тью, это действительно невозможно.
– Тогда поговорим, согласны?
– Согласна, почему же нет?
– Вы меня любите, донья Флора?
– А вы сомневаетесь?
– Сохрани Бог! Верю, глубоко верю!
– Так что же?
– Да то, что моя любовь может и должна, я уверен, идти открытым путем, ведь она честна и благородна!.. Отчего вы не хотите разрешить мне просить вашей руки у дона Хесуса?
Девушка грустно улыбнулась и ответила:
– Еще не время.
– Не время?! Чего же вы боитесь? Вы думаете, что мое предложение будет отвергнуто?
– Не думаю.
– Быть может, ваш отец, что вероятно, связан словом с доном Пабло Сандовалем…
– Я не люблю капитана, ведь вы же знаете это, дон Фернандо. Да и отец до сих пор лишь смутно намекал на такой союз.
– Однако дон Хесус может вынудить вас согласиться на брак.
– Когда я скажу отцу, что не люблю того, за кого он хочет выдать меня замуж, он наверняка возьмет свое слово назад и заставлять меня не станет.
– Насколько я могу понять из ваших слов, препятствие заключается именно во мне?
– Может быть, – покачала головой девушка.
– Ваш отец, вероятно, находит, что я не слишком хорошего рода и недостаточно богат? И поэтому он не хочет удостоить меня вашей крошечной ручки, моя дорогая донья Флора, – сказал молодой человек с оттенком досады.
– Опять ошибаетесь, дон Фернандо. Мой отец пришел бы в восторг, если бы подозревал, что вы ухаживаете за мной и просите моей руки.
– Тогда я отказываюсь понимать что-либо! Откуда же тогда берутся эти препятствия для моего счастья?
– От вас, от одного только вас, дон Фернандо, – ответила она с грустью.
– От меня?! О! Вы будто нарочно терзаете мое сердце, донья Флора!
– О, дон Фернандо!
– Простите, донья Флора, простите, я сам не знаю, что говорю! Сжальтесь надо мной, я с ума схожу, одно слово, одно-единственное, умоляю вас, чтобы я знал, чего мне остерегаться, на что надеяться.
– Увы, дон Фернандо! Это слово жжет мне сердце, оно срывается у меня с губ, но…
– Что же?
– Я не могу произнести его.
– Опять!..
– Увы!
– О господи! Что же делать?
– Я говорила вам, мой друг: ждать!
– Еще ждать!
– Так надо.
– Но сколько еще?!
– Неужели мне, женщине, надо подавать вам пример мужества, дон Фернандо?
– Но я нуждаюсь не в мужестве! – с нетерпением вскричал молодой человек.
– Не в мужестве. В вере! – прошептала она с грустью.
Это слово заставило его опомниться.
– Ах, Флора, моя возлюбленная Флора! – сказал он тоном нежной укоризны. – Что же я сделал, что вы говорите мне подобные вещи?
– Я страдаю, Фернандо, меня терзает ваша неблагодарность, ваше ослепление, а вы словно удовольствие находите в том, чтобы я страдала еще сильнее.
– Вы страдаете, Флора?
– Оставим это, друг мой, еще не время открыть вам глубокую рану сердца – увы, целиком принадлежащего вам!
– Разве я не могу требовать своей доли в ваших страданиях?
– Нет! Есть глубины, в которые вам проникать еще рано, есть тайны, которые принадлежат не мне одной.
– Кажется, я понимаю…
– Друг мой, – с живостью перебила она, – поверьте, вы ничего не понимаете.
Наступила минута молчания.
Общество во главе с губернатором и капитаном, который вел под руку донью Линду, возвращалось теперь на верхнюю палубу после подробного осмотра внутреннего устройства судна.
– Послушайте, Фернандо, – вдруг заговорила донья Флора с дрожью волнения в голосе, – нам остается всего несколько минут разговора наедине. Я воспользуюсь ими, чтобы обратиться к вам с просьбой.
– Ваша просьба для меня приказ, моя дорогая.
– Правда?
– Клянусь честью!
– Я полагаюсь на ваше слово.
– Прекрасно, говорите же!
– Дорогой Фернандо, я прошу у вас три дня.
– Три дня?
– Да, разве это много?
– Три дня на что, Флора?
– Чтобы открыть вам все.
– И вы обещаете?
– Клянусь, Фернандо!
– Благодарю, Флора, вы меня воскрешаете!
– Так вы согласны на условие?
– О! С радостью.
– Вот вам моя рука.
Дон Фернандо с восторгом поцеловал крошечную ручку и надолго задержал ее в своих руках, но девушка не противилась этому.
– Теперь ни слова более, мы уже не одни, – прибавила она с очаровательной улыбкой.
– Но как же мне вас увидеть?
– Не беспокойтесь, я дам вам знать.
В эту минуту к ним подошла донья Линда, и разговор был прерван.
Надо признать, что женщины одарены каким-то ясновидением. Они удивительным образом угадывают час и минуту, когда необходимо подоспеть на помощь подруге или нанести сопернице решительный удар.
Поглощенные своей любовью, уединившись от окружающих и сосредоточившись на самих себе, дон Фернандо и донья Флора вели разговор, чрезвычайно для них занимательный, отрывки которого мы привели выше. Они и не заметили, что внимание гостей, продолжительное время поглощенное диковинками, которые командир корвета не без гордости выставлял напоказ, теперь ничем не занято и с большой вероятностью будет обращено на них. К счастью, донья Линда издали присматривала за своей подругой. Она бросила капитана Сандоваля, даже не извинившись, подбежала к влюбленным и со смехом встала между ними.
– Просто прелесть! – вскричала она своим серебристым голосом. – Этот корвет содержится на славу! Что скажете, граф?
– То же самое, сеньорита, – бессовестно солгал дон Фернандо, почтительно кланяясь, – я имел честь слышать это сейчас от доньи Флоры.
– Неужели! – воскликнула девушка. – Это правда, дорогая?
– Правда, – ответила донья Флора, слегка пожимая ей руку.
– Теперь мне все понятно! – вскричала озорница, не переставая смеяться. – Впрочем, я глядела на вас издали, и вы оба казались очень занятыми разговором.
– Злюка! – прошептала донья Флора, вспыхнув.
– Клянусь, сеньорита…
– К чему клятвы, граф! – перебила донья Линда с живостью. – Поберегите их для лучшего случая. Мне достаточно и простого слова.
– Вы ангел! – ответил он с легким поклоном.
– Не ошибаетесь? Кто знает, быть может, я демон?
– Скорее, и то и другое, сеньорита.
– Как вы объясните это?
– Очень легко. Вы ангел по сердцу и красоте.
– Прекрасно… а демон я по чему?
– По уму.
– Вот ловкое объяснение, за которое я вам очень благодарна, сеньор дон Фернандо, и свою признательность скоро докажу на деле.
– Сеньорита!
– Почему же нет? Я принимаю живое участие во влюбленных, – продолжала она, понизив голос, – в них всегда есть что-то наивное, трогающее мое сердце. Я взяла вас обоих под свое покровительство.
– Не знаю, что сказать…
– Не отпирайтесь, граф. Флора мне все сказала, у нее нет тайн от меня.
– А вы откровенны с ней?
– Единственная тайна женщины – это любовь, я же никого не люблю.
– Никого не любите?
– Кроме вас, быть может, – произнесла она насмешливо, – кого же иначе прикажете мне здесь любить? Вы любите мою подругу и потому, конечно, – засмеялась она, – должны иметь для меня заманчивость запрещенного плода. Но я не ревнива и не любопытна. Если бы вместо нашей прародительницы в раю оказалась я, клянусь вам, я не съела бы яблока!
– И для всего человечества это было бы величайшим несчастьем.
– Почему же?
– Мы не знали бы любви!
– Опять хороший ответ… но любовь – благо ли это?
– И благо, и бедствие, но, в общем, страсть благородная, великодушная, которая открывает в сердце все могущество вложенных в него жизненных сил и делает его способным на великие и геройские подвиги.
– Или ужаснейшие злодеяния, – возразила донья Линда насмешливо, – не так ли, сеньор?
– Вы позволите мне, сеньорита, не участвовать в дальнейших прениях по этому поводу? Иначе мы никогда не договоримся.
– Я тоже так думаю, не сердитесь на меня, граф… А вот и благородный вельможа, отец которого был мясником в Пуэрто-Санта-Мария, сеньор дон Пабло Сандоваль соизволит наконец пройти в столовую. Пожалуйста, будьте нашим кавалером, в награду за такую любезность мы посадим вас за столом между нами. Когда вам наскучит правая соседка, обратитесь к левой, со стороны сердца, чтобы легче было выносить скуку.
– Как бы я любила тебя, если бы ты не дразнила меня так безжалостно! – улыбаясь, вскричала донья Флора.
– Уж не жалуешься ли ты, чего доброго? Я добровольно вызываюсь в покровительницы, охраняю, а на меня изволят гневаться! Да ты просто неблагодарная! – И девушка снова разразилась хохотом.
Завершив осмотр корвета, губернатор похвалил экипаж, но особенно он порадовал матросов тем, что передал боцману крупную сумму для раздачи ее всем поровну.
Щедрость эта вызвала оглушительные крики: «Да здравствует губернатор!» – крики, приятно щекотавшие ухо достойного сановника.
Капитан подал знак, и на корвете не осталось и следов тревоги, все опять приняло свой обычный вид.
Затем дон Пабло Сандоваль пригласил своих гостей пройти в столовую, где их ждал завтрак.
Радушное приглашение вызвало общую радость: было за полдень, и все чувствовали голод.
Девушки действовали так ловко, что сумели, согласно обещанию доньи Линды, посадить дона Фернандо между собой, к тайному неудовольствию дона Пабло, который собирался посадить губернатора по правую руку от себя, а графа – по левую. Но тут женская воля взяла верх, и капитану пришлось довольствоваться, при большом сожалении, соседством дона Хесуса Ордоньеса.
Но в этом неудовольствии дона Пабло не было и малейшей тени ревности. Ему даже в голову не приходило, что граф может быть его соперником, – правда, надо сказать, что его чувство к очаровательной невесте отличалось крайней умеренностью: женитьба для дона Пабло была просто выгодным делом, его будущий тесть имел большое состояние и давал за дочерью великолепное приданое, больше капитану нечего было и желать. Кроме того, девушка славилась своей красотой, что очень льстило самолюбию капитана. Но будь она страшна как смертный грех, это нисколько не изменило бы его намерения жениться.