– Признаться, нет.
– Двенадцать тысяч человек!
– Только-то? Я полагал, он больше! Согласитесь, весьма неосторожно со стороны испанцев держать такой незначительный гарнизон в таком важном пункте.
Монбар говорил так спокойно и уверенно, что д’Ожерон, привыкший ничему не удивляться, имея дело с подобными людьми, был совершенно озадачен.
– Наконец, знаете ли вы, – продолжал губернатор после минутной паузы, – что это за люди, из которых состоит гарнизон?
– Солдаты, полагаю.
– Само собой разумеется, но это остатки старых испанских войск, прославившихся во Фландрии как лучшая пехота во всей Европе! Эти не бросятся бежать. Надо будет убить их всех до последнего, чтобы выйти победителем.
– И убьем, будьте спокойны! Ей-богу! Я искренне вам признателен, последнее сведение – самое лучшее. Мы встретим достойного противника, и это приводит меня в восторг. Еще раз спасибо вам, господин д’Ожерон.
В это мгновение, как бы для того, чтобы придать больше выразительности речи флибустьера, словно громовой удар, грянул залп из нескольких орудий, и за ним последовало еще несколько залпов.
– Что это? – вскричал губернатор с изумлением.
Авантюристы бросились на балкон.
Несколько судов, и первое из них с поднятым на грот-брам-стеньге брейд-вымпелом, входили в порт и салютовали городу на пути к месту якорной стоянки под защитой форта, который отвечал на их салют залпом из всех орудий.
– Это Морган! – вскричали флибустьеры с восторгом.
Глава ХФлибустьерский флот снимается с якоря
Действительно, это был Морган.
Верный слову, данному Питриану, он спешил присоединиться к флибустьерскому флоту.
Семь его отлично вооруженных судов входили в эту минуту в Пор-де-Пе.
Поразительное зрелище представляла собой эта маленькая эскадра, с завидной четкостью и точностью производившая необходимые маневры, направляясь к якорной стоянке под прикрытием форта.
Пор-де-Пе ликовал. Все население высыпало на берег и приветствовало вновь прибывших радостными криками и рукоплесканиями.
Как только английские суда бросили якорь и взяли на гитовы паруса, от адмиральского судна отчалила шлюпка и направилась к берегу.
В шлюпке находились Морган и главные лица его штаба.
Когда шлюпка причалила к пристани, Морган и его товарищи были встречены Монбаром и другими предводителями флибустьеров. Дружески поздоровавшись, флибустьеры все вместе направились к дому губернатора, окруженные толпой, провожавшей их восторженными криками.
Моргану в это время было тридцать восемь лет. Роста он был высокого, сложения крепкого, весь его облик дышал решимостью, а привычка командовать придала его лицу отпечаток холодной, суровой, неумолимой надменности.
Сын бедного крестьянина из Валлийской Англии, он почти ребенком бежал из родительского дома и попал на Барбадос, где тотчас же сделался корсаром и уже более не сходил с этого поприща. Смелость, упорство, сметливость и везение во всех предприятиях сделали его знаменитым.
Слава его почти равнялась громкой славе Монбара, Красавца Лорана и двух-трех других известных флибустьерских капитанов.
Список смелых нападений Моргана на испанцев был длинен, имя англичанина наводило на неприятеля несказанный ужас, а его жестокость и алчность вошли в поговорку.
Это был настоящий живодер и грабитель. Впрочем, он нисколько этого и не скрывал, хвастаясь своим жестоким обращением с несчастными безоружными жертвами. Ему безразличны были и пол, и возраст. Под благородной внешностью мнимого дворянина скрывался кровожадный, безжалостный человек.
Гранада, Санта-Каталина, Пуэрто-дель-Принсипе, Маракайбо, Картахена, Пуэрто-Бельо поочередно были взяты, сожжены и разграблены им, он даже пытался врасплох захватить Панаму, но атака была отражена, правда с громадными потерями.
Надежда на внушительный куш побудила его с радостью принять предложение Монбара, несмотря на отведенную ему второстепенную роль и необходимость самому повиноваться, вместо того чтобы командовать экспедицией.
Но злопамятный англичанин замышлял единолично овладеть когда-нибудь городом, несметные богатства которого пробуждали в нем сильнейшую жажду наживы.
Замысел этот он привел в исполнение спустя два года, то есть в 1670 году. Теперь же Морган соглашался стать под команду Монбара только потому, что намерен был во время экспедиции собрать сведения, полезные ему для того времени, когда он вернется в одиночку повторить это дерзкое нападение.
Впрочем, что бы ни замышлял в будущем знаменитый авантюрист, он не мог бы оказаться на Санто-Доминго при более благоприятных обстоятельствах.
Ровно в двенадцать часов началась вербовка, и флот, по всей вероятности, должен был сняться с якоря спустя несколько дней.
Было десять, когда Береговые братья вошли в губернаторский дом.
Д’Ожерон принял их со свойственным ему добродушным гостеприимством. Он распорядился, чтобы подали закуску с обычным приложением трубок и табака, и после обмена первыми любезными приветствиями все приступили к обсуждению главного вопроса.
Чтобы не повторять всего сказанного, я изложу в нескольких словах решения, окончательно принятые и утвержденные на этом собрании, ставшем, строго говоря, не чем иным, как военным советом.
Флот, состоявший из семидесяти двух судов, был разделен на три эскадры, по двадцать четыре судна каждая.
Во главе первой был поставлен избранный в вице-адмиралы Медвежонок Железная Голова вместе с капитаном Питрианом, который был назначен его помощником. Во главе второй – вице-адмирал Генри Морган с Дрейком, и во главе третьей – Пьер Легран с Филиппом д’Ожероном в качестве помощника.
Выбрали еще шесть контр-адмиралов, по два на каждую эскадру.
Для первой – Польтэ и Давида, для второй – Льюиса Шотландца и Рока Бразильца, и на третью эскадру – Пьера Прямого и Александра Железная Рука.
Монбар, как командир экспедиции, выбрал себе в адъютанты Красавца Лорана, Олоне, Бартелеми, Дрейфа и Мигеля Баска, которые находились пока в отсутствии, но должны были примкнуть к товарищам, как только произойдет высадка на берег.
Все французские суда будут идти под флибустьерским трехцветным флагом: голубое с белым и красным.
Морган, разумеется, поднимет английский флаг. Цвета вымпелов назначались: красный для главнокомандующего, белый для вице-адмиралов и голубой для контр-адмиралов.
Высший совет, под председательством главнокомандующего, на время экспедиции состоял из вице- и контр-адмиралов и адъютантов главнокомандующего, каждый из которых сам являлся командующим экспедицией и потому считался по своему положению равным вице-адмиралам.
Все решения высшего совета должны были исполняться беспрекословно, под страхом смертной казни для ослушников, какое бы звание они ни имели.
Таковы были решения, единодушно принятые на военном совете, состоявшемся в доме у губернатора д’Ожерона.
Этот немного необычный договор, заключенный между предводителями не менее необычной экспедиции, был составлен Оливье Эксмелином[33], секретарем губернатора, который впоследствии написал историю авантюристов с Тортуги.
По прочтении этого акта все присутствующие подписались за себя и за тех, кто отсутствовал по какой-либо причине. После этого к документу приложили губернаторскую печать, и он был приобщен к правительственному архиву, а копию вручили Монбару.
Было около полудня, когда заседание совета кончилось и члены его немедленно отправились в гостиницу «Лосось», куда были созваны для вербовки Береговые братья.
Из всего сказанного становится ясно, что никогда ранее флибустьерская экспедиция не соединяла более громких имен. В ней участвовали самые знаменитые Береговые братья.
В глубине большой гостиничной залы были установлены широкие подмостки. На этом возвышении, покрытом ковром, стояли кресла для губернатора и главных предводителей экспедиции. По обе стороны от подмостков стояли два стола, за которыми сидели секретари и вели запись добровольцев.
Двери и окна гостиницы были отворены, и толпа, которая теснилась вокруг и, разумеется, не могла попасть внутрь, тем не менее видела все, что происходит.
Монбар, д’Ожерон, Морган и прочие флибустьеры устроились на возвышении.
Пробило двенадцать.
Секретари громко стукнули два раза рукоятками кинжалов о стол. Огромная толпа народа, беспорядочно двигавшаяся вокруг дома с глухим взволнованным ропотом, замерла неподвижно, точно волны разъяренного моря, в одно мгновение усмиренные всесильным словом разгневанного Нептуна.
Воцарилась мертвая тишина.
Монбар встал, любезно раскланялся и произнес длинную речь.
Повторять ее здесь нет необходимости, заметим только, что она весьма воодушевила авантюристов, затронув их самые живые интересы.
Потом были зачитаны общий договор и решение военного совета относительно выбора предводителей.
– Нет ли у кого-нибудь возражений против общего договора? – спросил Монбар.
– Нет, нет! – загудела толпа.
– Вы согласны подписать его?
– Согласны, согласны! – вскричали в один голос флибустьеры.
– Клянетесь вы подчиняться ему?
– Клянемся! Да здравствует Монбар! Да здравствует Морган!
– Хорошо! Одобряете ли вы назначения военного совета?
– Одобряем!
– Признаете вы командирами тех, кого избрал совет?
– Признаем!
– Клянетесь повиноваться им во всем, что они прикажут, исходя из интересов экспедиции?
– Клянемся, клянемся!
– Извините, адмирал, – почтительно обратился к Монбару один из флибустьеров, выступив вперед, – могу ли я задать вопрос?
– Говори, брат, ты имеешь полное право спрашивать меня: пока договор тобой еще не подписан, мы с тобой равны.
– Вы не открыли нам цели экспедиции.
– Цель эта не может и не должна быть открыта здесь: испанцы подсылают к нам такое множество шпионов, что выдать наши намерения означало бы предупредить их заблаговременно.