– Ты прав, Медвежонок! Хосе знает все подробности. Ну, рассказывай, дружище, мы слушаем тебя.
Индеец охотно приступил к рассказу. Чувство благодарности к Лорану воодушевляло его, и, пользуясь случаем, он увлекся восхвалением друга, правда не забывая при этом поглощать стоявшую перед ним еду: он проголодался как волк после столь тяжких испытаний, которые ему пришлось вынести, – душевных и физических. Береговые братья слушали его с благоговением, ни разу не перебив, такое значение они придавали всему сказанному.
Когда наконец индейский вождь закончил, наступило молчание – самая лестная похвала со стороны знаменитых флибустьеров отважной экспедиции Красавца Лорана.
– Черт меня побери! – засмеялся Медвежонок. – Представляю себе глупые рожи испанцев, когда они увидели, что под овечьей шкурой скрываются волки!
– Провидение по заслугам покарало этих истребителей индейцев!
Вошел Филипп д’Ожерон.
– Что случилось, капитан? – спросил Монбар.
– Мы находимся в двух пушечных выстрелах от форта. Адмирал Пьер Легран, эскадра которого идет в авангарде, сигналами дает знать, что форт Сан-Лоренсо, по-видимому, битком набит людьми. Адмирал спрашивает, надо ли останавливаться или все так же идти вперед.
– Ответьте ему, чтобы он встал на расстоянии пистолетного выстрела от форта.
– Адмирал!..
– Что, милостивый государь?
– Виноват, адмирал, но я боюсь, что ослышался.
– Очень жаль, так как я никогда не повторяю своих приказаний дважды. Извольте идти.
Филипп растерянно взглянул на улыбающегося Медвежонка и вышел, от удивления едва не промахнувшись мимо двери.
– Надо бы пойти посмотреть, что происходит наверху, – сказал Монбар, осушив свой стакан.
Все трое поднялись и вышли на верхнюю палубу.
Флот находился уже совсем близко от берега. Видны были красивые загородные дома, утопавшие в зелени позади массивного форта, который с моря казался величественным исполином. В устье реки в живописном беспорядке раскинулся город Чагрес.
Стоявшие у самой воды батареи направляли грозные жерла своих пушек на море. Возле пушек стояли артиллеристы с зажженными фитилями в руках.
Внутри порта виднелись снасти искавших убежища от флибустьеров испанских судов.
Действительно, это зрелище, одновременно грозное и величественное, способно было поразить воображение и в то же время внушить ужас малодушным.
Флибустьерский флот развернул свою боевую линию на целые две мили и на всех парусах шел прямо к берегу.
– Ну, – пробормотал сквозь зубы Пьер Легран, когда получил ответ адмирала на свои сигналы, – видно, старый кайман хочет, чтобы нас искрошили. Хорошо же, тысяча возов чертей! Я докажу ему, что не умею отступать. Ребята, к орудиям! Сейчас начнется пляска на славу. Рулевой, держать курс прямо к берегу! Теперь посмеемся!
Но тут произошло нечто, чего флибустьеры никак не могли ожидать: внезапно форт изрыгнул снопы огня и клубы дыма, грянул оглушительный залп, и на батареи, производя в них страшные опустошения, посыпался град ядер.
Потом испанский флаг, развевавшийся над фортом, вдруг опустился, а на его место был поднят трехцветный флаг Береговых братьев.
За первым залпом последовали второй и третий. Испанцы были парализованы ужасом: форт громил батареи не переставая и вскоре превратил их в груду развалин.
Только флибустьеры поняли суть того, что произошло: Лоран овладел фортом и повернул его орудия на береговые батареи и город.
Итак, флот беспрепятственно вошел в устье реки и встал на расстоянии половины пушечного выстрела от города, который тотчас засыпал бомбами и ядрами.
По всему Чагресу занялись пожары. С оглушительным треском взорвался пороховой погреб.
Несчастный город находился между двух огней в предсмертной агонии, однако все не сдавался.
Защитники батарей, на которых нельзя было долее держаться, бросились в город, где с помощью жителей пытались организовать оборону против страшных врагов.
Городской гарнизон, включая солдат, отряженных генералом Вальдесом для сооружения батарей, представлял еще довольно значительную силу: в нем находилось около четырех тысяч солдат и двух тысяч горожан, мгновенно примкнувших к ним.
Солдаты были люди опытные в военном деле, старые воины, обстрелянные в европейских войнах и жаждавшие отплатить врагу, столь внезапно напавшему на форт.
Обыватели, в основном торговцы и богатые собственники, сражались за свои пепелища и более всего опасались попасть в руки флибустьеров, о жестокости которых были хорошо наслышаны. Они поклялись не идти на капитуляцию и скорее лечь костьми всем до последнего, чем сдаться.
Геройский дух не оставлял защитников города. Быстрее, чем можно было ожидать, Чагрес ощетинился жерлами орудий, перенесенных горожанами на руках с батарей под постоянным огнем форта.
Окна домов были превращены в бойницы, улицы перегородили баррикадами, там и здесь были сооружены земляные насыпи. Словом, город внезапно превратился в крепость. Дети, женщины и старики – все работали с лихорадочной поспешностью. Расположение города давало им такую возможность: бо́льшая часть ядер, запущенных с форта, пролетала над головами горожан.
Выстроенный в боевую линию флот открыл жестокий огонь по городу. Но город храбро на него ответил.
Эта борьба продолжалась несколько часов. Наконец адмирал подал сигнал к высадке, так нетерпеливо ожидаемой флибустьерами: им надоел этот обмен выстрелами, результат которого они не могли определить даже приблизительно.
По данному сигналу огромное количество лодок отчалило от судов и на веслах пошло к городу.
Численность десанта доходила до трех тысяч человек.
Испанцы дали флибустьерам войти в порт, подпустили их на расстояние половины ружейного выстрела, а потом внезапно открыли смертоносный огонь с батареи, что заставило нападающих смешаться.
Два раза флибустьеры пытались высадиться и два раза были отброшены.
Испанцы точно вырастали из-под земли, они поспевали всюду и сражались с ожесточением, доходившим до исступления.
Вдруг от основной массы лодок отделилась длинная лодка и смело стала впереди, не более чем в ста шагах от берега.
В этой лодке хладнокровно стояли Монбар и Медвежонок Железная Голова.
– Неужели вы бросите вашего адмирала, ребята? – звучно крикнул Монбар. – Вперед, Береговые братья!
– За Монбаром! За Монбаром! – закричали флибустьеры, усиленно гребя, чтобы не отстать от легкого суденышка командующего экспедицией.
Наконец настал момент, когда противники с неистовой яростью схватились в рукопашном бою.
Четверть часа длилась страшная резня. Испанцы, не переставая обороняться, все же отступали шаг за шагом.
Пока Монбар с отчаянной отвагой пытался высадиться в центре боевого фронта, Морган, Пьер Легран, Польтэ, Александр Железная Рука и Пьер Прямой храбро становились во главе своих самых бесстрашных матросов и после неимоверных усилий все же сумели наконец высадиться на берег справа и слева от города.
И после этого флибустьеры неудержимо ринулись вперед, оттеснили и стали гнать перед собой защитников несчастного Чагреса.
Сражение из общего распалось на множество отдельных стычек. Каждая улица, каждый дом брались приступом. Ожесточенные битвой, испанцы пощады не просили.
Побоище приняло под конец поистине колоссальные, разрывающие душу размеры.
Только к пяти часам вечера, изнемогая от усталости, истощив весь запас пороха, немногие оставшиеся в живых жители города волей-неволей вынуждены были просить победителей о пощаде. Это случилось лишь после того, как все солдаты или пали на их глазах, или же лишили друг друга жизни, предпочитая смерть плену. Несчастный город превратился в груду развалин.
Мужество не изменило жителям Чагреса, но без пороха и пуль дальнейшая оборона была физически невозможна.
Глава XIIIВ которой доказывается, что страх плохой советчик
На асиенде дель-Райо волновались.
Все тайное однажды становится явным. Как ни старались флибустьеры, чтобы все сведения об экспедиции хранились в тайне, истина мало-помалу выходила наружу и становилась известна. Действительные факты тут же обрастали не имеющими никакого отношения к действительности. И картина получалась еще более страшной.
После взятия форта Сан-Лоренсо-де-Чагрес валла-ваоэ понемногу оставляли окрестности асиенды, считая, что охрана больше не нужна.
Беженцы из Чагреса и ферм, разбросанных по берегам Сан-Хуана, в страхе бросились на асиенду искать убежища и сеяли своим появлением ужас.
Рассказы о неслыханных жестокостях, совершенных флибустьерами, леденили душу. Завладев всеми приморскими городами на протяжении тридцати миль, они сожгли их до основания, пытками добивались от жителей сведений о том, где находятся их богатства, и без милосердия вешали испанских солдат, захваченных с оружием в руках.
Те несчастные торговцы и обыватели, которые чудом спаслись от общего избиения, – женщины, дети, старики – все были согнаны, словно стадо животных, и разделены между победителями. Женщины и девушки подверглись насилию, которое было в тысячу раз ужаснее самой страшной смерти.
Ничто не спаслось от ожесточенного исступления торжествующих врагов.
И все это было рассказано обитателям асиенды на фоне отдаленного уханья пушек, громивших Чагрес, и при багровом зареве окрасившего горизонт пожара. Слушатели крестились и готовились к худшему.
Дон Хесус совершенно потерял голову от страха. Он бегал взад и вперед без цели, без определенного плана, складывая в кучи свои богатства, пряча в тюки бриллианты, золото и драгоценности, имея в виду одно: при первой тревоге навьючить все это на мулов и бежать. Но куда бежать? На этот вопрос не было ответа. С одной стороны, если справедлив был распространившийся слух, что флибустьеры намерены идти в Панаму, асиенда, стоящая на полдороге к этому городу, неминуемо подвергнется разграблению. Не дожидаться же было этого!