Штайнбауэр решил не таиться и рассказал компаньонам о содержимом второго тайника. Грейт забыл о джине, а Ангел пересел ближе к Штайнбауэру, ел его глазами, стараясь не пропустить ни одного слова.
— Мы достанем этот контейнер, если даже придется перекопать все штреки той шахты! — воскликнул полковник решительно.
— Мне нравится ваш оптимизм, — сказал Штайнбауэр.
— Но ведь вы знаете, что в Танжере у нас были неприятности с полицией, — вставил Ангел. — Может, полиция разыскивает нас и теперь. Там был агент Интерпола, а это всегда опасно.
Штайнбауэр не замедлил ответить:
— Вы получите настоящие испанские паспорта и вылетите прямым рейсом из Мадрида в Вену. История с девчонками вряд ли заинтересовала международную полицию настолько, что она объявит розыск в других странах. На всякий случай не останавливайтесь в отелях. У меня есть в Австрии свои люди, вы получите пароль и свяжетесь с ними.
— Я слыхал об этих сокровищах, — не удержался Грейт. — Среди офицеров оккупационных войск сразу после войны ходили об этом легенды.
— Кое–кто из ваших коллег, — криво усмехнулся Штайнбауэр, — неплохо нагрел на них руки.
— Это вы затопили ящики с ценностями в озере Топлиц? — спросил полковник.
Штайнбауэр кивнул.
— Я приказал бросить их туда, поскольку не было другого выхода. Дорога в горы была забита машинами, а противник висел у нас на хвосте…
— Недавно на озере работала экспедиция. Кажется, ее организовал журнал «Штерн»?
— Эти журналисты суют свой нос куда не следует… — буркнул Штайнбауэр. — Нам пришлось пережить несколько неприятных дней. Там, на дне, валяются ящики с документами, о которых лучше не вспоминать. К счастью, они подняли контейнер с фальшивыми фунтами стерлингов и, пока мы успели принять меры, достали только один ящик с архивами управления имперской безопасности. Эти документы так и не были опубликованы, хотя кое у кого руки чесались сделать это.
— Издатель «Штерна» ваш человек? — поинтересовался Ангел.
— Не совсем. Мы использовали другие способы…
— Такие? — засмеялся Грейт, подняв кулак.
— Там, недалеко от Зальцбурга, — повернулся к нему Штайнбауэр, — живет член нашей организации, его фамилия Хетель. Это он пояснил начальнику экспедиции, что кое–кто может не дожить до конца месяца.
— И тот поверил?
— Должен был, — нахмурился Штайнбауэр. — Много их было, охотников до чужого. И где они? Могли утонуть или сорваться со скалы.
— Хетель? — вдруг оживился Ангел. — Штурмбаннфюрер СС Вольфганг Хетель?
— Вы знаете его? — насторожился Штайнбауэр.
— Нет, но слыхал о нем. Много раз.
— Сейчас Хетель сделался учителем. Парадокс. Вольфганг Хетель — и воспитание сорванцов… Я дал ему деньги, и он, когда его наконец выпустили из тюрьмы, открыл под Зальцбургом частную школу. Вблизи озера Топлиц. С того времени ни одна попытка пошарить по дну озера не увенчалась успехом…
— Почему же вы не поручили ему? — начал Грейт.
Штайнбауэр понял его с полуслова:
— Я знаю Хетеля, может, лучше, чем он знает сам себя. У него большие связи среди членов нашей организации, и, возможно, он попробовал бы сам найти ключ к шифрам. Это одна из причин, почему вы поедете в Австрию вдвоем. Вам, полковник, пальца в рот не клади, да и господин Ангел стреляная птица. Хетеля вы используете, но не доверяйте ему. Между прочим, у нас будет еще много времени, чтобы обговорить детали. Отдыхайте, господа, и ни о чем не думайте.
***
Дубровский сидел в пустом зале маленького бистро недалеко от площади Сен Андре дез Арт. Только что ему позвонил комиссар Бонне, и они договорились встретиться здесь.
Комиссар ничего особенного не сказал, просто спросил, не найдется ли у Сергея свободная минута, но было в его тоне что–то, встревожившее Дубровского, и он заторопился:
— Что–нибудь новое, Люсьен? О наших?
— У вас профессиональный журналистский недостаток, — заметил Бонне, — хотите знать все сразу. Подождите. Мне приятно увидеться с вами, поговорить и, если не возражаете, выпить бутылку вина.
Сергей занял столик в углу возле окна, чтобы увидеть Бонне издалека. Комиссар обещал выехать сразу: от Поль–Валери до этого бистро добираться минут сорок, следовательно, «ситроен» комиссара вот–вот должен вынырнуть из–за угла.
Прошло полмесяца, как они вернулись из Танжера. Анри отправился куда–то в глушь Нормандии, подальше от людских глаз и людского любопытства, Сергей и Бонне встретились через день–два после возвращения; затем нахлынули срочные дела, обычная журналистская суета, и Дубровский все реже вспоминал танжерские приключения.
