Хосе обменялся с раскрашенным краснокожим быстрым взглядом, в который вмещалась вся ненависть, на какую способно человеческое сердце. Между индейцами легко могла бы завязаться жестокая ссора, если бы на парадном дворе не появился владелец поместья, спеша приветствовать гостей.
– Следи за погодой, матрос, – шепнул дон Фернандо товарищу, – тут надо держать ухо востро.
– Будьте спокойны, ваше сиятельство, – почтительно ответил буканьер, низко склонившись к шее своей лошади, быть может, для того, чтобы лучше скрыть от посторонних насмешливую улыбку, адресованную испанцу.
Дон Хесус Ордоньес был человеком средних лет, среднего роста и средней полноты, смуглый, с правильными чертами лица и проницательным взглядом. Усы его были лихо закручены кверху над губами, одновременно насмешливыми и сладострастными. Лицо дона Хесуса имело то хитрое добродушное выражение, которое чаще всего не дает наблюдателю составить себе определенное мнение о человеке. Впрочем, дон Хесус был радушен, приветлив, любезен во всех отношениях и соблюдал законы кастильского гостеприимства со всеми своеобразными его требованиями: путешественники не только были вежливо приняты, но еще и приветствованы с изъявлениями живейшей радости.
– Добро пожаловать в мое бедное жилище, кабальеро, – сказал асиендадо[25], усердно кланяясь. – Вам, вероятно, известна наша поговорка: гость от Бога, он вносит в дом радость и счастье. Итак, повторяю, добро пожаловать в мою скромную хижину! Все, что в ней находится, в вашем распоряжении, как и ваш покорный слуга дон Хесус Ордоньес де Сильва-и-Кастро.
Эту речь хозяин произнес так быстро, что дон Фернандо не имел возможности вставить ни слова.
– Покорнейше благодарю, кабальеро, – наконец ответил он, сходя с лошади и бросая поводья Хосе, – не знаю, как выразить вам признательность за любезный прием. Неподалеку отсюда меня с моим доверенным слугой и проводником-индейцем застигло землетрясение. Поставленный перед необходимостью сделать остановку в нашем пути, я решился просить у вас приюта на несколько часов и приношу извинения за беспокойство.
– Извинения! – вскричал асиендадо. – Вы, верно, шутите! Ведь это мне следует извиняться за то, что я не могу оказать вам достойный прием: землетрясение тут всех переполошило, мои люди до сих пор еще не могут опомниться от страха, все в беспорядке. Но мы приложим все усилия, чтобы доставить вам возможное удобство.
После этого обмена любезностями асиендадо, предшествуемый мажордомом – рослым детиной с лицом висельника, но в черном бархате с ног до головы, толстой золотой цепью на шее и эбеновой тростью в руке – знаками его достоинства, – провел гостей в довольно большую комнату и лично удостоверился, что они обеспечены всем необходимым.
– К ужину позвонят через час, – сказал он и сделал движение, чтобы уйти.
– Позвольте, сеньор, – возразил дон Фернандо, удерживая его, – я вам еще не представился.
– Для чего? Вы мой гость, и мне этого достаточно.
– Вам, может быть, достаточно, но не мне, сеньор! Позвольте поблагодарить вас за вашу любезную предупредительность, которой не стану злоупотреблять. Я – граф Фернандо Гарсиласо де Кастель-Морено, прибыл недавно в Чагрес и отправляюсь в Панаму, куда меня призывают важные вопросы – частные и политические.
Асиендадо почтительно снял шляпу, отвесил поклон до земли и дрожащим от волнения голосом вскричал:
– Граф Гарсиласо де Кастель-Морено, племянник его светлости вице-короля Новой Испании, родственник губернатора Кампече и испанский гранд первого ранга! О, ваше сиятельство, какая честь моему бедному дому, какое счастье для меня, что вы соблаговолили принять мое гостеприимство!
С этими словами он попятился к двери, не переставая кланяться, и наконец вышел в сопровождении мажордома, растерявшегося не меньше своего господина.
Дверь затворилась, и авантюристы остались одни.
Мигель поставил чемоданы на стулья. Дон Фернандо тотчас принялся переодеваться с помощью товарища, который добросовестно и со всем должным подобострастием исполнял свою роль слуги.
Береговые братья уже давно были знакомы с обычаями в испанских домах, они прекрасно знали, что здесь имеется множество потайных дверей, скрытых лестниц и невидимых окошечек, через которые можно подсматривать и подслушивать, и потому соблюдали всяческую осторожность.
И хорошо сделали – во всяком случае, на этот раз, – что были предусмотрительны: за ними подсматривали самым тщательным образом. Нельзя, впрочем, сказать, чтобы намерение тут крылось дурное – имя и титул, которые присвоил себе молодой человек, произвели положительное впечатление на достойного асиендадо, сельского жителя, не привыкшего принимать знатных гостей. И теперь он подсматривал за своим гостем и подслушивал его, чтобы хорошенько уяснить, как надо обращаться с вельможами такого ранга.
Вероятно, он остался доволен тем, что увидел, потому что удалился с сияющим лицом, радостно потирая руки.
Гость и его слуга постоянно говорили по-испански, и все, что было сказано между ними, только утвердило асиендадо в том высоком мнении, которое он составил себе о приезжих с первой минуты.
