Слоняясь с места на место и присматриваясь, Дрейф завербовал сперва одного такого типа, на следующий день другого, потом третьего, четвертого и так далее, пока наконец не набрал человек шестьдесят отчаянных головорезов. Эти новобранцы вместе с экипажем его каравеллы и еще несколькими матросами, которых ему по-товарищески уступил Лоран, уезжая на асиенду, составили самое грозное сборище разбойников, какое только можно себе вообразить. Прибавим в дополнение к сказанному, что капитан Сандоваль любезно поделился с флибустьером своим собственным опытом в наборе подходящей команды, за что Дрейф собирался от души поблагодарить его.
Когда каравелла шла под всеми парусами и была уже далеко от порта, Дрейф свистком созвал экипаж на палубу и приказал всем выстроиться в две шеренги справа и слева вдоль бортов.
Экипаж составляли сто двадцать отчаянных молодцов, каждый из которых стоил двух. Капитан улыбнулся, глядя на эти отвратительные рожи, и объявил им сперва – кто он, а потом – чего он ожидает от них.
Босяки, построившиеся на палубе, считали важной для себя удачей уже то обстоятельство, что нанялись на контрабандное судно. И как же они были приятно изумлены, когда, в дополнение ко всему, узнали, что их командир – знаменитый Дрейф, один из самых грозных флибустьеров Тортуга, и что под его началом они будут гоняться за всеми испанскими судами, которые попадутся на их пути. Капитан же в свою очередь обещал головорезам, что если останется ими доволен, то через несколько дней позволит всем вернуться обратно в Панаму, где они смогут грабить, сколько их душе будет угодно.
Однако после всех этих заманчивых обещаний он объявил, что на его корабле командует только один человек – он сам, капитан, что приказаний своих он никогда не повторяет дважды и при малейшем неповиновении, при самом незначительном нарушении правил, установленных на его судне, ослушник будет подвергнут наказанию. И еще уточнил: для общей пользы и во избежание повторной ошибки существует только один вид наказания – смерть.
Слова эти были произнесены Дрейфом – флибустьером, при имени которого бледнели люди самые неустрашимые, – тихим зловещим голосом. И у всех стоящих по стойке смирно головорезов, не боявшихся ни Бога, ни черта, волосы стали дыбом: они отлично понимали, что при малейшем их неповиновении угроза будет приведена в действие.
Они смиренно склонили голову и поклялись быть верными и покорными своему капитану. Дрейф усмехнулся в усы. Тигры были укрощены, теперь он мог без опасения делать с ними что угодно.
Итак, достойный капитан, совсем не злой в глубине души человек, пообещал, желая немного повеселить экипаж, что на следующий день ими будет взят корвет «Жемчужина», снасти которого начинали выступать на голубом фоне неба в нескольких милях позади.
Молодцы действительно обрадовались, да так гаркнули от восторга, что акулы, шнырявшие возле судна в надежде, что им перепадет на зуб матрос или хотя бы юнга, чуть не бросились врассыпную.
После смотра экипажа Дрейф, не желая возбуждать подозрений Сандоваля, капитана своего спутника-корвета, отослал новобранцев по местам и строго-настрого запретил им показываться на верхней палубе без его особого на то приказания.
Ночь, часть которой Дрейф провел за приготовлениями к задуманному им смелому нападению, прошла без тревоги. Когда же все приготовления были закончены, он бросился на свою койку, довольный и радостный, и заснул в приятном сознании, что не потерял времени даром.
На следующее утро солнце взошло над морем во всем своем блеске. Дул легкий ветерок, водная гладь была почти недвижна. Дрейф, как человек практичный, не позволил себе упустить прекрасное утро, предвещавшее такой прекрасный день. Напротив, он немедленно сделал ряд распоряжений, чтобы воспользоваться им.
Первым делом он затеял военный совет со своим подшкипером и лейтенантом – опытными моряками, ветеранами флибустьерства, в голове у которых ничего, кроме побоищ, не было. Эти двоих привело в восторг доверие, оказанное командиром, перед которым они благоговели.
Потом Дрейф призвал к себе повара, отъявленного мерзавца и отравителя, и дал ему необходимые инструкции. После этого он еще раз с довольным видом оглядел снасти своей каравеллы, крикнул рулевому взять к ветру на один румб и войти в кильватер корвета. Вскоре корабли сблизились на расстояние слышимости голоса.
– Эй! На судне! – крикнул Дрейф.
– Что надо? – ответили тотчас.
– Не окажет ли мне честь капитан дон Пабло де Сандоваль со своими офицерами пожаловать на завтрак?
– С удовольствием, капитан, – отвечал сам дон Пабло, – но с условием, что обедать вы будете у меня.
– Решено, – прокричал флибустьер. – А для большей безопасности мы ляжем в дрейф на время наших взаимных посещений.
– Итак, до встречи! – крикнул капитан.
Через пять минут Пабло де Сандоваль вместе со всеми своими офицерами, кроме тех, кто стоял на вахте, спустились в шлюпку, которая отчалила от корвета и на веслах направилась к каравелле.
– Кажется, рыбка клюнула, – пробормотал Дрейф с хитрой усмешкой крестьянина-нормандца.
