Надо было обладать смелостью отважных авантюристов, чтобы отправить подобные предметы в испанский порт, хотя бы и под прикрытием одного из знатнейших имен в Испании. Любая случайность могла привести к тому, чтобы все открылось, но буканьеры не задумываясь шли на риск.
Впрочем, они рассчитывали на правила испанской знати и низкое раболепство правительственных чиновников. Расчет их оказался верен.
Следует сказать теперь же, чтобы больше к этому не возвращаться, что весь экипаж на каравелле и все без исключения слуги мнимого графа де Кастель-Морено были буканьерами, отобранными с величайшей тщательностью из числа самых храбрых Береговых братьев на Тортуге, в Леогане, в Пор-де-Пе и Пор-Марго.
По мере того как упомянутые нами «странные» предметы вынимались из тюков, их переносили в потайную комнату.
Всего тюков было двадцать, но только два из них с бельем, гардеробом и драгоценностями дона Фернандо.
Понаблюдав с минуту за работой Мигеля Баска и его товарищей и пожав каждому из них руку, молодой человек прошел в кабинет, где его ожидал капитан каравеллы.
– Здравствуй, Дрейф! Здравствуй, Лоран! – вскричали оба в один голос и бросились друг другу в объятия.
– Вот мы и опять вместе! – сказал Лоран с чувством.
– Как же я рад этому! – воскликнул Дрейф.
– Выкурим по трубочке и за стаканом вина потолкуем о делах.
– Хорошо, отличная мысль! Эти черти-испанцы – чтоб им пусто было! – всё едят с приправой из перца, так что в их проклятой стране вечно хочется пить.
– Так ли уж это плохо? – засмеялся Лоран.
– Да я, собственно, не жалуюсь.
Приятели раскурили трубки и разлили вино по стаканам.
– Теперь побеседуем, – сказал Лоран. – Твое здоровье!
– Спасибо, твое здоровье! Побеседуем, я готов.
– Кстати, ты знаешь, что десять человек из наших сидят здесь в тюрьме и дело идет к тому, что их повесят?
– Знаю ли? Это мне нравится! – вскричал Дрейф и захохотал во все горло. – Да ведь я же эту штуку и подстроил!
– Ты?
– Самолично.
– Почему? С какой целью? Разве взбунтовался экипаж?
– На судне, которым командует Дрейф? Полно, брат, ты, верно, шутишь!
– Так в чем же дело?
– Если не объяснить всего, ни за что в жизни не догадаешься.
– В таком случае объясни мне все.
– И верно, лучше объяснить. Твое здоровье!
– Твое! Ну, рассказывай.
– Постой, брат, давай с самого начала. Представь, я был уже недалеко от берега, когда внезапно мне пришла в голову мысль, что для торгового судна у меня экипаж слишком многочисленный и может это возбудить подозрения: не считая твоих слуг, нас на судне было двадцать пять человек.
– Многовато.
– И я о том же. Легко можно было заподозрить неладное. Вот я и поделился своей обеспокоенностью с лейтенантом.
– Твой лейтенант ведь Бартелеми?
– Был.
– Как был? Разве он умер?
– Да слушай же, пропасть тебя возьми!
– Ты прав. Твое здоровье!
– Твое! Бартелеми нашел, что я прав. «Надо поправить дело, брат», – сказал он мне. «Но каким образом? – возразил я. – Не побросать же мне своих людей в море».
Ты знаешь Бартелеми, он только рассмеялся.
«В крайнем случае, и это средство хорошо, – продолжал он, – но, кажется, я нашел лучшее: я возьму десять человек и вместе с ними отправлюсь в лодке к берегу. Само собой, испанцы схватят нас, отправят в Панаму…» – «…И повесят всех до одного, – перебил я. – Прекрасное средство, нечего сказать!» – «Полно, брат! – расхохотался он. – А ты-то где будешь? Неужели Лоран и Мигель Баск, не говоря уже об остальных товарищах, не спасут нас?»
– Храбрец!
– Конечно, да и мы были поблизости и могли спасти их. Я не противился более и сказал ему: «Поступай как знаешь». Тут Бартелеми свистком вызвал экипаж на палубу и, когда все собрались, рассказал о предстоящем деле, – ты знаешь, как он умеет говорить, когда захочет. В результате я чуть ли не один остался на каравелле, прах их возьми! Но Бартелеми – хитрая бестия, он знает толк в деле. Он предложил бросить жребий, кому ехать. Люди согласились, случай решил выбор, и Бартелеми с девятью матросами отчалил от каравеллы в маленькой лодочке. С песнями они направились прямо к берегу, а я, пожелав им успеха, распустил паруса и лавировал до четырех часов вечера, потом вошел в гавань и стал на рейде на заходе солнца… Ну, брат, что скажешь? Доволен мной?
– Еще бы!
– Но теперь их нужно выручить.
– Я думаю! Не воображаешь ли ты, что я ждал твоего приглашения?
– Нет, Лоран, я знаю тебя, знаю, что ты настоящий Береговой брат.
– Спасибо, твое здоровье!
– Твое!.. Кстати, тебе нужен паж – все вельможи, сколько-нибудь важные, имеют пажей.
– Ну и дальше что?
– Я привез тебе пажа.
– Кого?
– Шелковинку.
– Да неужели?!
– Честное слово!
– Ты ничем не мог порадовать меня сильнее!
– Эй! Шелковинка, живо сюда! – крикнул Дрейф громовым голосом.
