И вонь стояла от людей, от тех, кто нездоров,
От освежеванных быков, заколотых коров,
И в небо поднимался дым от тысячи костров.
Рыданья слышались всю ночь под крышами домов
И вопли маленьких детей и старых стариков,
И мухи тучами вились, летя под каждый кров,
И те, кому сужден был ад, узнали, он каков.
Семь дней с отъезда короля прошло. Как вдруг, снискав
Доверье, некий паладин, быть может пэр иль граф,
Виконта в войско пригласил, охранный свиток дав
С печатью настоящей.
Со свитою своей, во весь опор летящей,
Виконт пустился в путь для встречи предстоящей.
И вышел к ним сеньор, носивший крест блестящий.
«Сеньоры, — молвил им тот человек имущий, —
Да защитит меня Господь наш всемогущий,
Ведь прибыл я сюда для вашей пользы вящей.
Имей вы только весть о помощи грядущей,
За вас бы грудью встал я, никогда не лгущий,
А не рыдал об вас, как родственник скорбящий.
Вы можете спастись от смерти, вам грозящей,
Надежный договор, благие узы длящий,
И с церковью Святой, и с войском, здесь стоящим,
Не медля, заключив, поскольку в настоящем
Вас тот, что и в Безье, ад ожидает сущий.
А если кошелек у вас и будет тощий,
То, тело сохранив, его наполнить проще!»
Так отвечал виконт речам миротворящим[62]:
«Филиппу я воздам с почтеньем надлежащим
И Франции самой, среди долин лежащей,
И вам, сеньор барон, но в стане войск, как в чаще,
Повсюду мнится Зло моей душе болящей».
«Пребудет вам щитом во всякий день грядущий
Сей свиток, мой виконт, и я, его дающий,
Покамест честь в чести».
Когда к посланцу вражьих войск виконт решил пойти,
Он смог сто рыцарей в броне с собою привести,
А было у того людей не больше тридцати.
«Я вам не враг, — сказал гонец, — и вас хочу спасти,
Меня же Ты, Благой Господь, спаси и защити,
Пора вам с церковью Святой согласие найти
И, плоть и душу сохранив, спасенье обрести».
Виконт едва дослушал речь. Он снова был в пути.
Теперь осталось с ним людей не больше девяти;
Французы обступили их, зажав как бы в горсти.
И слышал я, тая испуг, пробравший до кости,
Что пребывали с той поры те люди взаперти,
Что волей собственной своей, грусти иль не грусти,
Виконт попал в тюрьму[63].
Виконт доверился врагу, хоть, судя по всему,
Ему не стоило в капкан соваться самому.
Бедняге рек Неверский граф: «Сеньор, я вас приму…» —
Виконт же в сети угодил, войдя в шатер к нему!
Такая смута началась, такая кутерьма,
Что, право, Господи, спаси! Забыв про закрома,
Бежали прочь еретики, от страха без ума,
Ушли безумцы, бросив все, как сброд, чей скарб — сума,
В одних рубахах и штанах, дай Бог, что не зима,
Как будто от родимых стен гнала их смерть сама.
В Тулузу бросились бежать одни из тех семей,
Ушли другие в Арагон, к Испании самой…
Себе пристанище найти хоть где-нибудь сумей!
Вошли французы в Каркассонн дорогою прямой,
Заняв донжоны и мосты, и башни, и дома,
Сложа добро, что там нашли, в подобие холма,
Ослов и вьючных лошадей, каких была там тьма,
Распределили хорошо и с пользой, лишь корми.
Тут весть герольды разнесли, что снова Бог с людьми;
Клир проповедовал в войсках о храме на крови,
А тем, кто на руку нечист, к несчастью своему,
Аббат с амвона объяснил, что грабить ни к чему.
«Сеньоры, — им сказал аббат, — понятно, почему
Нельзя пред вами устоять нигде и никому,
Ведь с вами — мы, а с нами — Бог, разящий напрямик,
И я вас искренне прошу, не пропустив сей миг,
Имущество, что взяли вы за многими дверьми,
Вернуть, будь то хоть рваный плащ, на коем бахрома,
Не то вас молнии пронзят и поразят грома!
А мы сей край с богатством всем барону одному
Во славу Божью отдадим, препоручив ему
Еретиков поганых гнать мечами и плетьми».
Всем сердцем поняли войска — поди-ка, не пойми —
Все, что аббат сказал.
Как только сдался Каркассонн[64], весь край загоревал,
Окрестных жителей с их мест как будто вихрь сорвал,
Вмиг опустели города Фанжо и Монреаль,
Бежал от крестоносцев всяк, велик он или мал.
Король дон Педро был богат, большую власть имел,
Отважно войском управлял, был опытен и смел,
Что ж до аббата из Сито, то пастырь не снимал
Попоны с мула своего, все людям толковал
О том, как был рожден Христос, как Дух Святой витал.
Аббат хотел, чтоб некий граф тем краем управлял,
Владел землей, какую Крест себе отвоевал,
И, делу общему служа, о Церкви бы радел…
Но граф Неверский взять Прованс отнюдь не захотел,
И граф Сен-Поль, кого совет для этих дел избрал,
Сказал, что на своем веку чужого он не брал,
Что лен во Франции отец ему в наследство дал,
На той земле весь род его извечно процветал,
И тот свою унизит честь, кто у вдовы отнял
Надел и достоянье.
На том собрании большом, где сбылись Церкви чаянья,
Один богатый был барон, отважный до отчаянья,
В служенье Господу Христу он отличался тщаньем
И добродетелей иных являлся воплощеньем.
Сей рыцарь был умен, правдив, красив на удивленье,
За морем в Заре воевал[65], другие вел сраженья,
Имел немало он земель в своем распоряженье
И частью Англии владел[66] от самого рожденья.
Монфором звался тот барон, снискавший уваженье;
Его-то и просили все, явив свое смиренье[67],
Святому делу послужить и взять на попеченье
Тот край, каким еретики владели без уменья.
Аббат сказал: «Сеньор! Сей край, вам данный во владенье
Святым наместником Петра по Божьему веленью,
Берите смело, ибо я имею убежденье,
Что ваше, сир, не только мне приятно назначенье,
Но сможет Церковь поддержать все ваши начинанья».
«Я так и сделаю, аббат, — сказал граф на прощанье, —
Но вот условие мое: почтенное собранье
Пусть поклянется на мощах и даст мне обещанье
Встать на защиту, коли враг в душе лелеет мщенье».
И все присягу принесли, скрепив сие решенье;
И граф владенья получил в срок и без промедленья,
Господь его спаси.
Когда Симону де Монфор достались земли все,
И Каркассонн, и прочий край во всей его красе,
То не обрадовался граф, но загрустил совсем.
В дорогу рыцари креста пустились по росе,
Исчезли стяги их вдали, умолкли голоса,
Ведь тропы узкие в горах, везде растут леса…
А ну как их в густом лесу подстрелят, как гусей?
Немного с графом де Монфор осталось знати всей!
В Париж вернулось большинство, проси иль не проси.
Остался с ним один Симон, по слухам, из Сесси,
Робер-нормандец, чья земля возле морской косы,
Д’Энконтр, что веру укреплял… Меня ж в устоях сих
Пусть укрепят святой Дени и Бог на небеси!
Сеньор Робер де Форсевиль, сеньор Ламбер Креси,
Достойный Ги, чей меч остер и жалит как оса,
Бомон, возлюбленный Христом, творящим чудеса,
И много рыцарей, чей пыл я здесь не описал.
Еще Рожер д’Анделис, еще Рожер Эссар,
Рауль д’Аржи, Ренье Шодрон, сеньор Юк де Ласи…
Когда бы с ними наравне я ратный труд вкусил
Иль шел по краю, где они сражались, что есть сил,
То мог бы большего достичь, когда б за книгу сел,
Сим знаньем умудрен!
Когда остался граф Монфор по имени Симон
В том завоеванном краю и занял Каркассонн,
К себе вассалов он призвал, как истый сюзерен.
Был лучше всех Гильем д’Энконтр, баронам всем барон,
Монфор его в Битерруа послал хранить донжон,
Чтоб враг не поднял головы, грозя со всех сторон.
И будь Гильему отданы Кастилия, Леон
И Португалия сама, где свары испокон,
То ими, Бог не даст соврать, владел бы лучше он,
Чем те, кому бы колпаки носить вместо корон[68].
Затем Ламбера де Креси Монфор послал в Лимон
И дал баронам остальным иные земли в лен,
Доверив край оберегать от козней и измен.
Сам граф, имевший сердце льва, был ношей отягчен,
Держать виконта де Безье под стражей обречен,
Виконт же умер невзначай, но граф тут ни при чем.
Хотя невежды и лжецы, которым чужд Закон,
Твердят, что ночью был убит предательски виконт[69],
Однако не хотел бы граф, попавши в сей капкан,
Чтоб ядом сплетен записных, вводящих мир в обман,
Отравлен был бы ратный дух и вера христиан.
И граф, конечно, прав.
Отто РанГРААЛЬ(Фрагмент из книги «Крестовый поход против Грааля», 1933)Перевод с немецкого
Перевод осуществлен по изданию: Rahn Otto. Kreuzzug gegen den Gral. Göttingen: Arun-Verlag, 2002.