Задумавшись, Дубровский прозевал «ситроен» комиссара и увидел Бонне уже в дверях: тот заметил Сергея еще с улицы, так как проследовал с порога прямо к нему, широко улыбаясь и еще издали протягивая руку. Дубровский решил проявить выдержку и не расспрашивать комиссара. Но тот, отпив красного терпкого вина, прищурившись, начал сам:
— Интересная новость, мосье Серж. Я не хотел говорить по телефону, ибо не получил бы удовольствия видеть выражение вашего лица. Вам нравится это вино? — почмокал губами, с удовольствием отметив, как насторожился Дубровский. — Неплохое вино, хотя сравнительно дешевое. Я давно не пил его и поэтому назначил свидание именно в этом бистро. У хозяина всегда есть несколько бочек для настоящих ценителей, кто его знает, где он достает его… Упадок мелких хозяйств приведет к тому, что вино из Бургундии не отличишь от бурды… — неожиданно Бонне засмеялся довольно. — Проявляете выдержку? Но если вы узнаете, что Ангела…
— Арестовали?
— К сожалению, нет, — сокрушенно покачал головой Бонне. — Только видели, но снова упустили.
— Где?
— Вчера в Вене. Дубровский нахмурился.
— Он или нечистая сила, или просто везет мерзавцу!
— И то и другое… — подмигнул Бонне. — Как они нас обвели в «Рыжем петухе»?
— Что в Вене?
— Завтра утром я вылетаю туда, — объяснил комиссар. — Ангела видели возле станции проката машин. Полицейский узнал его, но не успел задержать: тот уже сидел в такси…
— Думаете, там и полковник?
— Его зовут Кларенс Грейт.
— Так быстро узнали…
— Вы недооцениваете возможности Интерпола и современные средства связи. Полковник Кларенс Грейт служил в американских оккупационных войсках в Западной Германии, а в начале года вышел в отставку.
— Прекрасная компания, — скривился Дубровский. — Наверно, этот Грейт бомбил немецкие города, а Ангел укоротил век не одному американцу. Сейчас же они нашли общий язык.
— Людям свойственно забывать прошлое.
— Иногда я удивляюсь вам, Люсьен. Неужели не понимаете, какое горе принес нам всем фашизм? Сколько лет были гитлеровцы во Франции?
— Я полицейский, и для меня превыше всего закон. Но не думайте, что мы спим спокойно, если фашистские генералы гуляют на свободе! Война оставила след в душе каждого из нашего поколения. Этот американский полковник — типичный подонок, Серж, ибо перелезть с одной стороны баррикады на другую может только подонок.
— Они дельцы, и война только временно развела их. Думаю, что этот, как вы сказали, Грейт легко исповедовал бы национал–социализм, если бы это было ему выгодно.
— Люди гибнут за металл… — усмехнулся Бонне. — Но думаю, Ангелу и Грейту недолго осталось гулять. Они разозлили меня… Я был в маки, Серж, и мы воевали с бошами. Я не коммунист, и ваш аскетизм не может служить мне идеалом, но мы смело дрались с фашистами. Ну, я не сбрасываю со счетов и обыкновенную ненависть к оккупантам, подсознательный процесс — этим были заражены почти все французы. Но в маки шли самые смелые или, если хотите, самые идейные — среди нас больше всех было коммунистов, и я успел подружиться со многими, хотя, повторяю, не разделяю их взглядов.
— Вы говорите это так, словно извиняетесь.
— Но вы ведь коммунист, и мне не хочется обидеть вас.
— Мне приходится встречаться с такими закоренелыми реакционерами, что я воспринимаю вас как левого.
— А–а… — махнул рукой Бонне. — Наверно, так оно и есть. Но держите это в секрете, чтобы не проведало мое начальство.
— Когда вы были в маки, вы не думали об этом.
— Тогда все казалось проще… Здесь я, а там боши. А теперь, когда я встречаюсь с группой западногерманских туристов, точно знаю, что один из лих или два бывшие нацисты, но они все одинаково улыбаются, и попробуй узнать, кто из них о чем думает…
— Единственный выход: создать в ФРГ такие условия, чтобы никто из бывших гитлеровцев не мог поднять головы.
— Это уже из сферы высокой политики.
— Вы сами противоречите себе.
— Возможно, — согласился Бонне. — Но знаете, мне будет гораздо легче, если я поймаю Ангела. Думаю, его будут судить не как уголовного преступника.
— Если не передадут властям ФРГ…
— Он продавал французских девушек и будет доставлен во Францию.
— Итак, вы завтра вылетаете? — перевел разговор Дубровский.
Бонне хитро прищурился.
— Я знаю, что вы сейчас скажете,
— Не нужно быть ясновидящим.
— С удовольствием встречусь с вами в Вене. Я был уверен, что вы догоните меня, поэтому и позвонил.
Дубровский грустно посмотрел на часы.
— К сожалению, сам я не могу решить таких вопросов. Должен обратиться в посольство. Наше агентство, кажется, сейчас не имеет корреспондента в Австрии, а если и имеет, все равно, долго уговаривать мне никого не придется. Ангел стоит того, чтобы поохотиться за ним, подобный материал нечасто попадает в прессу, не так ли?
— Сенсация номер один! Я вам говорил уже когда–то, что ваше журналистское реноме…
— Пострадает, если вы не поймаете Ангела.
— У меня чешутся руки, а это — хорошая примета. Если хотите, могу довезти вас до посольства.
***
«Каравеллу» подтянули почти вплотную к зданию венского аэровокзала — гигантскому сооружению из бетона и стекла.
Бонне быстро сбежал по трапу и остановился, оглядываясь вокруг. К нему подошел человек в гражданском и