Однако, судя по всему, эти предсказания не сбывались. К великому изумлению приятелей и знакомых, дон Хесус благоденствовал, проживая в своем новом доме.
Не интересуясь более домыслами местных жителей, новый асиендадо покончил с делами в Панаме, чтобы поселиться на асиенде дель-Райо. По прошествии недели после заключения сделки однажды утром он выехал из Панамы с женой и дочерью в сопровождении многочисленной прислуги, хорошо вооруженной и на добрых лошадях, и направился к своей асиенде, куда и прибыл на четвертый день около трех часов пополудни.
Асиенда находилась всего в четырнадцати милях от города, но переезд занял достаточное время: дороги в этих местах были непроходимые. Сказать точнее, их не существовало вовсе. Кроме того, за доном Хесусом двигалось около двадцати мулов, навьюченных самыми разными вещами, пять-шесть телег, запряженных волами, а в паланкине, который несли слуги, находились его жена и дочь. Служанки были кое-как размещены в телегах.
И весь этот многочисленный, тяжело груженный караван с величайшим трудом выбирался из оврагов и трясин, в которых увязал на каждом шагу. Дорогу приходилось прокладывать себе буквально топором и заступом. И только благодаря громадным, непрестанным усилиям путники наконец благополучно достигли асиенды.
Величественный вид здания порадовал глаза и сердце нового помещика: дон Хесус и не ожидал увидеть такое чудное жилище. По своей привычке, он весело потер руки и, совершенно не думая о том, что может готовить ему будущее в этом замке, на всем скаку въехал на парадный двор, где мажордом и пеоны, работавшие на асиенде, уже с нетерпением ожидали своего нового господина, чтобы почтительно приветствовать его и засвидетельствовать всенижайшую преданность.
Но дону Хесусу было не до всякого вздора, вроде приветствий. Поздоровавшись с пеонами и раздав им несколько реалов, он отправился в сопровождении мажордома осматривать дом от подвала до чердака, а также надворные строения, домовую церковь, конюшни и людские.
Теперь радость его, и без того не знавшая пределов, превратилась в восторг. Имение было в порядке, всё было представлено новому хозяину в наилучшем виде. На мебели и прочем убранстве дома был такой лоск, точно все было куплено накануне. Дон Хесус горячо выразил свое удовольствие мажордому и едва ли не в первый раз в жизни изменил принятое им решение. Он сказал мажордому, что оставляет его у себя и что только от него самого будет зависеть, служить ли ему в этом доме до самой смерти. Мажордом с жаром рассыпался в изъявлениях благодарности, поскольку знал о прежнем намерении хозяина отказать ему.
Владелец асиенды указал, какие комнаты будет занимать сам, какие отводит жене с дочерью, и велел приготовить их к вечеру. Все более и более довольный своей покупкой, он завершил осмотр асиенды в самом благостном расположении духа.
Мажордом не пропустил ни одной комнаты обширного здания, всюду водя нового хозяина, – разумеется, отчасти в этом было желание продемонстрировать, как он заботился о порядке в доме. Итак, обход длился долго, но кому же наскучит осматривать свои богатства?
Уже с добрых два часа асиендадо и его мажордом поднимались по лестницам и спускались вниз, поворачивали по коридорам то направо, то налево, стучали в стены, отворяли потайные двери и сходили по тайным лестницам. Ведь старый замок был, так сказать, с двойным дном: потайных комнат и скрытых проходов здесь было больше, чем окон и дверей, выходивших наружу.
Наконец новый владелец и мажордом дошли до правого флигеля, построенного в виде сарацинской башни, увенчанной крытой площадкой, откуда открывался прекрасный вид на окрестности. Дон Хесус уже хотел спуститься на парадный двор, когда порыв сквозняка внезапно ворвался в помещение, заколыхал занавеси, и одна из них, вероятно плохо закрепленная, упала, представив всем на обозрение дверь, так искусно вделанную в стену, что заметить ее можно было только при тщательном осмотре. Впрочем, дверь эта, очевидно, не отворялась уже давно и в ней не было следов замка или ручки.
Асиендадо взглянул на мажордома. Тот стоял бледный, дрожащий, холодный пот выступил у него на лбу крупными каплями.
– Куда ведет эта дверь? – спросил дон Хесус.
– Не знаю, – робея, ответил мажордом.
– Отвори ее.
– Этого нельзя сделать.
– Почему?
– Сами изволите видеть, сеньор, в ней нет ни ручки, ни замка, она давно заделана. Зовется этот зал залом Мертвеца, а дверь называют дверью Мертвеца. Прежний владелец, говорят, велел заложить ее кирпичом.
Дон Хесус постучал в дверь рукояткой кинжала, и действительно, звук был глухой и отрывистый, словно шел от сплошной стены.
Асиендадо покачал головой и спросил тихо:
– Ты ничего больше не знаешь об этой двери?
– Если верить преданию, за ней находятся – по крайней мере, находились – ходы и лестницы, которые шли вокруг всего дома и вели в каждую комнату.
– Вот это мне больше нравится, я люблю ясность во всем!
– Что же касается подземелий, о которых говорится в предании, то они, как мне кажется, существуют в одном лишь воображении пеонов и краснокожих, самых легковерных людей на свете.
– Это правда. Продолжай.
