Глава IVДон Фернандо влюбляется в донью Флору и снимает дом у дона Хесуса
С помощью Мигеля Баска дон Фернандо почти совсем уже оделся, когда раздался первый звонок к ужину.
Тотчас же явился мажордом, предварительно тихо постучав в дверь.
– Ужин подан, ваше сиятельство, – сказал он с глубоким поклоном и повернулся на каблуках.
Молодой человек последовал за ним.
Мажордом повел его в столовую. Это была громадная зала с низкими сводами, опиравшимися на столбы из цельного черного гранита. Множество узких готических окон с тусклыми стеклами едва пропускали свет, стены были закрыты дубовыми резными панелями, почерневшими от времени, а на панелях были развешены оленьи и лосиные рога, охотничьи копья и рожки, кабаньи клыки и прочие охотничьи трофеи. В железных подсвечниках, укрепленных вдоль стен, горели факелы, от которых дым поднимался спиралями к потолку, образуя голубоватое облако над головами присутствующих.
Пол этой обширной залы был покрыт большими белыми плитами, а посередине находился громадный стол в форме подковы, средняя часть которого, предназначенная для владельца замка с его семейством и гостями, была приподнята на три ступени выше обоих его концов.
Два исполинских серебряных судка искусной работы с разного рода специями и соусами как бы пролагали разграничительную черту справа и слева между господами и слугами, – в эту эпоху в испанских колониях, как и в самой Испании, еще сохранялся патриархальный обычай, согласно которому слуги и господа ели за одним столом.
Громадные медные подсвечники с зажженными восковыми свечами были привинчены к столу на равном расстоянии один от другого.
В верхней части стола, покрытой тонкой камчатной скатертью и сервированной массивным серебром, стояло два зажженных канделябра в семь свечей из розового воска.
Приборы на обоих концах стола были самые простые, а скатерть и вовсе отсутствовала.
На почетном возвышении стояло пять приборов. В середине – для самого хозяина, справа от него – для графа, слева – для доньи Флоры, возле нее – для капеллана, возле дона Фернандо стоял прибор для молодого и довольно красивого человека с отчаянно закрученными кверху усами и глазами, полными огня.
Мигель Баск и мажордом сидели возле самых судков, за ними тянулось по ряду слуг, размещенных в соответствии со сроком службы и возрастом.
Когда граф дон Фернандо вошел в столовую, асиендадо с семейством стоял на возвышении, слуги также стояли молча – каждый у своего прибора.
– Мой любезный гость, – обратился к дону Фернандо хозяин, – позвольте мне представить вам моего достойного капеллана отца Санчеса, моего друга дона Пабло де Сандоваля, капитана флота его величества короля Испанского, и, наконец, донью Флору, мою дочь… А теперь, отец Санчес, прочтите молитву, чтобы мы могли сесть за стол.
Отец Санчес повиновался, каждый сел на свое место, и приступили к ужину.
Это был настоящий испанский стол из классических народных блюд с добавлением жареной оленины и мяса болотных птиц. Все было приготовлено отлично и подано безукоризненно – дон Хесус имел превосходного повара.
Разговор, который шел вяло в начале ужина, мало-помалу оживился и сделался общим, когда подали десерт, разные сладости, ликеры и легкие вина.
Слуги исчезли, только мажордом и Мигель по милостивому знаку асиендадо остались на своих местах.
Дон Пабло, как выяснил дон Фернандо, искал руки доньи Флоры, несколько дней тому назад он вернулся в Панаму после довольно продолжительного крейсерства вдоль берегов Перу. Этот молодой сеньор командовал двадцатипушечным корветом с экипажем в двести человек. Корвет этот назывался «Жемчужина» и, по словам сего блистательного капитана, был хорошо известен и служил грозой грабителям, как он величал флибустьеров.
Крейсерство «Жемчужины» складывалось очень удачно: она вернулась в Панаму, ведя за собой два контрабандных судна и еще с десяток флибустьеров, захваченных в бурю в лодке, едва державшейся на воде.
Капитан рассказал, что эти люди оказали отчаянное сопротивление, прежде чем позволили испанцам пленить себя, и сдались только тогда, когда их лодка стала тонуть. Бедные люди, по-видимому, уже несколько дней ничего не ели и не пили, когда их заметили с «Жемчужины».
– Однако, несмотря на слабость, которую должны были испытывать эти несчастные из-за голода, они все-таки храбро защищались, – заметила донья Флора.
– Молодецки, сеньорита! – подтвердил капитан, кокетливо подкручивая ус. – Это сущие дьяволы, они убили и ранили у меня человек тридцать.
– А их было всего десять? – переспросил дон Фернандо.
– Ни одним больше, честное слово!
– Вы взяли их в плен?
– Их содержат под строжайшим присмотром в панамской тюрьме.
– Гм! – отозвался асиендадо. – Будь их двадцать, а не десять, вам трудно было бы с ними справиться, любезный капитан.
– О! Не все так неустрашимы. Эти составляют исключение.
– Вы так думаете, капитан? – насмешливо спросил дон Фернандо.
