После этого недоразумения мы продолжили путь. За спиной я ещё долго слышал жалобное поскуливание Шурика, до тех самых пор пока мы не отошли достаточно далеко, чтобы городской гул смог заглушить его.
День только-только начинался, солнышко светило ярко, но не жарко, Любаша в светлом топике и шортиках смотрелась весьма соблазнительно, и я едва сдерживал себя, чтобы лишний раз не бросить на неё жадный взгляд. Ах, как бы мне хотелось быть тем самым солнцем, что вздымалось сейчас над крышами! Тогда я имел бы точно такое право гладить её и разглядывать…
Любаша толкнула скрипучую калитку и вошла под сень абрикосовых деревьев. Сразу повеяло вареньем и компотом из кураги, очень приятное веянье. За деревьями я увидел уже ставшую привычной мазанку и жестяную табличку под крышей: Червонная, 13. Я так понял — адрес. Название улицы мне понравилось, денежное такое, а вот номер дома сразу возбудил в памяти неприятные ассоциации с чёртовой дюжиной и всякой прочей нечестью. Не вполне удачный номер. Четырнадцать или, например, двенадцать было бы куда лучше. Ну да не мне здесь жить.
Возле небольшого приятненького на вид крылечка нас уже ждал хозяин дома. Это был крупный ширококостный мужчина достойного возраста, с сединой в бороде и широкими ладонями кузнеца. Руку протягивать ему я не стал, побоялся, но в ответ на вежливое приветствие пожелал крепкого здоровья. Хозяина звали Андрей Фёдорович. Как я понял, Любаша знала его достаточно давно, чтобы троекратно с ним облобызаться. Это вызвало во мне целую бурю негодований, ибо меня она не целовала даже на ночь.
Андрей Фёдорович пригласил нас в беседку, где стоял пыхтящий самовар и сладости. Ждал, значит. Пока я, обжигаясь, прихлёбывал чай из чашки и заедал его консервированными абрикосами, Любаша во всех подробностях поведала ему мою версию относительно слепого раба и свои измышления по данному вопросу. Из этого я сделал ещё один неутешительный вывод: Любаша доверяла этому дядечке больше, чем мне.
Выслушав Любашу, Андрей Фёдорович несколько минут жевал губы и, не мигая, смотрел на солнце. При этом выражение его лица не было похоже на задумчивое. Мне даже показалось, что он просто хочет выдержать многозначительную паузу, дабы потом обрадовать нас каким-нибудь откровением. Я ошибся.
— Никакого винного завода здесь не было. Никогда, — наконец заговорил Андрей Фёдорович. — Самогон гнали, но и только, — он опять немного помолчал. — Есть небольшое озеро возле кургана Магоги, называют его — Винное. Ребятишки туда купаться бегают да старики с удочками посиживают. Чего-то особенного в нём нет, озеро как озеро. По форме это почти идеальный круг, только в том месте, где оно подходит к кургану, образует узкий заливчик, будто винное горлышко. Может из-за этого его Винным и прозвали.
Курганом Магоги местное население прозывало высотку, которая находилась на юго-западной окраине города. Если свести воедино название озера и слепого раба, то можно смело предположить, что дедушка Любаши держал оборону именно на кургане Магоги. И значит, именно там он нашёл что-то, с чего переписал скифский текст. По сузившимся глазам Любаши я понял, что она провела ту же параллель.
Ради приличия мы просидели у Андрея Фёдоровича ещё около часа, потом Любаша поблагодарила его за помощь и гостеприимство и распрощалась. По пути к озеру она вновь разоткровенничалась и рассказала мне кто такой этот Андрей Фёдорович. Как я и предполагал, он был старым другом её отца и когда-то вместе с ним пытался разгадать дедушкину загадку. Не получилось. Они так и не отыскали слепого раба и вынуждены были смириться с неудачей. Нам удалось пройти на один шаг дальше. По крайней мере, я на это очень надеялся.
Озеро оказалось точно таким, как описывал его Андрей Фёдорович. До самого вечера мы рыскали по его камышовым зарослям, сами толком не ведая, чего хотели найти. Как в той сказке: иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Потом поднялись на вершину кургана, отыскали полузасыпанные заросшие травой траншеи, парочку разрушенных дотов, площадки под противотанковые орудия, воронки от двухсоткилограммовых авиационных бомб. Пошарив в траве, я отыскал ржавую гильзу от сорока пяти миллиметровой пушки и немецкую каску. Судя по следам и трофеям, бои здесь действительно шли тяжёлые. Мне явственно представилось, как танки Гота распахивают гусеницами степную целину, как пехотные цепи штурмуют высотку. Чёрные шапки взрывов, дым, гарь, свист пуль, лязг железа — и русские солдаты с отчаяньем смертников цепляющиеся за каждую пядь родной земли…
В далёком пионерском детстве я был командиром группы «Поиск» и потому имел неплохие познания в истории Великой Отечественной войны. Знания эти основывались не только на школьной программе и книгах советских военных писателей, но и на свидетельствах живых участников тех событий. У меня даже была особая тетрадка, куда я заносил их откровения. Жаль, что она затерялась где-то во времени, сейчас можно было бы написать красивую патриотическую повесть… Так вот, занимаясь поиском ветеранов, я попутно изучал стратегию полководцев всех эпох и народов. Стратег из меня не вышел, но в картах разбираться я научился, и кое-что в стрелках и ромбиках понимаю. Я начертал на земле приблизительную схему нашей обороны: линию окопов, огневые точки, возможные пути подвода подкреплений. Потом сравнил рисунок с картой района и сделал один весьма интересный вывод. Защита города была рассчитана на ведение круговой обороны, главным пунктом которой являлся именно курган Магоги. Причём расчеты эти проводило не наше командование, а кто-то задолго до них. По форме курган напоминал наконечник стрелы, остриём обращённый на восток. Грани наконечника под воздействием внешних факторов оплыли и частично разрушились, но ещё проглядывались. Высотка на севере и длинная изломанная линия оврагов на западе и юге прикрывали этот наконечник как щит. Отсюда возникал вопрос: а не дело ли это рук человеческих?
