– Здесь и помрешь, – как-то зловеще буркнул Великий и загасил окурок.
– Надеюсь, не скоро, – опять с усмешкой ответил Андрей.
Что подумал Великий, неизвестно, но ничего на это не сказал. Снял с плитки закипевший чайник:
– От кофе тоже откажешься?
– Не откажусь, устал немножко. Целый день на ногах.
– На хрена тебе это надо? – Великий подвинул гостю чашку. – Сколько ты получаешь?
– Не много…
– …И не часто. Могу тебя на хорошее место определить, в охрану. Через год про свой драндулет забудешь – хорошую тачку справишь.
– Обойдусь, – отмахнулся Андрей.
– Если насчет жилья беспокоишься, то и в этом помогу. Возможности есть.
– И невесту найдешь? – Андрей поставил чашку. Пустую, как и весь этот странный разговор.
– Сколько хочешь. Прямо с подиума буду снимать. Хоть каждую неделю.
– А чего ты так обо мне печалишься?
– Свой интерес имею. Хочу открыть охранную фирму. Будем богатеньких, – он постучал костяшками пальцев по столу, – буратин оберегать. Такие парни, как ты, мне в самый цвет.
– Я подумаю, – пообещал Андрей.
Подумать было о чем. Не случайно этот разговор приезжий завел.
– Тихо! – вдруг шепнул Великий и снял со стены револьвер. – Еще одна!
– Кто? – удивился Андрей, машинально покосившись на оружие в руке, пусть и духовое.
– Мышь, – едва не дрожащим голосом ответил Великий, поднимая револьвер. – Я, шериф, ничего не боюсь: ни ствола, ни ножа. Только мышей.
И правда – на цветочном горшке суетился мышонок.
Великий выстрелил. Мышонка шмякнуло в стену.
– Мерзость, – передернул плечами Великий, смел мышонка в совок и бросил в глубину печки. – Нашел бы ты мне квартиру почище, без этих тварей.
– Подумаю. – Андрей встал.
– Подумай, подумай. – Великий проводил его до крыльца. – И о моем предложении – тоже.
Андрей сбежал по ступенькам, вышел за калитку.
Встревожил его этот разговор. Что-то за ним стояло темное. Неясное. А с другой стороны – никаких особых оснований для тревоги или подозрений нет. Что, собственно, дурного? Ну предложил добрый человек свои услуги, спасибо скажи. Так-то оно так, да только предложение какое-то напористое. За ним виделось: или делай, что я говорю, или говорить с тобой буду по-другому…
– Здрасьте, Андрей Сергеич! – обогнала участкового Галка, заглядывая в лицо, улыбаясь. – Как поживаете?
– Спасибо, хорошо, – улыбнулся Ратников в ответ.
– До свидания, Андрей Сергеич! – И Галка свернула к клубу.
Андрей коротко взглянул ей вслед и чуть не вздрогнул, когда за спиной снова раздалось:
– Здрасьте, дядя Андрей!
Это был Васька Кролик.
– Привет.
– До свидания, дядя Андрей.
Так… Кто следующий? Челюкан или Куманьков?
Ни тот, ни другой. Второй на карусели круг пошел. Участковый уже подходил к сельсовету, как его опять догнала Галка и что-то вежливо спросила.
Ратников не успел ответить. Зазвенел велосипедный звонок, взвизгнули на тормозе колеса. Едва не налетел на него Кролик – уже на чьем-то велосипеде.
Андрей посмеялся, заглянул в свой кабинет, взял список дворов и отправился раздавать знаковые таблички. Это в сельсовете придумали возродить старый обычай на случай пожара. Таблички были разные: на одной ведро нарисовано, на другой багор, на третьей – топор, на четвертой – валерьянка, погорельцев отпаивать. Такую табличку прибивал хозяин на фасаде дома, чтобы знать, с чем ему на пожар, если случится, бежать. Мудрый обычай, одобрил Андрей, только надо проследить, чтобы таблички эти не завалялись в дальнем ящике или не заигрались детишками, а нашли свое место…
Обходил село до самого темна, объяснял, убеждал, грозил даже, и до самого темна мелькали перед глазами то Галка, то Кролик – то по очереди, то вместе.
Неспроста это все, подумал Андрей и тут же разозлился на себя за дурацкую подозрительность.
Глава VIIВЕДЬМА
Тетка встретила ребят хорошо: усадила завтракать, суетилась вокруг стола, подкладывала, подливала, расспрашивала.
Колька ретиво жевал, помалкивал. Мишка разливался соловьем.
– Как в школе-то? – Тетка села напротив, уложила лицо в ладони.
– Порядок! Вон Колька, – кивок в сторону товарища, – «четверочник».
Это почти правда. Была у Кольки четверка. По физкультуре. За то, что по канату хорошо лазил, будущий матрос.
– А я чуть отличником не стал!
Тоже не оплошал. Почти отличник. Если не считать трех двоек за четверть и двух за полугодие. И всех остальных трояков.
– Колхоз-то живет еще? – вздохнула тетка.
– Процветает. Скоро миллионер будет. Нам председатель жеребца подарил. Племенного. За хорошую успеваемость… – Мишка подумал и решил врать до конца: – И за отличное поведение.
– Учитесь, учитесь, детки. – Тетка стала собирать со стола. – Неучам плохо. Только что в пастухи идти. Вроде Федьки.
Мишка мастерски навел разговор на нужную тему.
– Это какой Федька? – вроде без интереса спросил он. – Наш, синереченский?
– Он самый. Да отказали мы ему. После больницы забывчивый стал. Коров выгонит, а пригнать забудет. Сидит под кустом, что-то вспоминает и про каку-то железку бормотит. И про крест святой, животворящий. Прутиком по земле чертит. Совсем чудной. Нынче опять лечится. У ведьмы.
Мишка со стула не упал, но картошку изо рта выронил.
– У какой ведьмы?
– Все у той же. Что на болотах поселилась.
– Правда, что ль?
– А ты не знал? – удивилась тетка. – Она с Беларуси, что ль, сбегла. Гадает. Ворожит. Ну и болезни всяки знает. Федька-то у ней и живет. Кто-то сказывал – говорить начал. Раньше-то все плямкал, одно слово и разберешь: «Жалезка, жалезка».
Ребята переглянулись. Поежились.
– А как же он к ней добрался, по болоту-то? – спросил Колька.
– Так раньше там егерь жил, он и гать настелил хорошую. На мотоцикле проедешь. – Тетка убрала в шкафчик посуду, повесила полотенце. – Ну-ка, давайте на сеновал. Небось всю ночь не спамши. Ишь, раззевались.
Ребята забрались на сеновал, завалились на слежавшееся, прошлогоднее сено. Тетка забросила им цветные подушки.
– Отец-то как? Пишет?
– Пишет, – опять соврал Мишка. И добавил в сердцах: – Телеграммы шлет. И посылки. Велосипед прислал, с мотором. И с крыльями. Лети, пишет, Миха, ко мне, вместе зимовать будем.
– Неладно так-то про батьку родного, – укорила тетка. – Он ведь все ж таки тебя ростил. А что непутевый, не вина его, а беда. Да и участковый ваш больно строг к нему оказался. Мог бы до тюрьмы не гнать братца мово… – Тетка всхлипнула и пошла в дом.
Мишка глянул на друга со значением. Колька отмахнулся. Другое его захватило.
– Ну? – прошептал он, когда затихли теткины шаги. – Ты понял? Мы у этого Федора все узнаем! Ничего искать не надо. Он же прутиком план чертит, вспоминает.
– Ты что, Колян, с коня упал? – Мишка аж подскочил.
– Боишься?
– Не. Не хочу.
– А в лобешник хочешь?
– И в лобешник не хочу. – Мишка помолчал и вздохнул: – Но лучше в лобешник.
– Дурак! Если он говорить начал, он все нам расскажет. Ты думаешь, от чего он тогда ошалел? От страха? Ни хрена – он там сокровища видел. И рехнулся от радости. – И добавил по-хитрому: – Как бы нас не обогнал…
Мишка задумался. Пожалуй, верно. Обидно будет целой машины баксов лишиться.
– Ладно, – нехотя согласился он. – Только не ночью.
– Ночью я и сам бы не пошел, – признался Колька. – Ведьма да псих…
Они повалялись еще для отвода глаз и скатились с сеновала.
– Что мало погостили-то? – расстроилась тетка.
– Жеребца надо холить, – деловито и озабоченно пояснил Мишка.
– Не по-людски все у вас, – вздохнула тетка. – Ладно, плывуны, сейчас соберу вам поесть на дорожку. Пирожков испекла.
Она пошла проводить ребят. Мальчики забрались в лодку: Колька на весла, Мишка устроился на носу, положив узелок с пирожками на колени.
Тетка оттолкнула лодку и заговорила вслед:
– Приветы там передавайте. Родне, знакомцам. Чашкиных не забудь. Огородниковых. Полинке скажи, чтоб навестила…
Ребята уже плыли излучиной, заворачивая вдоль выгнутого песчаного берега, а над спокойной и тихой водой все доносилось:
– …Волошиных с внучкой поздравь. Степану особо кланяйся, скажи, валенкам его сносу нет. Рыбкиным напомни, чтоб мешки возвернули…
– «Поле чудес», – проворчал Мишка с набитым ртом. – Всю деревню обходить придется. С приветом… – покрутил он пальцем у виска.
Колька вначале греб сильными длинными рывками, но по мере приближения к Ведьминой протоке все больше сникал, все чаще поглядывал за спину, словно боялся, что там вот-вот появится что-то страшное.
Мишка, наоборот, успокоился, жевал пироги, вертел головой, командовал.
Но вскоре смолк. Сглотнул и робко доложил:
– Протока по курсу. Суши весла.
Колька приподнял лопасти над водой, с них звонко шлепались капли, и только этот звук нарушал вдруг окружившую ребят тишину. Да вдали, где-то над болотами, слышался мощный вороний грай.
Лодка плавно прошла еще немного и замерла под засохшим корявым деревом у самого устья протоки. Колька придерживал ее, взявшись за сухую низкую ветку.
День был в самом разгаре света. Блестела под солнцем вода, чуть слышно журчала меж стволов ближайших деревьев. В протоке белели головки кувшинок среди глянцевитых листьев, укрывших всю поверхность воды. На них грелись молчаливые зеленые лягушки.
Было светло. И почти не страшно.
– А чего мы скажем? – спросил Мишка.
– Поздороваемся. Скажем – заблудились. Ты будешь ведьму отвлекать, а я с Федькой поговорю.
– Давай наоборот.
– Ладно, – вздохнул Колька, – как получится. Весла на воду.
Очень скоро протока стала расширяться. Деревья и кусты отступили. Вместо кувшинок вода покрылась тяжелой ряской, которая висла на лопастях, мешала грести. Лодка с трудом пробиралась, словно в холодной каше.
Наконец стукнулась носом в полузатонувший ствол, к сучку которого был привязан долбленый челнок.