Оба судна между тем встали неподвижно, слегка раскачиваясь.
Дрейф принял капитана корвета со всеми полагающимися его чину почестями, а также был чрезвычайно учтив с остальными офицерами.
Завтрак накрыли под тентом на верхней палубе. Туда Дрейф и повел своих гостей. Вскоре все уже сидели за столом и отдавали должное еде. Один только хозяин, под предлогом расстройства желудка, ни к чему не прикасался, но при этом расточал любезности направо и налево, благодаря чему за столом царило величайшее оживление. Время текло незаметно. Однако под конец завтрака офицеры с корвета «Жемчужина» и сам капитан Сандоваль почувствовали непонятную тяжесть в голове, их стало непреодолимо клонить ко сну, веки их налились свинцом, и глаза, несмотря на все усилия держать их открытыми, так и смыкались.
Дрейф как будто ничего не замечал, он становился все любезнее и оживленнее, но расточал свое остроумие даром: вскоре из сидящих за столом не спал он один, а все его гости уснули мертвым сном.
– Отлично! – пробормотал он. – Часа на четыре они полностью отключены, времени у меня полно.
Пока Дрейф угощал офицеров корвета, боцман ухаживал за матросами и гребцами шлюпки. Этих сведений вполне достаточно для того, чтобы читатель мог представить себе последствия.
Капитан свистнул, и, заслышав сигнал, двадцать хорошо вооруженных человек в парусиновых голландках[43] тут же сошли в баркас, куда предварительно были опущены два бочонка. Лейтенант, отодвинув занавеску, заглянул под тент.
– Все готово, капитан, – сказал он Дрейфу.
Дрейф вышел из-под тента, спустился по трапу в баркас, и тот по его знаку направился в сторону корвета.
Шлюпка, в которой прибыли испанские офицеры, следовала за баркасом, но за веслами сидели гребцы с каравеллы.
Дрейф вскочил на палубу и раскланялся с офицером.
– Я привез вам боеприпасы, – весело сказал он.
Две бочки вмиг очутились на палубе корвета. Испанцы ни о чем не подозревали.
– А где же капитан? – спросил офицер.
– Сейчас будет, – ответил, смеясь, Дрейф.
Действительно, в эту минуту к корвету причалила шлюпка.
Не прошло и пяти минут, как пятьдесят флибустьеров выстроились на палубе корвета.
Офицер встревожился, не видя ни своего капитана, ни товарищей.
– Что это значит? – спросили у Дрейфа.
– Это значит, – грубо ответил флибустьер, – что я – капитан Дрейф и имею честь захватить этот корвет от имени Береговых братьев. И стоит тебе только шевельнуться, – прибавил Дрейф, приставив пистолет к горлу офицера, – я застрелю тебя. Ну, ребята, за дело!
Матросы открыли бочки, в них был порох.
Флибустьер выхватил пистолет и прицелился в одну из бочек.
– Сдавайтесь, испанские собаки! – крикнул он испанским матросам, толпившимся на палубе. – Сдавайтесь, или – клянусь Богом! – я взорву этот корабль!
О сопротивлении нечего было и думать. Испанцы упали на колени. Флибустьеры связали их, точно баранов.
Таким образом Дрейф захватил судно, не пролив ни одной капли крови. Он сиял от радости.
Доблестный Береговой брат прибегал к жестокости только тогда, когда это неизбежно требовалось для пользы общего дела. Обычно, как мы, конечно, понимаем, он был кроток, точно ягненок, и добровольно не убил бы и мухи.
Испанский корвет, так быстро и ловко захваченный, оказался просто подарком судьбы. Экипаж Дрейфа был в полном восторге от проведенной операции. А репутация самого капитана достигла в глазах команды невиданных высот: ясно, что с подобным человеком можно было пускаться на любую авантюру.
Флибустьер обосновался на корвете, оставив на каравелле всего десять человек под командой своего лейтенанта. Потом, торопясь поскорее избавиться от многочисленных пленников, он поставил паруса и направился к бухте реки Гуайякиль.
Можно представить себе изумление и отчаяние дона Пабло Сандоваля, когда он наконец очнулся от мертвого сна и узнал, что произошло. Но поправить дело было невозможно, и ему пришлось мириться со своим несчастьем. При этом он, разумеется, поклялся самому себе, что при первой же возможности жесточайшим образом отомстит флибустьерам.
Между тем два судна быстро шли при свежем ветре по направлению к Гуайякилю. Остановившись против бухты, Дрейф приказал выкинуть испанский флаг и потребовал лоцмана.
Через час лоцман был на корвете. Дрейф вручил ему письмо на имя губернатора и, очень учтиво попросив его поторопиться, отправил обратно после того, как показал своих пленников, перевязанных на манер охапок хвороста. При этом у пленников был глупый вид лисиц, поднятых на смех курами.
Письмо Дрейфа к губернатору в Гуайякиле было лаконичным, флибустьер не блистал красноречием, предпочитая выражаться коротко и ясно.
В этом письме, вернее, записке, написанной невообразимыми каракулями и с фантастической орфографией, заключалось следующее: