обычно похитители выдвигают заинтересованной стороне какие-то требования, условия, угрозы. Я есть заинтересованная сторона, очень заинтересованная, но я ничего такого не получал, даже малюсенькой записки с вырезанными из газеты буковками… Газета, газета… Портье? Он любит читать газеты, значит… Нет, Данилушка. С такими выводами недалеко и до психушки. Газеты читают все, хотя бы в туалете, и то, что человек читает газету, ещё не даёт тебе права обвинять его в похищении твой любимой женщины. Значит кто-то другой. Фон Глыба отпадает. Тот ещё гад, конечно, но похищать Любашу ему нет смысла. Что может сделать такого одна-единственная женщина?.. Оооо! Много чего! Особенно в расстроенном виде! Кто-кто, а я сам видел что она сделала с Шуриком…