– Я давно знаю этих грабителей, не впервые мне приходится иметь с ними дело, – самодовольно ответил молодой человек.
– Ага! – пробормотал дон Фернандо, закусив губу.
– Как же! Я ведь принадлежу к береговой страже, понимаете?
– Вполне.
– Что же вы сделаете с этими беднягами? – спросила донья Флора с участием.
– Их вздернут на виселице без особых церемоний… Впрочем, они вовсе не обманывают себя пустыми надеждами насчет ожидающей их участи, они догадываются, что им уготовано.
– Не знаете ли вы, когда произойдет эта блистательная казнь?
– Не могу вам сказать наверняка, но думаю, что они будут повешены не раньше чем дней через десять.
– Отчего же такое промедление?
– Это мысль губернатора – и довольно счастливая, надо сознаться. В Панаме к тому времени готовится праздник, и казнь флибустьеров входит в программу увеселений.
– Действительно, это счастливая находка, надо быть испанцем, чтобы тебе в голову приходили такие интересные мысли! – заметил дон Фернандо с горечью.
– Бедные люди! – воскликнула донья Флора с глазами, полными слез. – Как они должны страдать!
– Они-то? – произнес капитан, пожав плечами. – Полноте, вы заблуждаетесь, сеньорита! Они смеются, поют и пьют целыми днями.
– Вероятно, они хотят забыться?
– Ничуть! С самонадеянностью, которая могла бы заставить нас призадуматься, если бы мы не знали, что это абсолютно невозможно, они утверждают, что не будут повешены и что друзья их спасут.
Дон Фернандо и Мигель Баск обменялись выразительными взглядами.
– Дай Бог! – прошептала девушка.
– Аминь! – заключил отец Санчес.
– Ей-богу! Я не разделяю этого мнения, – сказал асиендадо, – эти флибустьеры – ни во что не верующие негодяи, которые способны на самые ужасные преступления, дерзость их неслыханна, они почти сковали действия нашего грозного флота. Мертвая змея не жалит: чем больше убитых, тем меньше останется способных нам вредить. Что вы об этом думаете, капитан?
– Я полагаю, что было бы глупостью миловать разбойников, когда они уже у тебя в руках. Петля на шею – самый верный расчет.
– Пожалуй, – заметил капеллан, – но к чему быть свирепее их самих? Ведь после сражения они не убивают пленников.
– А Монбар Губитель?! – воскликнул капитан.
– Монбар – исключение. Вот дон Хесус – живое доказательство моих слов, он был пленником Олоне, если я не ошибаюсь.
– Это правда, но пока я был у него в неволе, он очень дурно со мной обращался.
– Но ведь он вас не убил?
– Я должен с этим согласиться, – рассмеялся асиендадо.
– Как! Вы были пленником Олоне, одного из самых свирепых предводителей флибустьеров, и вам удалось бежать, сеньор? – воскликнул дон Фернандо с отлично разыгранным участием. – Но это просто чудо!
– Ваша правда, сеньор, и этим чудом я обязан своему святому покровителю.
– Быть может, – прибавил дон Фернандо, – если б мы были милосерднее к этим людям, то смогли бы смягчить их ненависть к нам.
– Ошибаетесь, сеньор, этих людей ничем не укротишь, – возразил капитан, – один вид золота заставляет их бесноваться.
– Увы! Многие походят на них в этом отношении, – прошептал капеллан.
– Ба! С какой стати оказывать жалость подобным негодяям, которые только вид имеют человеческий, а в сущности просто лютые звери? – вскричал асиендадо. – Ваше здоровье, господа, и да здравствует Испания! И с какой стати мы должны думать об этих флибустьерах!
– Что бы вы ни говорили, отец, – довольно сухо заметила девушка, – все это люди, пожалуй, виновные, но тем не менее создания Божии, их надо жалеть.
– Как тебе угодно, нинья, я ничего против этого не имею, – посмеиваясь, заметил дон Хесус.
Он налил всем вина.
Разговор перешел на другое.
Капитан Сандоваль, который было вообразил, что может понравиться Флоре, разыгрывая роль истребителя флибустьеров, вдруг понял, что ошибся и что донья Флора его мнения не разделяет, а посему счел благоразумным не настаивать на своем, рискуя оказаться без поддержки, так как дон Хесус Ордоньес, по своему обыкновению, всегда принимал сторону дочери.
Что же касалось дона Фернандо, то он, по-видимому, оставался довольно равнодушен к теме разговора.
Уже несколько минут он казался погруженным в глубокие размышления и едва слушал любезные речи, которые хозяин считал своим долгом то и дело обращать к нему по поводу и без повода.
Доном Фернандо овладело странное волнение.
Когда он входил в столовую и дон Хесус представлял ему все общество, авантюрист почтительно поклонился девушке, почти не взглянув на нее, после чего сел за стол и, как человек молодой, здоровый, утомленный продолжительным переездом и наделенный хорошим аппетитом, принялся усердно есть с беспечностью путешественника, который обращает внимание на случайных, в сущности, знакомых только из вежливости, не более. С чего бы расточать любезности людям, с которыми через несколько часов расстанешься, чтобы никогда, быть может, не увидеть их вновь?