Вполне возможно, что ещё задолго до Великой Отечественной, тысячелетия эдак за два с половиной, кто-то уже налаживал оборону здешних мест. И довольно удачно, если принять во внимание топографию и методы ведения боевых действий на узком участке фронта. Любаша наняла меня для того, чтобы я помог ей отыскать древний храм скифов. Скифы, насколько я уже знал, храмов почти не строили, а те, что всё-таки возводили, охраняли как зеницу ока. Ведь не просто так царь Скопасис сказал Дарию в ответ на его жалобу, что скифы, дескать, боятся принять открытый бой против персидского войска: Найди могилы отцов наших и ты найдёшь нас! И если я прав, то… курган Магоги и есть тот самый храм, про который писал дедушка?
Я ничего не стал говорить Любаше. Зачём обнадёживать девушку, когда сам ещё не до конца во всём разобрался. Вот разберусь и тогда… По дороге в гостиницу я зашёл в библиотеку и взял всю литературу, в которой скифы упоминались хотя бы мельком. На вопросительный взгляд Любаши я состроил умное лицо и ничего не сказал. Она не больно-то делиться со мной своими тайнами, и я тоже не буду.
Вернувшись в гостиницу, я заварил чай покрепче, обложился книгами и принялся изучать историю Скифии Великой. Любаша сунулась было ко мне, но я молча указал ей на дверь и она ошарашенная и недовольная убежала в свой номер. Я злорадно ухмыльнулся: пускай позлиться.
Я прекрасно понимаю, что за несколько часов изучить историю какого-либо народа невозможно. Невозможно это и за несколько дней. Доктора наук и всякие там кандидаты годами копаются в покрытых пылью и плесенью фолиантах, ведут раскопки древних городищ, смахивают кисточкой песок с глиняных черепков и то не могут с уверенностью утверждать, что знают всё досконально. Но в мои задачи доскональное знание истории скифов и не входило. Я просто попытался нарисовать себе общую картину их жизни: привычки, проблемы, взгляды, маленькие радости. Я не собираюсь величать себя потом громким титулом профессора или академика и в живом разговоре блистать знаниями среди таких же нахватавшихся верхушек «историков», которые по сути своей, как и я, являются не более чем обыденной посредственностью. Нет. Мне просто хотелось найти сокровища, получить причитающуюся плату и свалить в родные пенаты, желательно вместе с Любашей. И этого достаточно…
К полуночи в моей голове варилась такая каша, что в пору званный ужин устраивать. Однако кое-что стало проясняться. Во-первых, я узнал, что скифы делали храмы (иного слова я просто не могу подобрать) только богу войны, чьё имя они сами боялись произносить. Да и то это были не храмы в понимании всего окружающего мира, а куча хвороста высотой с пятиэтажку, на вершине которой устраивали площадку, где хранился старинный меч. Можно предположить, что меч этот когда-то принадлежал одному из великих вождей прошлого. Во-вторых, своих царей они хоронили в курганах, подобно нашему, который имени Магоги. Для этого рыли большую четырёхугольную яму, выстилали её соломенными циновками и после соответствующих статусу покойного похоронных обрядов опускали туда забальзамированное тело. Процедура захоронения оказалась очень уж кровавой. Вместе с царём в погребальную камеру опускали одну из его наложниц, десяток слуг, коней, золотую посуду, оружие и украшения, после чего насыпали курган. Причём: чем выше, тем лучше.
Однако всех царей хоронили в Геррах, это где-то недалеко от днепровских порогов, в сердце Скифии, а наш курган оказался на самых задворках государства. Да к тому же имел форму наконечника стрелы, то есть изначально был выделен из общего ряда всех прочих царей. Так кто же ты такой, Магога? Или это не твоё имя?
Чтобы как-то разобраться во всей этой круговерти, я попробовал отследить историю появления скифов на мировой политической арене. Скифы — это большая группа племён индоарийского происхождения, которые сами себя именовали сколотами, но благодаря древним грекам мы знаем их под тем именем, под которым знаем. Современные яйцеголовые умозаключители дружно считают их прародиной земли в треугольнике между Уралом, Южной Сибирью и Средней Азией. Может это и так, спорить не буду, ибо не в этом суть. Под воздействием какого-то там по счёту переселения народов, они стронулись с места, успешно форсир