Дверь отворилась, и юноша лет пятнадцати-шестнадцати в прелестном костюме пажа, тонкий, стройный, ловкий и бойкий, появился на пороге.
– Теперь ты поступаешь в распоряжение его сиятельства графа, – сказал ему Дрейф с достоинством. – Смотри в оба, малый, не оплошай!
– Я знаю капитана Лорана, и он знает меня, – ответил паж с улыбкой.
– Знаю и люблю. Дитя, я рад, что ты будешь при мне.
– Не более, чем я рад находиться при вас, капитан Лоран, – с чувством ответил юноша.
– Этот мальчуган иногда выдает такие слова, что пропасть меня возьми, если я знаю, где он их берет! – вскричал Дрейф.
– Не далеко, капитан, в сердце.
– Каков! Не моя будет вина, если я не сделаю из него настоящего матроса!
– Малыш, вели принести несколько бутылок вина и позови наших товарищей, они, должно быть, уже закончили свое дело.
– Ты прав, брат, надо поговорить с ребятами: их огорчает, что они вынуждены быть лакеями, и я вполне понимаю их, да и ты тоже.
Лоран улыбнулся:
– Разумеется, понимаю. Но будь спокоен, сейчас они взглянут на это дело иначе.
Дверь отворилась, и вошли все флибустьеры. Шелковинка принес и поставил возле стола большую корзину с бутылками вина и водки.
Лоран встал, взял шляпу и любезно раскланялся с вошедшими.
Капитан Лоран был необыкновенно красив, к тому же он был высок, великолепно сложен, наделен природной грацией и необычайным величием. Во всем его облике проглядывало нечто неуловимое, мягкое, чуть ли не женственное и в высшей степени располагающее к себе. Храбрый как лев, обладающий железной волей и стальными мышцами, он покорил себе всех этих людей, грубых и неотесанных, но, в сущности, добрых. Он сделался их кумиром и получил от них прозвище Красавец Лоран.
То, что рассказывали об этом грозном авантюристе, казалось невозможным. Совсем еще молодым, он совершал подвиги такой безумной отваги, что даже его товарищам это казалось необычайным. Впрочем, экспедиция, предпринятая им теперь, была чуть ли не одной из самых безумных из всех возможных, – читатель вскоре сам сможет судить об этом.
– Добро пожаловать, братья, – сказал Лоран, – я счастлив, что вы со мной и что я могу полагаться на ваши храбрые сердца. Сегодня начинается борьба, которая неминуемо должна окончиться поражением наших противников. Только помните наш девиз: один за всех, и все за одного. Как скоро вы забудете его, мы погибли. У каждого своя роль в этом грозном представлении. Исполняйте ее, как я исполню свою, – без колебания, без уныния, и я ручаюсь вам за успех. Верите вы мне?
– Еще бы, брат! – ответил Данник, великан с бесстрастным лицом, но решительным взглядом. – Если мы здесь, то, значит, полагаемся на тебя.
– Хорошо сказано, мой храбрый исполин! Пью за ваше здоровье, братья, и пусть каждый принимается за свое дело! Кто мой камердинер?
– Я, надо полагать! Хотел бы я посмотреть, кто отнимет у меня мою должность! – со смехом ответил Мигель.
– Это правда. Приготовь мне выходной наряд. Когда Хосе приведет лошадей, оседлай шесть: одну – для меня, другую – для себя и четыре лошади для слуг. Шелковинка должен ехать со мной.
– Тогда надо оседлать семь лошадей.
– Действительно. Идите, братья, и не забывайте, что успех экспедиции зависит в большей степени от вас, чем от меня.
Буканьеры осушили свои стаканы и вышли, поочередно пожав руку капитану Лорану.
– Что ты теперь скажешь? – обратился Лоран после их ухода к Дрейфу.
– Скажу, что ты сущий черт. После этих слов все они дадут искрошить себя на куски за тебя.
– И я так думаю… Ты здесь уже целых три дня?
– Да, три дня.
– Так говори, что ты видел.
– Гм! Признаться, брат, не много утешительного.
– Так утешь меня своим рассказом!
– Ты все шутишь, Лоран, а ведь напрасно.
– Нисколько не шучу, а пытаюсь выудить из тебя сведения, и все тут.
– Ну, хорошо… Население города, не говоря об окрестных деревнях, доходит до шестидесяти тысяч душ.
– Не удивляюсь этому, торговля тут идет бойко. Дальше!
– Город обнесен стенами и большим глубоким рвом.
– Знаю, видел.
– А видел ли также двести орудий на валах?
– Видел пушки, но не считал их.
– А я считал.
– Верю тебе на слово, продолжай.
– Вход на рейд защищен четырьмя хорошо укрепленными фортами.
– Какое нам дело!
– Ничем пренебрегать не следует.
– Дальше что? Ты не упомянул еще о гарнизоне, ведь должен же он быть?
– Он и есть, брат.
– Я был уверен. А во сколько тысяч человек – пятнадцать или двадцать, надо думать?
Товарищ взглянул на него с таким наивным изумлением, что он засмеялся.
– Значит, двадцать пять?
– Нет, брат, – возразил Дрейф, – он в двенадцать тысяч, но и этого, по-моему, довольно.
– Плевое дело! Это же испанцы!
– Испанцы испанцами, однако они воевали во Фландрии под предводительством Фуэнтеса. Это храбрые, обстрелянные воины, которые будут драться как черти.
– Тем больше чести для нас, когда мы победим.