– Хотя асиенда эта построена на вершине довольно высокой горы, она не имеет подвалов. Впрочем, вам должно быть известно, сеньор, что в Америке погреба обыкновенно устраиваются не под зданиями.
– Вот тебе и на!
– По тому же преданию, – продолжал мажордом, – подземные ходы идут под землей и выходят далеко от замка на большом расстоянии один от другого.
– Это не слишком-то приятно: получается, будто ты находишься в своем доме, да не у себя.
– О! – с живостью вскричал мажордом. – Возможно, что это предание не имеет под собой никаких оснований!
– Почему же?
– Вот уже десять лет, сеньор, как я живу на асиенде, и сам составил ее подробный план. Раз сто я осматривал дом самым тщательным образом, мало-помалу открыл все тайники, все потайные двери – это просто убежища на случай нападения врасплох. А в этой стороне здания нет ни малейшего признака потайной лестницы, я сам удостоверился. Кроме того, потайных дверей нет и в тех комнатах, которые вы выбрали.
– Это правильно. Дальше.
– Я хотел убедиться в этом полностью и, будучи самовластным хозяином на асиенде, приказал исследовать всю местность вокруг. Я сам наблюдал за работами, которые простирались на пять, на шесть и даже на семь миль вокруг асиенды.
– И ничего не открыли?
– Ровно ничего, сеньор.
– Стало быть, в слухах нет ни тени правды?
– Что до меня, то я убежден в этом!
– Надеюсь вскоре убедиться в этом сам. Вели двум-трем пеонам прийти с инструментами, чтобы отомкнуть дверь.
Мажордом склонил голову и вышел. Через четверть часа он вернулся с тремя работниками.
– Выньте эту дверь, ребята, – сказал асиендадо, – но смотрите, осторожно, чтобы по возможности не попортить ее.
Пеоны принялись за дело.
В несколько минут дверь была снята с петель. За ней оказалась глухая стена.
– Ты прав, – обратился новоиспеченный владелец поместья к мажордому.
Через полчаса дверь была заделана, затем хозяин и слуги удалились.
В первый же день по прибытии дон Хесус освоился в доме, точно он целый год прожил тут.
Вечером после сытного ужина дон Хесус вышел из столовой в сад, чтобы освежиться. Ночь была дивная, звездная, месяц светил ярко, и все было видно, как днем.
Асиендадо расхаживал взад и вперед, отдавая приказания мажордому, чтобы лошади были готовы с рассветом: он намеревался со следующего же дня начать обзор своих владений. Разговаривая, он машинально поднял голову и вскрикнул от изумления: в зале Мертвеца светился огонек.
– Видишь? – указал дон Хесус мажордому.
– Что это значит? – прошептал тот, крестясь.
– Ей-богу, сейчас мы это узнаем! – вскричал асиендадо.
Дон Хесус был храбр. Не колеблясь ни мгновения, он увлек за собой растерявшегося мажордома. Быстрыми шагами они направились к правому флигелю.
Вдруг свет в башне померк. Дон Хесус остановился.
– Да я, верно, с ума сошел! – вскричал он, расхохотавшись. – Принял за огонь лунный луч, отразившийся в стеклах.
Мажордом с сомнением покачал головой.
– Ты не веришь мне, – продолжал дон Хесус. – Я сейчас докажу тебе, что прав.
Он вернулся на прежнее место, где стоял, и огонек появился снова.
– Видишь? – спросил он.
Потом он опять перешел на то место, с которого свет не был виден, и действительно, свет исчез. Эти передвижения он повторил несколько раз с одинаковым успехом.
– Теперь можно пойти и лечь спать, – наконец решил асиендадо, – и не думать больше о всех этих глупостях.
На следующий день он, не говоря о причинах, велел приготовить себе другие комнаты, чтобы перебраться в них из тех, которые выбрал сначала и в которых провел ночь. Затем он отправился объезжать своих фермеров и пастухов. Мажордом заметил, что хозяин бледен, чем-то расстроен, время от времени озирается по сторонам и содрогается от малейшего звука. Как хорошо вышколенный слуга, он оставил эти наблюдения при себе, не выдав себя ни единым словом.
Прошло несколько лет. Дон Хесус только изредка ездил в Чагрес или в Панаму для сбыта товаров, производимых на асиенде, кож и зерна. Поездки его никогда не длились дольше, чем это было необходимо. Едва он заключал сделку или делал покупку, как тотчас же поспешно возвращался домой.
Донья Лусия, жена его, жила весьма уединенно, она почти не выходила из своих комнат и посвящала себя исключительно воспитанию дочери, которую любила страстно.
Иногда в тихую погоду она выходила в сад, садилась в рощице из магнолий, апельсинных деревьев и яблонь и проводила несколько часов в задушевных беседах со своей ненаглядной дочерью Флорой и капелланом асиенды, достойным пастырем, согласившимся оставить свой монастырь в Панаме, чтобы похоронить себя в этом пустынном месте.
Отцу Санчесу было лет сорок восемь – сорок девять, но от подвижнического образа жизни и многочисленных лишений, которым он подвергал себя, волосы его побелели до времени, лицо выглядело изможденным, его кроткий взгляд дышал святостью, и сердце его было в полном соответствии с его видом святого отца. Отец Санчес никогда не говорил о себ