– Дон Фернандо! – воскликнула девушка.
– Извините, сеньорита, мои слова для вас непонятны, но я не могу говорить яснее. Только в одном будьте уверены: я люблю вас, как никогда не бывала любима ни одна женщина. За один ваш взгляд, за одно слово я дам убить себя у ваших ног. Но для меня еще дороже ваша честь: чтобы оградить ее от малейшего пятна или порицания, я пожертвую всем. Итак, доверьтесь мне: охраняя и защищая вас, я буду охранять свою невесту и будущую жену. Впрочем, говорят, утро вечера мудренее, – прибавил он с грустной улыбкой, – я оставляю асиенду только завтра.
– Так что же?
– Вот что, сеньорита: посоветуйтесь в эту ночь со своей матерью.
– Моей матерью! – воскликнула Флора с изумлением и ужасом.
– Успокойтесь, сеньорита! Мне все известно. Но тайна эта хранится глубоко в моем сердце вместе с моей любовью к вам. Посоветуйтесь с матушкой, сеньорита, и, что бы ни решила она, я без возражений покорюсь ее воле.
– Хорошо, – помедлив, проговорила донья Флора, – я исполню ваше желание, дон Фернандо, я должна это сделать и переговорю с матерью… Но как решиться сказать ей…
– …про нашу любовь? Милое, кроткое дитя, глаза матери зорки, и тайна вашего сердца уже давно угадана. И если вам ничего не было сказано до сих пор, то это доказывает только одобрение с ее стороны.
– Боже мой! Возможно ли?..
– Будем уповать, донья Флора, на беспредельную благость Божию. Да и сердце матери, как вы знаете, – неисчерпаемый источник доброты и геройского самоотвержения.
– О! Дон Фернандо, как хорошо я знаю это! – Глаза девушки наполнились слезами. – Моя добрая, нежная мать! – воскликнула она с грустной улыбкой. – Вы правы, дон Фернандо, надо надеяться.
И донья Флора поспешно покинула комнату.
– Милое, кроткое существо! – прошептал Лоран, оставшись один. – Я люблю ее… и готов всем пожертвовать для нее… даже своей местью! – заключил он глухо.
Лоран вышел и в глубокой задумчивости направился в свою комнату, где его ждали Мигель Баск и Юлиан-Шелковинка.
Глава XIVКак дон Фернандо возвращался на асиенду дель-Райо
После того как Чагрес был взят и благодаря решительным мерам, принятым руководителями экспедиции, в городе водворилась сравнительная тишина, Красавец Лоран выехал из форта, чтобы отыскать Монбара, своего брата-матроса.
Мы неслучайно употребили выражение «сравнительная тишина», потому что лишь оно хоть как-то рисует картину происходящего.
Сражение действительно прекратилось, но не менее ожесточенные отдельные стычки между жителями, которые потеряли голову от ужаса, и рассвирепевшими от оказанного им решительного отпора флибустьерами все еще продолжались.
Флибустьеры почти поголовно были пьяны, потому что первой их заботой по окончании боя было напиться. И в состоянии опьянения они, точно лютые звери, совершали неслыханные злодейства. Ночь была оглашена дикими криками Береговых братьев и стенаниями их жертв.
Город был предан огню и мечу. Дома, объятые пламенем, рушились. Женщин и детей, успевших укрыться в церквах и монастырях, насильно вытаскивали оттуда разъяренные победители. Желая заставить своих жертв сознаться, где скрыты драгоценности, они подвергали их ужасным пыткам.
Отовсюду раздавались вопли, предсмертные хрипы, стоны и мольбы… Гремели выстрелы, трещали рушащиеся здания. С хохотом и веселыми песнями флибустьеры выкатили на городские улицы и площади бочки с вином и водкой. Пьяные, они плясали и заставляли под страхом смерти своих несчастных жертв пить и плясать вместе с ними.
Найденное золото, серебро, дорогие ткани и драгоценности складывали без разбору, в кучу. И вскоре груды награбленного добра высились на площади Пласа-Майор, куда каждый обязан был нести свою добычу.
Несметные богатства лежали, никем не охраняемые. Караул было лишним. Флибустьеры свято соблюдали принятые между ними правила чести, доведенные до крайней степени: никто не решился бы оставить себе хоть один пиастр до дележа добычи.
К Моргану, Монбару и другим предводителям Береговых братьев приводили самых богатых жителей города, тех, из кого можно было выжать хороший выкуп. Этих несчастных запирали в зловонные темницы. Но добиться сведений об их состояниях было нелегко. Зачастую приходилось прибегать к крайним средствам, то есть жечь на огне пятки, сдавливать им головы железным обручем или вздергивать на дыбу. И все это к величайшему удовольствию зрителей, у которых крики отчаяния и боли, вырывавшиеся из груди злосчастных жертв, вызывали только смех.
Предводители флибустьерских полчищ оставались равнодушными к диким воплям страдальцев. Желая узнать, где спрятаны сокровища, они пытали их хладнокровно и методично, с равнодушием торговцев, просчитывающих в уме выгоды от сделки.
Свои действия флибустьеры называли правильно организованным грабежом. Этот «правильный» грабеж наводил ужас на целый город, перед ним бледнели все неистовства, совершенные самыми свирепыми шайками разбойников в Средние века. Грозное судилище заседало в ратуше под председательством Монбара, Моргана, Польтэ и еще пяти или шести Береговых братьев.
