– Ну так что же?
– Никогда я не мог предположить, чтобы нам пришлось выслушивать их упреки. Но после того, что произошло между вами, я поступил бы как последний осел, если бы не изменил своего распоряжения. Это грозит нам не только большими затруднениями, но и крахом всех наших планов. Напротив, теперь я отдам приказание не спускать глаз с отца Санчеса, если он захочет пробраться в город.
Флибустьер покачал головой и сказал с грустной улыбкой:
– Друг мой, не отменяй ничего из первоначальных распоряжений.
– Как! Вы не хотите? – изумился индеец.
– Тебя удивляют мои слова и подобная просьба? – с горечью заметил молодой человек.
– Признаться, – пробормотал Хосе, – я совсем не понимаю такого странного решения.
– Действительно, оно странно, и даже очень. Но послушай меня, друг. Монбару дали прозвище Губитель, меня называют бичом Америки. Мы оба стремимся к одной цели – неумолимому мщению испанцам, хоть и по разным причинам: Монбар – из безграничной жалости к несчастным индейцам, беспощадно приносимым в жертву свирепыми тиранами, я – из ненависти ко всему испанскому народу, причина этого тебе известна. Но признаюсь, слова святого мужа, словно огненная стрела, проникли мне в сердце. Оно дрогнуло, голова пошла кругом от нахлынувших мыслей, сомнение закралось в мою душу.
– Сомнение?
– Да, сомнение, мой друг. Я спрашиваю себя, имел ли я право поступать так, как поступал. Мстя за свою бедную мать и несчастье всех родных, пострадавших по вине одного человека, не поддался ли я кровожадным наклонностям, которые были у меня с рождения? Я хотел бы убедиться, ангел или дьявол вселил в мое сердце эту ненависть. Если я действительно орудие воли Господней, ничто не восстанет против меня и не остановит моей карающей руки. Если же, напротив, я только повинуюсь внушениям демона и поддаюсь злым наклонностям – о! – тогда Бог поразит меня и я паду, благоговея пред Его правосудием.
Индеец смотрел на молодого человека с нескрываемым удивлением.
– О, как это благородно! – прошептал он.
– Нет, только справедливо, – холодно возразил Лоран, – вероятно, Господь внушил мне эту мысль, чтобы выразить свою волю. Не станем же пытаться идти наперекор воле Божьей. Он высшая благость, как и неумолимое правосудие. Предоставим тем, на кого мы готовимся напасть, этот последний шанс к спасению. Если отец Санчес покинет асиенду и направится к Панаме, не задерживай его, пусть он будет волен поступать, как ему заблагорассудится. Не помогай ему, но и не чини преград.
– Но если отец Санчес предупредит испанцев об угрожающей им страшной опасности, они примут меры. Силы их значительны, войско состоит из опытных и храбрых солдат.
– Ну и что же? Кого Господь хочет покарать, у того Он отнимает разум. Разве тебе самому это не известно? Если суждено свыше, чтобы они погибли, то помогут ли им их крепости, их оружие, их войско? Ничуть не помогут. Один Господь всемогущ, Его никто не одолеет. Согласен ты исполнить мою просьбу?
– Разве не предан я вам душой и телом, капитан? Ваша просьба для меня приказ. Клянусь повиноваться вашей воле.
– Благодарю! Больше мне сказать нечего. Теперь, друг мой, я больше не удерживаю тебя. Иди.
– По крайней мере, дайте себе отдых.
– Обещаю тебе это. Я и сам понимаю, что мне необходимо успокоиться. До свидания.
Индеец вышел.
– Как Бог даст! – прошептал Лоран.
Он бросился на кровать не раздеваясь и вскоре заснул крепким сном.
Незадолго до восьми часов слуги графа, уже на лошадях и полностью готовые к отъезду, выстроились в образцовом порядке во дворе асиенды.
Шелковинка держал под уздцы лошадь своего господина. Мигель Баск, неподвижный, как бронзовая статуя, стоял во главе небольшого отряда.
На прелестных личиках доньи Флоры и ее подруги, выглядывавших из окна, сквозило любопытство.
Раздался шум шагов и звон шпор, и на крыльце появился капитан, сопровождаемый доном Хесусом Ордоньесом.
На прекрасном лице Лорана не было заметно и следа страшных душевных потрясений прошедшей ночи. Он был спокоен и бодр, хотя и немного бледен. Великолепный наряд еще больше подчеркивал его красоту.
Он почтительно поклонился девушкам.
– Сеньориты, я и не смел надеяться на такое счастье, – любезно обратился он к молодым особам, – ваше присутствие служит для меня счастливым предзнаменованием.
– Мы будем молиться, чтобы оно не оказалось обманчивым, – с кроткой улыбкой ответила донья Флора.
– И за ваше скорое возвращение, – многозначительно прибавила донья Линда.
– Я подожду вас здесь, чтобы вместе вернуться в Панаму, – сказал в свою очередь асиендадо.
– Решено, сеньор… Впрочем, я не задержусь в Чагресе ни на минуту дольше, чем этого потребует необходимость. Дня четыре, самое большее – пять.
– У нас впереди останется целых три дня. Это даже больше, чем требуется.
– Только будьте готовы.
– Даю вам слово.
– Хорошо. Мне пора ехать, до свидания, сеньор дон Хесус.
– Не смею задерживать вас дольше, время не терпит. Доброго пути, граф.
– Благодарю, дон Хесус. Надеюсь, что он будет действительно добрым.
Лоран мигом вскочил в седло и поклонился дамам:
– Молитесь за путешественника, сеньориты.
– Уезжайте, сеньор, чтобы поскорее вернуться, – весело напутствовала его донья Линда.
– До скорого свидания, – прошептала донья Флора, выпустив из руки носовой платок, на лету подхваченный Лораном.
– Я буду бережно хранить этот талисман, – обратился к ней капитан, – и возвращу его вам, когда вернусь.
Раскланявшись в последний раз, он умчался во весь опор. Следом удалились и его слуги.
– Заранее сочувствую тем, кому придет в голову несчастная мысль напасть на него, – пробормотал себе под нос асиендадо. – Какой лихой наездник!
После этого небезосновательного заключения он вернулся в дом.
Флибустьеры торопились. Они радовались в душе, что наконец увидят старых товарищей, с которыми так давно расстались, и что могут сбросить с себя чужую личину, тяготившую их: пить, распевать песни, говорить открыто, не опасаясь ненавистного взгляда какого-нибудь шпиона, спрятавшегося в кустах.
Особенно радовался Мигель Баск, который терпеть не мог твердую землю, годную, по его мнению, лишь на то, чтобы выращивать на ней овощи. Он хохотал во всю глотку при одной только мысли о том, какое славное предстоит им приключение.
Но как же все жестоко ошибались в своих предположениях. То, что ожидало флибустьеров, не имело ничего общего с их радужными мечтаниями.
Вот уже минут двадцать Береговые братья летели вскачь. Асиенда уже давно пропала из виду. Они въехали в ущелье между двумя высокими горами, когда увидели человек десять краснокожих воинов, скакавших к ним навстречу.
Это были индейцы валла-ваоэ, все вооруженные ружьями, как с удовольствием отметили про себя флибустьеры, опознавшие те самые ружья, которые сами же отдали Хосе несколько дней тому назад.
Сам Хосе в своем самом богатом боевом наряде, вооруженный точно так же, как и его спутники, ехал в нескольких шагах впереди этого небольшого отряда.
Узнав друг друга, обе группы смешались, и вскоре завязалась дружеская беседа.
– Приветствую тебя, Хосе, – сказал Лоран, – не ожидал встретиться с тобой так скоро, мой друг.
– Мы находимся на том самом месте, где нам нужно было встретиться, – заметил Хосе, ответив на поклон капитана, – в конце этого ущелья дорога разветвляется на две. Одна уходит вправо, в сторону Чагреса, а другая круто сворачивает влево, к реке Сан-Хуан, куда мы и направляемся.
– Когда мы прибудем на место?
– Мы на полпути. Минут через двадцать мы уже достигнем места якорной стоянки флота.
– Что нового?
– Насколько мне известно, нет никаких новостей. Вот только повесили двух испанских шпионов.
– Невелика беда. Нет ли у тебя вестей о доне Санчесе?
– Никаких, а у вас?
– Я не видел его, его не было при нашем отъезде с асиенды.
– Похоже, он что-то замышляет.
– Ты полагаешь? Не думаю. Отец Санчес может попытаться разжалобить меня и мольбами спасти презренных испанцев от мести. Но выдать экспедицию губернатору Панамы – совсем иное дело. Между этими намерениями лежит бездна.
– Что-то я не очень хорошо улавливаю смысл ваших слов. О чем вы?
– А ведь все очень просто, мой друг. Отец Санчес, так сказать, член нашего семейства. Он воспитывал мою мать и тетку, присутствовал при моем рождении и любит меня безграничной любовью. Он оказался перед тяжелым выбором: пожертвовать спасением города из любви ко мне или же поступиться своей привязанностью ради весьма сомнительной перспективы спасения города. Отец Санчес не может быть уверен в спасении города, если б даже он и предупредил испанцев. А меня, которого любит как сына, он погубил бы неминуемо без пользы для людей, к которым в глубине души питает очень мало сочувствия. Понимаешь теперь?
– Конечно понимаю, капитан, и согласен, что положение отца Санчеса чрезвычайно затруднительно.
– Одному Богу известно, как он поступит. Я предоставляю ему полную свободу действий.
Отряд проезжал теперь через довольно густой лесок.
– Вот мы уже почти у цели. Минут через десять приедем.
Едва Хосе произнес эти слова, как громкое «Кто идет?» раздалось в нескольких шагах от них.
– Береговой брат Красавец Лоран! – немедленно ответил капитан.
Из кустарника вышел человек.
– И вправду, черт меня побери с руками и ногами! – весело вскричал флибустьер. – Я уж думал, что ослышался. Добро пожаловать, капитан.
– Здравствуй, Питриан, дружище! Уж не на часах ли ты, чего доброго?
– Я-то? Вздор какой! Просто гуляю, ожидая вас. Мне послышался подозрительный шорох, вот я и крикнул: «Кто идет?» – черт меня побери с руками и с ногами! Какая мне выпала удача встретить вас первым! – И Питриан со всех ног пустился бежать, оставив капитана в полном недоумении.
– Куда его понесла нелегкая? – расхохотался Лоран. – Какая муха его укусила?