Дон Хесус Ордоньес де Сильва-и-Кастро, родом из Бургоса, еще очень молодым приехал в Америку искать счастья. Ступив на почти девственную землю Нового Света, этот юный искатель золота лет тринадцати или четырнадцати, никак не более, обладал только сильным желанием обогатиться, не имея ни гроша в кармане. Однако он не падал духом, напротив, перепробовал чуть ли не все профессии, прошел одну за другой почти все испанские колонии, был поочередно матросом, солдатом, погонщиком мулов, рудокопом, разносчиком и бог весть кем еще. Лет пятнадцать длилась эта довольно пестрая жизнь, подробности которой, однако, для всех остались тайной – трудолюбивый юноша не любил распространяться о своих делах, – когда в один прекрасный день он явился в Панаму на собственном корабле, груз которого принадлежал ему одному.
Но это уже не был прежний ньо Хесус Ордоньес. Он полностью преобразился: был богат, изображал вельможу и величал себя пышным титулом – дон Хесус Ордоньес де Сильва-и-Кастро, который казался ему достаточно громким, чтобы присвоить его себе.
К тому же он был женат на прелестной молодой женщине с кротким и грустным лицом, которая внушала сочувствие с первого взгляда. У нее была премиленькая двухлетняя дочка, резвая хохотушка по имени Флора, отцом которой, разумеется, был дон Хесус Ордоньес де Сильва-и-Кастро.
Была ли эта дама счастлива со своим мужем? Сомнительно. Нередко ее видели с покрасневшими глазами. Некоторые уверяли даже, что заставали жену дона Хесуса плачущей тайком, когда она целовала свою девочку и прижимала ее к сердцу. Она никогда не жаловалась, и если кто смел пускаться в расспросы, она ловко переводила разговор на другое, старалась улыбнуться и прикидывалась веселой, хотя никого не могла обмануть этим.
Как бы то ни было, все домыслы оставались домыслами: ничто не подтверждало подозрений приятелей вновь прибывшего, людей праздных и любопытных. Дон Хесус Ордоньес де Сильва-и-Кастро разыгрывал из себя важную птицу и в силу своего богатства пользовался в Панаме почетом. Перед ним даже заискивали. Впрочем, как вел себя дон Хесус в собственном доме, никто не знал. А в обществе он был очарователен, любезен, внимателен и с достоинством пользовался своим честно ли, бесчестно ли приобретенным состоянием.
Закончив дела, которые удерживали его в Панаме, он объявил, что край ему понравился, он поселится здесь окончательно и даже приобретет поместье, где и будет заниматься сельским хозяйством.
В то же время некий богатый землевладелец, собираясь переехать обратно в Испанию, продавал все свое имущество и недвижимость, в числе которой находилась великолепная асиенда в нескольких милях от Чагреса, с обширными угодьями, лесом, пахотной землей, лошадьми и различным скотом.
Асиенда эта называлась дель-Райо и была построена в эпоху открытия Нового Света одним из грозных товарищей Эрнандо Кортеса[26], поселившимся в этой колонии, почти совершенно тогда неизвестной. Об этом искателе приключений шли странные слухи. Поговаривали, что в стенах его мрачного жилища происходили чудовищные оргии и злодейства, от которых волосы становились дыбом. Смерть первого владельца будто бы сопряжена была со страшными обстоятельствами, которые так никогда до конца и не разъяснились. С той поры грозная таинственность витала над этим домом, люди сторонились его и, как говорили шепотом и крестясь, по временам из дома доносились непонятные говор и стук, наводя на всех неизъяснимый ужас.
Бывший владелец никогда не жил на асиенде. Раз он прибыл туда, заявив о намерении поселиться, но не прошло и двух суток, как он ускакал с поспешностью, похожей на бегство. Он без оглядки помчался обратно в Панаму, предоставив доверенному слуге управление этим обширным и великолепным поместьем.
При такой худой славе асиенда продавалась со всеми угодьями за сто пятьдесят тысяч пиастров – цену весьма умеренную, тогда как настоящая стоимость ее была по крайней мере в пять или шесть раз больше. Но владелец боялся, что даже и за эту небольшую сумму не найдет покупателя.
На его счастье, об этой продаже прослышал дон Хесус. Авантюрист был не робкого десятка и не стал придавать значение, по его собственному выражению, россказням кумушек. Его жизнь была полна самых удивительных приключений, и ему ли было пугаться разных слухов, окружающих этот старый дом.
Ему понадобилась асиенда, и такая была в продаже, причем за умеренную цену. Поместье вполне соответствовало его пожеланиям, он вступил в переговоры с владельцем, выторговал уступку в двадцать пять тысяч пиастров и тут же на месте выплатил золотом всю требуемую сумму, вследствие чего сделался законным владельцем асиенды дель-Райо.
Были люди, которые отважились отговаривать его, утверждая, что он не замедлит раскаяться в своем приобретении. Но почтенный испанец только улыбался и пожимал плечами, решения же своего держался с упорством, которое лежало в основе его характера. В сущности, покупка была для него очень выгодна, он приобретал за ничто, так сказать, поместье стоимостью миллиона в три-четыре. Против этого нечего было возразить, все замолчали, но между собой предсказывали новоиспеченному владельцу всякого рода несчастья.