Губернатор, находящийся под охраной двух флибустьеров, каждый раз при появлении нового лица называл его по имени и спрашивал, каким состоянием тот владеет. Ответ, разумеется, приходилось выбивать жестокими пытками, которым несчастный подвергался, если отказывался отвечать сразу.
Страх смерти чрезвычайно силен в сердце человека, даже самого храброго. Особенно когда смерть приходит в наводящем ужас обличье. Тогда бедняга волей-неволей покоряется всем требованиям победителей.
Лоран отыскал посреди этой страшной бойни Монбара. Грозный истребитель испанцев с неизменным хладнокровием тихо и внятно отдавал приказания или подвергнуть пленника пытке, или вести его в тюрьму.
Факелы, воткнутые в железные подсвечники, и зажженные восковые свечи на столе, за которым сидели самозваные судьи, освещали залу судилища красноватыми отблесками и придавали ей вид еще более страшный и фантастический.
Заметив Лорана, Монбар протянул ему руку:
– А! Дружище, это ты! Что привело тебя сюда?
– Во-первых, любезный друг, хочу поздравить тебя с блистательной победой.
– Ну, старина, – улыбаясь, возразил Монбар, – не лучше ли эту мою блистательную победу назвать нашей? Кому же мы обязаны победой, если не тебе? Что скажете на это, братья?
– По правде говоря, Лоран, – заметил Польтэ, – нам без тебя пришлось бы несладко.
– Да кто это так орет?! – внезапно рассвирепел Морган. – Ничего не слышно! Заткните глотку этому крикуну!
Крикуном оказался несчастный горожанин. Заподозрив, что он ложно выдает себя за бедняка, ему сжимали виски железным обручем с такой силой, что череп его готов был треснуть.
– Постой! – вскричал Монбар.
Он вынул из-за пояса пистолет, прицелился и убил беднягу наповал.
– Вот и все дела, – заметил флибустьер, опуская оружие.
Затем он снова обратился к Лорану, наблюдавшему за происходящим со скучающим видом человека, которому все приелось донельзя.
– Отвечай, дружище, – спросил Монбар, – ведь ты не просто так пришел сюда?
– Хочу переговорить с тобой.
– Сейчас?
– Да, сейчас.
– Значит, дело спешное?
– И даже очень.
– Хорошо, погоди минуту.
Монбар встал и обратился к Польтэ:
– Займи пока мое место, а я переговорю с Лораном. Но смотри, брат, будь построже, ты иногда проявляешь излишнюю мягкотелость, клянусь честью!
Довольно странно было слышать эти слова, обращенные к одному из самых свирепых флибустьеров, участвовавших в экспедиции.
Пристыженный Польтэ склонил голову и дал себе слово впредь не давать поводов для подобного выговора.
Монбар и Красавец Лоран прошли в смежную комнату. Их беседа была долгой и, вероятно, весьма содержательной, так как оба они не привыкли тратить время на пустую болтовню.
По прошествии по меньшей мере двух часов флибустьеры вернулись в залу.
– Решено, – сказал Монбар, – завтра батареи будут уничтожены, пушки потоплены, а дома, которые мешают выстрелам с форта, разрушены. Я пошлю четыре сотни человек для усиления гарнизона. Что же касается тебя, дружище, то скажу то же, что говорил и всегда: поступай, как сочтешь нужным.
– Ты знаешь, что первым условием я ставлю то, о чем просил тебя.
– Я дал слово, будь спокоен: ни один волосок не упадет с их головы.
– Спасибо, брат!.. Теперь прощай.
– Нет, до свидания!
– Правда! До свидания в Панаме!
– Да, в Панаме.
– И пришли ко мне Хосе. Ты совсем завладел им, а мне он крайне необходим.
– Пришлю, завистник. Без него ты теперь как без рук, черт возьми!
– Он славный товарищ. Итак, желаю успеха!
– Прощай!
Флибустьеры еще раз пожали друг другу руки и расстались.
На другое утро, сдав командование фортом Олоне, сильно опечаленному тем, что остается один, Лоран сел на лошадь и уехал на асиенду дель-Райо в сопровождении нескольких товарищей из тех немногих, кто не был убит или ранен.
Как капитан прибыл на асиенду около часа спустя после отъезда дона Хесуса и как его там встретили, мы уже имели удовольствие рассказать читателю.
Первое, что сделал Лоран, когда вошел в свою комнату, – переоделся с ног до головы.
Будучи флибустьером, Лоран, однако, оставался дворянином до мозга костей и придавал своей одежде весьма серьезное значение. На дуэль ли он шел, на любовное ли свидание или на сражение, иначе как в бриллиантах, кружевах, шелках и бархате он не появлялся там, куда призывали его удовольствие, долг или прихоть.
Мажордом пришел в обычное для ужина время, но, вместо того чтобы, как всегда, пойти впереди гостя, он почтительно поклонился и молча ждал.
– Я вижу, вы хотите сказать мне что-то, ньо Гальего? – спросил Лоран.
– Так точно, ваше сиятельство, – ответил мажордом с очередным поклоном. – Сеньориты чрезвычайно измучены и не в силах спуститься в столовую. Они приказали подать им ужин на их половине.