— А этот Мадий был очень богатым? — спросил Шурик. После того, как его взяли в долю, он стал внимательней прислушиваться к нашим разговорам.
— Очень. Достаточно того факта, что египетский фараон отвалил ему столько золота, серебра и драгоценных камней, что везти его пришлось на ста верблюдах!
— Значит сокровищ тут много? Интересно, а сколько составят мои десять процентов?
Меркантильная душа. Его больше интересовали золото, нежели история, а я-то, наивный, подумал было, что он встал на путь исправления. Мы с Любашей, в отличие от него, надеялись найти здесь нечто большее, чем куски презренного металла. Во-первых, так называемую «книгу Мадия», где была записана история скифского народа от начальных времён и до его ухода из этих мест. Во-вторых, вместе с книгой должны были храниться священные артефакты: плуг, ярмо, секира и чаша — символы четырёх главных скифских или даже праславянских племён. По преданию, все эти предметы упали с неба и могли принадлежать только царю. Я сильно сомневаюсь, что они действительно упали с неба, но то, что по возрасту они могут насчитывать более трёх тысячелетий — это факт. В подтверждение могу привести одну легенду. Однажды некий царь Ариант (имя весьма созвучное легендарному Арию, прародителю славян) решил узнать, сколько людей проживает в его царстве. Для этого он велел каждому человеку принести наконечник стрелы и уже по ним определить число жителей. Когда повеление было исполнено, то Ариант был поражён количеством этих наконечников. Из них он приказал выковать сосуд, что и было исполнено. Это была первая перепись населения, проведённая в России. По свидетельству Геродота сосуд вмещал в себя около шестисот амфор, а толщина стенок составила шесть пальцев. Впоследствии он был отправлен на хранение в храм где-то в верховьях реки Синюхи, притока Южного Буга. Я очень надеялся, что этот сосуд тоже находится здесь, хотя совершенно не представлял, как мы его понесём…
Шурик остановился. Луч фонаря, до того беспорядочно скакавший из стороны в сторону, упёрся в стену и замер.
— Что случилось?! — встревожилась Любаша.
Мы поставили Шурика вперёд и доверили ему фонарик, потому что боялись ловушек, которыми так славились древние строители храмов и египетских пирамид. Помните по фильмам об Индиане Джонсе и подобных ему? Понимаю, поступок наш нельзя назвать хорошим, но уж если чему-то суждено произойти, то пусть это произойдёт с Шуриком, а не с нами. Заодно и делиться не придётся. И если Шурик остановился, значит что-то произошло.
— Смотрите-ка, тут что-то написано…
Участок стены, куда падал луч света, был гладко стёсан и испещрён странными знаками. Я никогда таких не видел. Они не походили ни на иероглифы, ни на клинопись, ни на пиктограммы, но определённо несли в себе информацию. И, как мне кажется, весьма ценную.
— Славянские руны! — возбуждённо воскликнула Любаша. Она тут же прилипла к стене и принялась водить пальчиком по знакам, складывая их в слова. Оторвать её от этого занятия рискнул бы только смертник.
Насколько мне уже было известно, руны — это почти те же буквы, что в современном алфавите, только другой формы. Данный вид письменности имел место быть у древнеславянских и древнегерманских племён, что неудивительно, ибо согласно последним исследованиям оба эти народа вышли из одного корня — арийского. Кто изобрёл руны, наука пока не выяснила, но именно на их основе великие просветители Кирилл и Мефодий создали кириллицу, которой мы до сих пор не без успеха пользуемся.
— Только не говори, что твой дедушка списывал своё послание с этих стен, — сказал я, подходя ближе.
Любаша не ответила, продолжая беззвучно шевелить губами. Шурик тоже молчал. Мне кажется, он решил, что эти надписи чего то стоят и теперь пытался вычислить свой процент от их стоимости. Эти вычисления отражались на его лице в виде наморщенного лба и болезненной гримасы. Видимо, он впервые пытался сосчитать что-то в уме.
— Может, скажешь, что здесь пишут?
Обратился я, разумеется, к Любаше. Спрашивать о чём-либо Шурика было бесполезно. Он и русские-то буквы, наверное, не все ещё знал.
Любаша с негодованием обернулась и открыла свой прелестный ротик, собираясь в грубой форме поставить меня на место, но передумала. Очевидно, решила, что я всё-таки достоин кое-что знать. Как ни как без моей помощи она бы сюда не добралась.
— Это и есть та самая «книга Мадия», — тихо, но в то же время весьма эмоционально вымолвила она, и снова уткнулась носом в стену.
Да, это действительно великое открытие, кое-что мы уже нашли, а значит, моя версия оказалась состоятельной. Теперь необходимо было найти сам храм, поэтому я сказал:
— Очень хорошо — великое открытие и всё такое, но нам надо двигаться дальше. Пошли, книга эта никуда не денется, потом дочитаешь.
— Никуда я не пойду! — твёрдо заявила Любаша.
Я не стал убеждать её в обратном. Нельзя заставить женщину делать то, чего она не хочет. Особенно, если эта женщина учёный. Я просто вытащил пистолет из-за пояса и ткнул стволом Шурика.
— Продолжаем движение!
Шурик не стал возражать. Шурик, вообще-то, не дурак, хотя я его иногда ругаю. Он повернулся и пошёл, а Любаша пускай дальше читает свою книгу. Посмотрим, как это у неё получиться без фонарика.
Не успели мы сделать и пяти шагов, как я услышал позади себя яростный вопль, будто кто-то наступил на хвост кошке. Знаете, за свою долгую жизнь мне доводилось слышать много неприятных словечек, предназначенных для оскорбления и уничижения человека как человека и личности. В большинстве своём они являлись производными от четырёх матерных значений, хотя попадались и литературные, что поделаешь — русский язык богат на всякие выражения… Но таких я не слышал никогда! В течение минуты я узнал, что можно сделать со мной и с Шуриком, почему мы будем этим заниматься и чем всё это закончиться. Сильно сомневаюсь, что мы с Шуриком стали бы совершать те вещи, которые пророчила нам Любаша, если я не верну фонарик, но на всякий случай мы прибавили шаг. Кто знает, что может прийти в голову разъярённой женщине?
Любаша кричала ещё минуту (а я то думал, что она воспитанная девушка из интеллигентной семьи!), потом устала и пошла следом за нами. Исполнять свои угрозы она не стала, видимо, мы ей были ещё нужны, но посмотрела она на меня так, словно я самый главный её враг.
Я немного расстроился, но не на столько, чтобы отказаться от дальнейших поисков сокровищ и от тех десяти тысяч долларов, которые Любаша обещала мне за выполненную работу. Обычному человеку, не обременённому никакими особыми талантами, заработать такую сумму удаётся года за два-три, а я и есть самый обычный человек. Так что обижаться на Любашины ругательства мне было невыгодно. В конце концов, кто девушку ужинает, тот её и танцует.
Когда по моим расчётам мы прошли метров пятьдесят, проход вдруг закончился. Только что у меня над головой нависал тяжёлый каменный свод, а мгновенье спустя он исчез. Вместо него появился просторный тёмный зал, настолько просторный, что луч нашего фонаря не доставал противоположной стены. Где-то высоко вверху шуршали крылья Стрибожьих внуков, обдавая наши лица неприятным холодком, в темноте загорелись светло-зелёные глаза неприкаянных душ, похожие на огоньки светлячков, и тогда я понял, что мы пришли. Как-то неожиданно всё и не одной ловушки…
Луч фонаря скользнул влево и уткнулся в каменную статую неизвестного бога. Суровый лик мудрого старца взирал на нас, грозно хмуря кустистые брови, и будто говорил: подите прочь, глупцы, не оскверняйте священное пространство храма своим присутствием! Иначе пожалеете о том! Слова эти прозвучали в моёй голове столь явственно, что я испугался. Я остро почувствовал исходящую от него опасность и оглянулся: слышал ли его ещё кто-то? И сразу понял: нет, не слышали. Любаша отняла у Шурика фонарь (наверное, думала, что мы опять убежим) и подошла ближе к статуе. Древнего бога она совсем не боялась.
Я встал рядом с ней. Моя работа, по сути, закончилась: храм мы нашли, сокровища тоже где-нибудь здесь зарыты, и значит теперь я вольная птица. Но пока мы не выбрались отсюда, я должен защищать Любашу от опасности, пусть даже она исходит от каменного идола. Я постарался встать между ним и любимой моей женщиной, чтобы хоть немного прикрыть её своим телом, но Любаша бесцеремонно отпихнула меня в сторону и попросила не путаться под ногами. Не поняла…
Осмотрев статую, Любаша несколько минут обдумывала какие-то свои мысли, потом двинулась дальше. Луч выхватил из темноты ещё одного бога… За ним третьего… Четвёртого… Все они стояли в ряд на расстоянии метров десяти друг от друга, и каждый смотрел в ту сторону, откуда мы пришли. За четвёртой статуей находился алтарь — широкий камень овальной формы, слегка вогнутый внутрь, словно купель. Древний скульптор вырезал на нём замысловатый узор, что-то вроде переплетающихся ветвей с листьями, цветами и мифическими птицами. Свет фонаря стал понемногу меркнуть, но узор я разглядел хорошо. Ни темнота, ни время не смогли стереть его линий, ибо тот, кто его сделал, был настоящим мастером.
По углам алтаря стояли чаши, подвешенные на цепях к треножникам в виде изогнутых лап дракона. Мне показалось, что и чаши и треножники выполнены из бронзы. По виду им было никак не меньше двух тысяч лет, но сохранились они так же хорошо, как и узор на алтаре. Об их предназначении я догадался без Любашиной подсказки, всё-таки занятия историей не проходят для человека зря. Чаши служили светильниками. Жрецы наливали в них масло, поджигали его и таким образом освещали храм. Если поискать, то такие же чаши непременно окажутся и в других местах, потому что четырёх светильников для такого помещения явно недостаточно.
Я подошёл к алтарю и склонился над ближней чашей. Так и есть, чаша была закрыта крышкой, в центре которой находилось отверстие для фитиля. Очень странно, но фитиль тоже сохранился. Без задней мысли я чиркнул зажигалкой и поднёс огонь к фитилю… Вы когда-нибудь видели, как зажигаются огни фейерверка? Кто-то при виде них испытывает чувство эйфории, кто-то пугается, а кто-то не чувствует ничего. Абсолютно ничего. Так вот, когда фитиль вспыхнул, мы с Шуриком испугались. А чего вы ещё ждали? Светильнику-то две тысячи лет?! Шурик даже икнул от неожиданности. Не испугалась только Любаша, она даже не обернулась, продолжая разглядывать узоры на алтаре. Она просто махнула рукой, этакий ничего незначащий жест, и сказала: