В городе сестра моя помогла мне в живых остаться,
мой товарищ навлек на меня смерть!
Предполагая, что злоумышленники уже расправились с его сестрой и его товарищем или же взяли их заложниками, Думузи думает об их осиротевших детях:
Если (моя) сестра оставит ребенка бездомным,
пусть кто-нибудь (полюбит и) поцелует его;
если (мой) товарищ оставит ребенка бездомным —
пусть никто не поцелует его!
Напавшие окружают его и крепко связывают, но истерзанный Думузи обращается к богу солнца, напоминая, что тот приходится ему, мужу Инанны, шурином, и просит Уту превратить его в газель. Бог солнца слышит его молитву, превращает Думузи в газель, и тот освобождается из плена и спасается бегством, укрывшись в местности с длинным трудным названием, до сих пор известным только по этому тексту. Злобные посланцы, однако, продолжают преследование и вновь схватывают Думузи. Вновь Думузи обращается к Уту, вновь претерпевает превращение и скрывается; на сей раз он ищет прибежище в доме мудрой женщины Белили.
Приближаясь к дому, он просит воды и муки, чтобы скорее утолить голод и жажду, и сообщает, что он — простой смертный, но муж богини. Белили выходит к нему навстречу, но преследователи, увидев ее, догадываются, что Думузи здесь. Они окружают его и связывают.
Снова, уже в последний раз, Думузи взывает к Уту, вновь меняет образ и спасается бегством. Теперь он прячется в овчарне сестры: она расположена в пустыне, но оказывается плохой защитой. Преследователи врываются туда друг за другом, сея на пути разорение. Разорение овчарни — свидетельство того, что сон Думузи сбылся. Когда маслобойка и чашка, небрежно брошенные захватчиками, высыхают, Думузи уходит из жизни; стадо его разбредается по всему свету; сам он пал на «празднестве молодых людей», как говорится тексте, использующем традиционный кеннинг битвы[68].
Обращаясь от литературного изложения сюжета во «Сне Думузи» к его трактовке в культовых текстах, нельзя не заметить сходства основной темы и мифа в тексте, который мы назовем «Горчайший плач»[69]. Последний, помимо различий в описании подробностей мифа, выдержан в более напряженном стиле и проникнут большим эмоциональным сопереживанием. Текст начинается с выражения сочувствия юной вдове, потерявшей мужа:
Горчайший плач (сочувствия) — по мужу,
(плач) Инанны по мужу,
царицы Эанны по мужу,
царицы Урука по мужу,
царицы Забалама по мужу.
Несчастен муж ее! Несчастен юный муж ее!
Несчастен ее дом! Несчастен ее город!
Плач по пленному мужу, пленному юному мужу,
попившему мужу, погибшему юному мужу,
мужу, потерянному для Урука в плену,
потерянному для Урука и Куллаба в плену,
потерянному для Урука и Куллаба в смерти...
После дальнейших строк соболезнования плач подхватывает сама Инанна:
Инанна льет горькие слезы о юном
супруге:
«В тот день, когда милый супруг, мой супруг,
удалился,
в тот день, когда мой юноша, мой супруг удалился;
ты удалился — о супруг мой! — на ранние
пастбища,
ты удалился — о мой юный супруг! — на поздние
пастбища.
Мой супруг, в поисках пастбища, был убит
на пастбище.
Мой юный супруг, в поисках воды, был захвачен
во время разлива.
Мой юный супруг оставил город вовсе не как (пристойно) окутанный саваном труп.
О вы, мухи ранних пастбищ!
Он оставил город вовсе
не как (пристойно) окутанный саваном труп!»
Далее в тексте рассказывается о том, что произошло. Семь злых гонцов подземного мира пробрались в овчарню Думузи, застав его спящим. Как все набеги в пустыне, этот также совершается ночью. Напавшие проникают внутрь и в неистовой жажде разрушения крушат все на своем пути. Седьмой гонец подходит к Думузи и грубо будит его:
Седьмой гонец, войдя в овчарню,
пробудил старшего пастуха,
который спал,
пробудил Думузи, старшего пастуха,
который спал,
пробудил супруга священной Инанны,
старшего пастуха, который спал:
«Мой хозяин нас послал за тобой,
вставай, пойдем,
нас послал за тобой, Думузи,
вставай, пойдем!
Супруг Инанны, сын Дуттур,
вставай, пойдем!
Улулу, брат хозяйки Гештинанны,
вставай, пойдем!
Овец твоих взяли, ягнят угнали,
вставай, пойдем!
Коз твоих взяли, козлят угнали,
вставай, пойдем!
Сними с головы священный убор,
иди с головой непокрытой;
сними с себя облаченье святое царя,
иди обнаженным;
выпусти жезл священный из рук,
иди с пустыми руками!
Сбрось сандалии священные с ног,
иди босым!»
Но Думузи каким-то образом ухитряется ускользнуть из протянутых к нему рук и благополучно выбирается из овчарни. Он бежит к реке, срывает там свои одежды, набрасывая их на колючки и раскидывая по земле, перед тем как броситься в воду и переплыть на другой берег, где его ждут Инанна и Дуттур. Его преследователи, не отваживаясь на погоню, ищут в пустыне другую добычу. Но Думузи, к несчастью, не соразмерил свои силы с течением реки, которая начинает разливаться. Бурлящий поток уносит его мимо Дуттур и Инанны, наблюдающих за ним с берега. Он протягивает к ним руки в тщетном порыве:
Когда протянул он руку к чреву Дуттур —
матери, выносившей его,
Дуттур — матери, выносившей его,
(его) сердобольная мать
преисполнилась жалости,
Инанна (!) — его жена, участливая жена,
преисполнилась жалости,
когда протянул он руку к чреву Инанны — своей молодой жены,
пронзительный крик обратила к нему Инанна
как воющая (!) буря.
Но обе беспомощны:
У яблони на большой плотине
в пустыне Эмуш,
сокрушающие лодку воды
унесли юношу в подземный мир;
сокрушающие лодку воды
унесли супруга Инанны в подземный мир.
Текст заканчивается кратким описанием существования Думузи в подземном мире — мире, лишенном реальных субстанций, в царстве теней, вещей призрачных и бесплотных:
(Там) имеет он долю в пище, которая вовсе не пища,
имеет долю в воде, которая вовсе не вода;
(там) построены загоны для скота,
которые вовсе не загоны для скота;
(там) сплетены из прутьев
вовсе не ограды для овец;
гонцы (подземного мира), а не верное его копье,
бок о бок с ним.
Повествовательный отрывок в «Горчайшем плаче», напоминающий сходные (однако не вполне допускающие сравнение) повествовательные части в текстах свадебных культов, является редкостью в текстах о смерти и оплакивании. Как мы уже говорили, традиция состояла в том, чтобы представить факт смерти Думузи как уже свершившийся: главные плакальщицы — вдова, сестра, жена — находятся уже на пути к его разоренной стоянке. Сюда может включаться и повествование, однако акцент делается именно на оплакивании, посредством которого они изливают свое горе.
Примером служит погребальный плач[70], поющийся юной сестрой Думузи, Гештинанной. О себе она нисколько не думает, полностью отождествляя себя с убитым братом и сокрушаясь, как если бы была на его месте, о погубленных надеждах и несбывшихся свершениях:
Прежде чем юная супруга уснула
в его объятиях
и моя мать смогла покачать
дитя у себя на коленях,
когда он был избран родителями жены
и они стали его тестем и тещей,
когда он сидел среди сотоварищей,
когда он был только воином юным —
(тогда) (вышние силы) вынесли ему приговор —
благородному, высокому юному господину;
и его бог исполнил над ним приговор:
«Сильный швыряет дротик[71]
в тебя» —
когда он был только воином юным —
«Быстрый обгонит тебя,
гневный обрушится на тебя с бранью» —
когда он был (только) воином юным.
Как если бы Думузи был простым смертным — обыкновенным юношей, Гештинанна рассматривает его смерть как предрешенную богами; как приговор, который его собственный божественный покровитель, его личный бог, не в состоянии отменить.
Для иллюстрации плачей, выражающих скорбь юной вдовы Думузи — Инанны, приведем один, дав ему название «Дикий Бык, что Лег На Землю»[72]. «Дикий Бык», как отмечалось ранее, — обозначение «пастуха», служащее эпитетом для Думузи. Инанна, навестив Думузи в его овчарне в степи, нашла его мертвым, стадо расхищенным, домочадцев — убитыми. Она спрашивает горы о нем, но узнает только, что «Буйвол» увел его (то есть его тень) в горы — иначе говоря, в царство мертвых, ибо для шумеров «kur» («гора») означало «подземный мир». На месте бывшей стоянки Думузи бродят одни дикие звери. В нашем пересказе опущен длинный перечень титулов и эпитетов Думузи — между первой и второй строфами:
Дикого быка, что лег на землю, больше нет,
дикого быка, что лег на землю,
больше нет;
Думузи, дикого быка, что лег на землю,
больше нет,
...старшего пастуха больше нет,
дикого быка, что лег на землю, больше нет.
О ты, дикий бык, как крепко ты спишь!
Как крепко спят ягнята и овцы!
О ты, дикий бык, как крепко ты спишь!
Как крепко спят козлята и козы!
Я спрошу у холмов и долин,
я спрошу у холмов о Зубре:
— Где мой юноша, мой супруг?