«Что за умница эта Ивона! – подумал он. – Она угадала!»
Посетители расселись у стола.
– Водку, табак и трубки, чтобы запастись терпением в ожидании завтрака, который ты нам подашь в «синей» комнате, – приказал один из них.
– Отчего же не здесь, любезный Монбар? – спросил другой.
– Оттого, господин д’Ожерон, – отвечал знаменитый флибустьер, – что нам нужно переговорить о важных делах, а через пару часов эта зала будет полна народу.
– Вы правы, капитан.
– Значит, хороший завтрак на пять человек, слышишь, Корник? Вывернись наизнанку, но смотри, чтобы все было честь по чести.
– Ивона сама приготовит завтрак, – ответил трактирщик.
– Ну, раз Ивона, – заметил, смеясь, Монбар, – то я спокоен.
В это время на улице послышался шум.
– А вот и шестой явился – я про него совсем позабыл. Принеси сперва что я требовал, а потом завтрак на шестерых, слышишь?
– Я прошу у вас час времени, капитан, чтобы все приготовить.
– Хорошо, ступай.
Новый товарищ, упомянутый Монбаром, вошел почти тотчас. Это был еще молодой человек с мужественными и выразительными чертами красивого лица, длинная черная борода опускалась на его широкую грудь. Молодой человек был высокого роста и хорошего сложения, а выпуклые мускулы указывали на его недюжинную силу.
Он был великолепно одет, шпага его висела сбоку на широком поясе, вышитом золотом, жемчугом и драгоценными камнями, на шляпе развевалось перо, а в левой руке молодой человек держал желеновское ружье.
Его обычная свита – две собаки и два кабана – следовала за ним. Животные шли, когда шел хозяин, и останавливались, когда он останавливался, при этом не спуская глаз с хозяина.
– Здравствуй, Медвежонок, старый товарищ! – воскликнули буканьеры.
К вошедшему немедленно протянулось пять рук.
– Здравствуйте, братья, – отвечал он, широко улыбаясь и протягивая друзьям обе руки, – здравствуйте, господин д’Ожерон, здравствуй, Монбар, здравствуй, Польтэ, здравствуй, Питриан, здравствуй, Пьер Легран!
– Добро пожаловать, капитан, – сказал д’Ожерон.
– Не опоздал ли я, братья?
– Мы сами только что пришли.
– Тем лучше! Представьте, я шел и немного замечтался на берегу…
– Думая о жене, – смеясь, договорил Монбар.
– Не стану отрицать, что без памяти люблю это кроткое небесное создание. Что ж тут странного, Монбар?
– Напротив, любезный друг, все вполне естественно, так как я и сам без ума от своей собственной жены.
– Рад слышать это, потому что боялся насмешек – признаться, они очень огорчили бы меня.
Тотчас послышались дружные возражения.
– Да вы нисколько и не опоздали, – заметил д’Ожерон. – Мы пришли не более пяти минут назад.
Между тем Медвежонок подсел к друзьям, а кабаны и собаки улеглись у его ног.
– Ваше здоровье! – сказал он, налив в стакан воды: при появлении Медвежонка трактирщик тотчас подал графин с водой, так как было известно, что этот капитан иного напитка не употреблял.
Буканьеры весело чокнулись с добрым товарищем, но их стаканы до краев были наполнены ромом.
Тем временем в комнату, словно золотая стрела, проник луч солнца.
В то же мгновение раздались звуки труб и барабанный бой, сливавшиеся с топотом большой толпы, которая смеялась, кричала и пела.
– Ваши приказания исполняются, Монбар, – сказал, улыбаясь, губернатор.
– Не только здесь, но и в Пор-Марго, в Леогане и на Тортуге – словом, везде, не так ли, Медвежонок?
– Чтобы избежать недоразумений, я сам передал кому нужно твои приказания.
– Сколько народу! – вскричал Пьер Легран, выглянув на улицу.
– Нам понадобится много людей, – заметил Медвежонок, кивнув.
– Да, дело будет жаркое.
– Но мы нанесем смертельный удар испанской торговле!
– Она не оправится и за несколько лет!
– Не слышно ли чего о Красавце Лоране? – спросил губернатор.
– Ровно ничего.
– Гм!
– Это и не удивительно, – заметил Монбар. – Чтобы высадиться на перешейке, Лорану следовало сперва подняться до широты мыса Горна, где крейсировал Дрейф, увидеться с ним и объяснить ему наш план, а потом уже вернуться назад. Путь не близкий. Заметьте, что он снялся с якоря второго января в Пор-де-Пе – правда, в тех морях это летняя пора, – а сейчас уже десятое марта.
– Положим, но…
– Лоран предвидел задержки и трудности предстоящего ему плавания, когда назначал десятое марта датой вербовки, если мы не получим от него предварительно известий. А вам известно, господин губернатор, что отсутствие вестей – уже прекрасная весть. Если бы Лоран потерпел неудачу, он уже давно вернулся бы сюда.
– Мне тоже так кажется, – подтвердил Медвежонок. – Я убежден, что Лорану удался его план; он человек необыкновенный, его самые безумные, казалось бы, предприятия всегда обдуманы с величайшей тщательностью, он никогда ничего не упускает из виду и почти не оставляет места случайностям.
– Знаю, все это знаю, но знаю также и то, что из всех предпринятых вами экспедиций эта – самая безумная, даже, можно сказать, сумасшедшая! Такая отчаянная смелость наводит на меня ужас, хотя испугать меня, сознайтесь, господа, совсем не легко.
– Мы ценим вашу храбрость по достоинству, – ответил Польтэ, – но вы забываете, что мы Береговые братья, то есть люди, для которых невозможного не существует. Опасность для нас – приманка, а экспедиция тем привлекательнее, чем серьезнее трудности, которые надо преодолеть.
– Согласен. Я умолкаю, ведь я сам разрешил вам эту смелую попытку, не брать же теперь свои слова назад.
– И поздно было бы, – вмешался Питриан, – вам должно быть известно, что я три дня назад вернулся с Ямайки.
– Нет, я не знал этого. Что же, успешно съездили?
– Вполне! При мне обязательство, подписанное Морганом, в силу которого он соглашается участвовать в экспедиции на равных правах в дележе добычи, принимает звание вице-адмирала под непосредственной командой Монбара и изъявляет готовность подписать договор, как скоро станет на рейде со своей эскадрой в Пор-де-Пе.
– Сколько у него судов?
– Семь: пять корветов, один фрегат и посыльное судно, а на них девятьсот человек экипажа, за каждого из которых он ручается, как за самого себя.
– Видите, господин губернатор, – сказал Медвежонок, – наши силы выражены в весьма приличных цифрах.
– Не спорю, и все же на каждого из нас приходится с добрый десяток противников.
– Плюгавых испанцев? Велика беда! – презрительно возразил Польтэ.
– К тому же, – прибавил Питриан, – поскольку я не знал, какие решения могли принять на совете после меня, то предупредил Моргана, что флот[32], вероятно, разделится на три эскадры и потребуется два вице-адмирала.
– Хорошо сделал, брат! – весело вскричал Монбар. – И что же он сказал на это?
– Нашел это вполне естественным.
– Ты славно распорядился, малый! Далеко пойдешь.
– Если меня не повесят, – возразил Питриан, смеясь. – Мать мне предсказывала это смолоду. Спасибо, Монбар, на добром слове.
Посмеявшись над шуткой Питриана, авантюристы сочли благоразумным переменить тему разговора и завести речь об отвлеченных предметах, поскольку в зале к этому времени уже появилось много посторонних.
В этот утренний час обыватели, слуги, ремесленники и прочий люд, перед тем как открыть свои лавочки или приняться за дневной труд, приходили пропустить рюмочку, поболтать о делах колонии или посплетничать о соседях, и каждый, проходя мимо стола, за которым сидели известные всем авантюристы, снимал шляпу и кланялся уважительно и дружелюбно, что свидетельствовало о том, как высоко ценили в городе этих скромных героев. Впрочем, им по большей части и были обязаны колонисты своим благоденствием.
Авантюристы и сам д’Ожерон отвечали на поклоны дружеским словом, улыбкой или рукопожатием.
Вскоре явился трактирщик с сообщением, что завтрак подан, и повел авантюристов в одну из комнат верхнего этажа. Дверь балкона, выходящего на море, была открыта. Рядом был стол, весь уставленный аппетитными кушаньями и бутылками с разнообразными напитками.
– Сядем, господа, – весело сказал д’Ожерон, – сегодня, с вашего позволения, я хозяин. Надеюсь, вы окажете честь предложенному вам скромному завтраку.
– С удовольствием и признательностью, господин д’Ожерон, – ответил Монбар от имени всех.
Усевшись за стол, авантюристы принялись поглощать завтрак с быстротой, с которой обычно удовлетворяют свои физические потребности люди, которым некогда болтать.
Звенели стаканы, и бутылки опорожнялись в считаные мгновения, так, что весело было смотреть.
Только Медвежонок, по своему обыкновению, пил воду, что не мешало ему быть веселым. Со своими четвероногими друзьями, скромно улегшимися у его ног, он не забывал делиться по-братски всеми угощениями, которые поочередно появлялись на его тарелке.
Авантюристы привыкли видеть Медвежонка неразлучным с его собаками и кабанами, они предоставили ему право вести себя так, как он считал нужным, и совершенно не обращали внимания на его причуды. Его манера держать себя казалась авантюристам естественной: они любили и уважали Медвежонка, все знали, сколько он выстрадал и с каким мужеством вынес горькие испытания, выпавшие на его долю. Знаменитого авантюриста уважали не только все присутствующие, но и все Береговые братья.
Сидя за столом, флибустьеры могли наблюдать восхитительный вид: прямо напротив дома был порт, вдали раскинулось море, которое сливалось на горизонте с небосклоном, направо черной точкой виднелся Акулий утес, известный всем по истории флибустьерства, налево тянулись гористые, поросшие лесом берега Черепашьего острова, колыбели грозного Берегового братства.
Утренний ветерок вызывал легкую рябь на поверхности моря, и каждая волна, отражая в себе солнечные лучи, горела, как алмазное украшение.
На судах всех видов и размеров, стоявших на якоре в гавани и пришвартованных к пристани, сушили паруса или возились со снастями, словом, исполняли ежедневные обязанности по боцманскому свистку или под грустное монотонное пение матросов.